По какой-то неведомой причине хозяин замка совершенно добровольно провел меня в святая святых своего дома: место, где хранилась настоящая родовая книга. Не та выхолощенная и украшенная драгоценными камнями зачарованная копия, которую можно показать посторонним, а оригинал, созданный в те смутные времена, когда не считалось зазорным писать фамильные тайны на содранной коже своих врагов.

Мужчина поставил меня на ноги, позволяя осмотреться. Толстый гримуар выглядел старым, как мир. У меня не было сомнений, что он древнее Эпохи Орденов. В другой момент я была бы очень горда, что удостоилась подобного доверия. Однако метод, который использовал Блэквуд и еле ощутимое чувство опасности, сквозившее в каждом его жесте, заставило меня, поежившись, прижаться к стене.

— Предлагаю вернуться к тому, из-за чего произошло разногласие, — как ни в чем не бывало заявил лорд.

— Вы дикарь, — я чеканила каждое слово, давая понять, что не собираюсь относиться к этому безобразию, как к шутке. — И ведете себя соответствующе.

— Боюсь, вы путаете причину и следствие. Простите, Катарина, но я устал быть связанным по рукам и ногам дурацкими условностями. Хотя, признаюсь, старался их соблюдать. Ради вас.

— Получилось не очень, — заметила я, поправляя платье.

Такой ответ почему-то лишь развеселил его.

— Правда и ничего кроме, — сказал он и, обведя рукой комнату, добавил: — Именно за этим мы сюда и пришли.

— Вы пришли. А я здесь против воли. И, признаюсь, мне это совсем не нравится.

— Поверьте, я делаю все возможное, чтобы исправить ситуацию. Итак, последнее, с чем мы оба согласились, никаких больше тайн. Поэтому я хочу предоставить вам возможность узнать мои.

— Благодарю, но мне это неинтересно.

Я не лукавила. Меньше знаешь, крепче спишь. Мне не стоило вообще заводить разговор о возможных незаконнорожденных детях.

— Я настаиваю. К тому же процесс не займет много времени, ибо никаких тайн нет.

Лорд, подав силовой импульс, открыл книгу. Листы ожили и зашелестели, словно пытаясь рассказать свои секреты. Ощущение от нее было почти такое же, как от живых артефактов, и я неосознанно потянулась вперед, не зная, как на это реагировать. К сожалению, я была слишком маленькой и не помнила, как мое имя вносили в родовую книгу Лавлейс, а потому сравнивать было не с чем.

— Думаю, вам не нужно объяснять, что это и как работает? — спросил Блэквуд и потянулся за артефактным пером, прокалывая палец.

Я покачала головой. В родовой книге пишут исключительно кровью и только правду. Это в копиях можно приукрасить свои деяния, скрывая истинные мотивы, но в настоящей — никогда. В этом состоит одновременно и легкость, и сложность работы с ней. Ведь, временами, правда может оказаться слишком болезненной, а семейный гримуар так и будет манить к себе, заставляя открыться полностью. Для будущих потомков…

— Подойдите, — попросил он, — хочу, чтобы вы все увидели сами.

Подумав, я сделала шаг ближе, и лорд начал писать, аккуратно выводя буквы.

— Чедвик? — успела прочесть я, прежде чем слова исчезли, оставляя за собой темный дымок. — При чем здесь доктор? Вы всерьез решили пошутить над родовым артефактом?

— Просто написал первое, что пришло на ум, — отмахнулся Блэквуд, набирая новую порцию крови. — Мне нужно быть уверенным, что вы не станете сомневаться в подлинности гримуара.

— Мне бы и в голову не пришло!

— Сию секунду, возможно, нет. Но мы-то знаем, на что способна ваша фантазия.

— На что это вы намекаете?

— Не отвлекайтесь, мисс Катарина, смотрите внимательно.

Лорд написал имя «Кристофер». Только его, без фамилии, которой у мальчика попросту не было или же он ее не помнил. У меня екнуло сердце, когда спустя мгновение буквы остались мерцать серебром на пожелтевшем пергаменте.

— Но прежде, чем делать выводы, гляньте сюда, — лорд пролистал страницы назад.

