Снова сомнения колыхнулись в Берте.

– Корешей у тебя полно, – сказал он, – а вытаскиваешь ты только Гаса… И меня вот…

Рикер внимательно посмотрел на Ловца и усмехнулся. Качнул головой и тронул пальцем серьгу в ухе.

– На тебя посмотреть, – продолжил Берт, – ты б и из казармы бежал так же легко, как щука из дырявой сети… А ты – похода дожидался.

– Ну и странный ты, друган… – с удивлением в голосе проговорил Рикер. – Ей-богу странный. Недоверчивый. Из какой глухомани ты вылез, а? Про Альберта Гендера, Ловца Теней из Карвада, слыхом не слыхивал. А мое имя неужели тебе не знакомо?

Такого Берт не ожидал.

– Н-не знакомо… – запнувшись, ответил он. – Я ведь не здешний… Имя-то не знакомо, а вот лицо…

– То-то я и смотрю, – снова усмехнулся Рикер. – Что не здешний. Да и я не здешний. Мы с корешами западнее по побережью промышляли. Две сотни человек подо мной ходило. Купчишек резали как кур. Год, а то и больше отряды стражи за нами гонялись, стены каждого дома облепили моими деревяшками с мордой моей намалеванной да обещанной наградой в сотню золотых за поимку живьем. А месяца три назад упекли-таки нас в руимскую каталажку. Ждали мы плахи да виселицы, а тут вытащили нас из застенок, да сразу в казармы. Чего мне бежать из казармы, если в Руиме харю мою каждая собака знает? Понял теперь? Еще Вопросы будут?

Деревяшки с намалеванной мордой! Вот теперь Берт вспомнил, где мог видеть Рикера! На стене припортовой улочки, когда шел следом за одноногим Другом с попугаем на плече! У Ловца отлегло от сердца. Теперь все ясно и понятно. Почти…

– А кореша твои? – спросил Берт. – Они-то остались там! А ты только Гаса с собой прихватил и меня… Зачем-то, – хотел прибавить он, но не стал этого делать.

– Гас, – хмыкнул Рикер, хлопнув сутулого по плечу. – Старина Гас! Что ж ты думаешь, я себе набирал ребят, которых в драке с одного удара вырубить можно? С Гасом я только в казарме и познакомился. А за моих корешей не беспокойся. Они сами о себе позаботятся. А те, кто не сумеет… Да мне такие и не нужны. Понятно?

– Вполне, – кивнул Берт.

– Они деру дадут, пока битва не начнется, успеют. По одиночке растворятся в темноте. Зачем же нам для бегства толпой собираться?..

Рикер что-то хотел еще сказать, как вдруг замер, подняв палец. Испуганно дернулся Гас.

– Ого, – проговорил Двуносый. – Кажись, припоздали мы. Начинается…

– Что начинается? – спросил Ловец, но тут и сам услышал – нарастающий грохот, будто отзвук приближающегося камнепада, шум завязавшейся и крепнущей битвы.

Трое ратников в кожаных доспехах, вооруженных бронзовыми мечами и длинными луками, подстегнули скакунов. Легконогие лошадки взбежали по горной тропе на пологий горный склон. Один из ратников, закончив подъем, обернулся назад и прислушался: лязг доспехов, усталая ругань и натужное лошадиное ржание затихли за его спиной. Еще несколько минут есть у ратников, пока гвардейские всадники на своих битюгах, закованных в железо, словно чудовищные жуки, достигнут вершины.

Он поспешно вытащил из-за пояса факел и запалил его. Пламя, выстрелив искрами, метнулось вверх, и тотчас справа и слева вспыхнули и заметались меж камнями еще три факельных отсвета. Ратник напряженно улыбнулся. Значит, его соплеменники, ведущие императорских воинов из долины по другим тропам, не отстали.

Во тьме послышались шаги – те, кому предназначался условный сигнал, увидели его. Ратник спешился, спешились и трое его товарищей. Вышедший к ним из-под полога мрака человек был облачен в кольчугу, в руках держал обнаженный двуручный меч. Лицо его, покрытое причудливым узором татуировки, было неподвижным, будто камень. Справа и слева от татуированного безмолвно остановились четверо в пурпурных накидках городской стражи Руима. И эти четверо держали в руках мечи, но не такие, как у татуированного, – короткие и толстые.

– Сделано, – сказал ратник татуированному. – Гвардейцы ваши. Бейте их по одному, это будет легко. Как договаривались.