Передо мной чистым красноватым золотом сияло имя Беатрис. А точнее, Беатрис Анабель Блэквуд, дочь Генри Элиаса Блэквуда и Вивьен Оливии Блэквуд, в девичестве Оллфорд… Я подняла глаза, не став читать подробности о крестных девочки и особенностях дара, которые зафиксировали в книге при рождении. Это не мои тайны.

— Артефакту все равно, рожден ли ребенок в законном браке или является бастардом, — продолжал лорд Блэквуд, хотя эти вещи были очевидны. — Книга признает только кровь.

Имя покойной жены хозяина было написано черными чернилами, как и других усопших бабушек и дедушек. Зато у крестной, которая, судя по всему, была связана кровными узами с семьей, запись оставалась золотой, хотя и значительно бледнее, чем у наследной линии.

— Кузина, — пояснил Блэквуд, заметив мой интерес, и указал на другое имя в той же строфе. На это раз мужское. — А вот тут буквы серебряные. Ритуал имянаречения ребенка тоже создает что-то вроде родственных уз, но, очевидно, не таких крепких.

Лорд Блэквуд вновь пролистнул страницу, указывая пером на новую строку, где значился Кристофер. Цвет был схож. Мальчик никак не мог быть его бастардом, книга просто не позволила бы солгать. Однако то, что имя не исчезло, означало, что намерение Блэквуда ввести его в семью, как своего воспитанника, было вполне искренним. У меня немного отлегло от сердца.

— Я собирался сделать это в более праздничной обстановке. Заодно и фамилию указать. Разумеется, как только корона ее мальчику присвоит. Слепок его силы уже отправлен в столичные архивы, однако пока не ясно, как скоро они найдут совпадения. И, конечно, хотелось бы, чтобы виновник торжества присутствовал. Но обстоятельства сложились иначе.

— Мне жаль, — только и смогла выдавить я, чувствуя себя виноватой.

А ведь лорд Блэквуд сделал гораздо больше, чем требовали правила. Все эти сверки по родовым картам магических семей стоят очень дорого. И только ради того, чтобы выяснить происхождение найденыша, который, вполне вероятно, может оказаться самородком и первым одаренным в своем роду.

— Вы и впрямь сожалеете, что я не мерзавец, который обесчестил селянку, а существованием сына заинтересовался, только когда тот проявил незаурядные способности?

— Никогда не считала вас подлецом. Вы не поступили бы так с собственным ребенком. Если бы знали о нем,— краснея ответила я.

— Так и есть. Хотя это всего лишь умозрительное заключение. Но проверять его на практике, пожалуй, не станем.

Мне было стыдно глядеть ему в глаза. Ведь всю эту ситуацию спровоцировали как раз мои нелепые обвинения, домыслы и глупая ревность, на которую я и вовсе не имею права. И вряд ли тут можно отговориться тем, что я просто поверила словам леди Ричардс.

Сейчас я была более чем в затруднительном положении. Радовало, конечно, что лорд Блэквуд оказался порядочнее, чем я о нем думала. Но хватит ли ему благородства, чтобы не похоронить мою репутацию? Не разгадать его намеки было сложно, и от странного волнения, смешанного с ощущением смутной угрозы, у меня все сжималось внутри.

11−5

— Понимаю ваши опасения, мисс Катарина, — лорд Блэквуд снова принялся наполнять перо кровью. — Не вас одну посещали мысли о том, кем на самом деле мне приходится мальчик. Я выслушал столько намеков… Правда, в основном, их делали куда изящней.

— Не люблю недомолвки, — пролепетала я, не понимая, сердится он или нет.

— Тогда почему не спросили напрямую?

— Очевидно же! Ваша личная жизнь — меня не касается.

— И я хочу, чтобы это изменилось.

Лорд начал вновь выводить буквы на пергаментной странице. Сердце на миг замерло, когда я увидела собственное имя, выписанное в родовой книге угловатым почерком хозяина. Затем второе… Оно мне не слишком нравилось, а потому его я почти никогда не упоминала без особой необходимости.

Не веря своим глазам, я разглядывала как красная, написанная кровью запись превращается в серебряную: Катарина Августа Лавлейс, невеста рода Блэквуд.

От нереальности происходящего у меня подкосились ноги.