– Как договаривались, – эхом отозвался татуированный и внезапным взмахом тяжелого двуручника раскроил ратнику голову.

Двое в кожаных доспехах не успели даже изумленно вскрикнуть. Руимские стражники кинулись на них, точно псы на кошек. Короткие мечи в одно мгновение иссекли кожаные панцири в кровавые лохмотья.

– Убрать! – приказал Ургольд, стирая рукавицей кровь с двуручника. – Живо!

Стражники, действуя слаженно и быстро, уволокли трупы за камни, отвели подальше взбрыкивающих лошадей. Ургольд наступил на факел, выпавший из рук убитого им человека. И оглянулся по сторонам. Три факела на трех других тропах погасли один за другим.

– Хорошо, – сказал Ургольд. – Как договаривались, – повторил он, – только не с вами, ребята. А с вашими князьями. Им так будет спокойнее. Если дело не выгорит, мертвые не проговорятся. Людям Императора не от кого будет узнать о княжеском предательстве…

Неожиданно даже для себя самого он рассмеялся. Теперь он ясно понимал, что дело не может не выгореть. Война, развязанная его господином, наверняка закончится скорой победой. Император падет, а Метрополия будет принадлежать господину. И это только начало. Сначала Метрополия, а потом – весь мир… Весь мир будет принадлежать Возрожденному!

В голове Ургольда мелькнула странная мысль: а кто это так окрестил его господина – Возрожденным? Что-то не припоминается… Или он сам себя так назвал? Да нет, кажется… Будто это имя, точно прирученный бойцовый ворон с медным клювом, само собой вырвалось из мрака и послушно опустилось на плечо господину… Ургольд встряхнул головой. Тьфу ты, какие-то глупости лезут в башку, а сейчас не до глупостей вовсе.

– Какого дьявола? – послышался хриплый голос снизу, из-за камней. – Куда подевались эти ублюдки? Проводники, чтоб им… Клянусь Императором, поймаю, лично всыплю плетей… Эй, парни, кажись, мы добрались! – радостно воскликнул голос. – А я-то уж думал, до утра будем карабкаться…

Ургольд отступил за камень. Мельком оглянулся: стражников в пурпурных накидках уже не было. Вооруженные короткими пиками и мечами замерли, затаившись в складках мрака, воины гарнизона дворца герцогини – неслышно покачивались на едва ощутимом ветерке пурпурные султаны на их шлемах.

Первый конный гвардеец поднялся с тропы на пологий склон. Ургольд пропустил его. Пропустил он и второго, и третьего, и четвертого.

– Где эти чертовы проводники? – проворчал первый и тут же охнул, когда пика солдата герцогини вошла ему в грудь.

Гвардеец рухнул с коня. Отрезая путь к отступлению трем императорским всадникам, Ургольд, прыгнул на пятого, показавшегося на тропе. Он ясно видел его – облаченного в тяжелые доспехи, щурившегося из-под высокого шлема, пытавшегося разглядеть источник непонятного шороха, но не видевшего ничего. Северянин ударил мечом, хорошо размахнувшись, привычно нацелившись – двуручник прошел точно между нагрудных пластин панциря, пронзив воина насквозь. Всадник отчаянно засвистел разрубленными легкими, холодеющей уже рукой хватаясь за рукоять своего меча. Ургольд выдернул клинок и, крутнувшись на пятках, снес голову гвардейцу, ехавшему следом. За спиной северянина, утробно крякая, сбивали пиками с коней и добивали мечами на земле гвардейцев солдаты герцогини. Все-таки трудно им было сражаться впотьмах – один из недобитых успел закричать.

Но колонну, упорно поднимавшуюся по горной тропе, было уже не остановить. Шагая все ближе и ближе к краю склона, Ургольд без устали разил мечом беззащитных гвардейцев, бил сильно и безошибочно, почему-то не изумляясь тому, как это хорошо он стал видеть в полной темноте. Его меч взлетал и опускался, изредка вспыхивая серебром под тусклым лунным лучом, мерцающим в прорехах черного неба.

По обе стороны от северянина на всех четырех тропах закипела – нет, не битва – жестокое истребление. Конское перепуганное ржание и вопли умирающих раскачивали сумрачное беспросветное небо. Ургольд, кружась в кровавом танце, не чувствовал ни усталости, ни одышки. Словно его тело перестало для него существовать. Словно он целиком превратился в смертоносный черный вихрь – частицу великой гибельной Тьмы…