Нет, конечно, мне позволили пригласить друзей. Никто не ограничивал меня в выборе тех, кого я хочу видеть на собственной свадьбе. Я сама по доброй воле отсеяла большую часть, позвав лишь Маринку и тренера, потому что, откровенно говоря, нет никакого смысла тащить ту часть моей жизни в эту. Теперь вот смотрю на Доброго, вырядившегося в костюм, и не верю, что еще каких-то полгода назад я жила соревнованиями, тренировками и мечтами о великих победах. Все так изменилось!

Поворачиваюсь лицом к сидящему рядом мужу. Облизываю взглядом его хищный профиль, твердые губы, седые виски… И с удивлением понимаю, что вообще ни о чем не жалею. В груди щекочет от предвкушения. Ночи крадет бессонница. Каким будет наш путь? Что нас ждет? Сумеем ли мы сделать друг друга счастливыми? Мой отец в этом уверен. Я вообще давно не видела его таким счастливым, как накануне никаха и после. И одновременно с тем таким хрупким, будто истончившимся до прозрачности.

– О чем думаешь, жена?

Негромкий вопрос Мусы заставляет меня вздрогнуть. Жена… Надо же! Я его жена.

– О папе. Вот уж кто точно в восторге от происходящего.

Муса глядит в сторону отца. И что-то в его лице меняется. Он сводит брови, в уголках губ проступают складки.

– Мои родители тоже счастливы. А как себя чувствуешь ты?

Тяжелый взгляд Мусы придавливает меня к стулу. Проходится по обтянутым кружевом плечам к учащенно вздымающейся груди… И к глазам возвращается.

– Я? – закусываю щеку. – На самом деле я немного устала.

А еще очень рада, что послушала отца. Даже представлять не хочу, что бы папа почувствовал, если бы я сбежала. Или как бы мой побег отразился на его здоровье.

– Потерпи еще немного. Скоро поедем домой.

Я киваю, чувствуя, как по щекам разливается жар. Нам предстоит брачная ночь, и я совру, если скажу, что не представляла, какой она будет.

Потупив взгляд, утыкаюсь лбом в плечо мужа. Муса посмеивается. И гладит меня по голове, как кошку… Или пса.

– А в ринге такая боевая.

– Это другое, – шепчу.

– Ты ведь знаешь, да, чего ждать? – вдруг серьезнеет Муса, и теперь смеюсь уже я.

– Мы живем в двадцать первом веке. Конечно, я знаю.

Не успев договорить, морщусь, потому что его пальцы сильней сжимаются в моих волосах, отчего шпильки пребольно впиваются в кожу.

– Надеюсь, не на собственном опыте? – интересуется будто невзначай, но эти пальцы, боже… и тон… так явно свидетельствующий о том, что он готов меня с позором выставить, если вдруг окажется, что я не девственница, взбалтывают эмоции. С одной стороны, ничего сверхъестественного в требованиях Мусы нет. Мы так воспитаны. С другой – нет, ну какой же он лицемер! Не могу, как хочется его щелкнуть по носу! Может, даже спросить, а если так, то что? Он от меня откажется? Но вместо этого, глядя в его бешеные глаза, я осторожно мажу пальчиками по выступившим на коже мужа желвакам и со всем достоинством замечаю:

– Конечно. Только в теории.

Я не стыжусь отсутствия опыта. Я горжусь своей чистотой. Но… В то же время меня немного пугает, что я не смогу удовлетворить настолько искушенного мужчину, как мой муж.

– Хорошо, – щурится Гатоев. – Думаю, пора переходить от теории к практике. Пойдем.

– К-куда?!

– Прощаться.

– Подожди! А торт?! Надо хоть торт разрезать, – прошу я, умоляюще на него глядя. От души выругавшись под нос, Муса соглашается. Приходится поторопить устроительницу свадьбы, чуть сократив сценарий.

Разрезаем торт. Позируем для фото. Маринка тоже фоткает нас на телефон. И то и дело выставляет вперед большой палец, мол, офигеть какие фотки выходят. В тихой истерике подзываю ее рукой, чтобы угостить самым вкусным кусочком, заодно попросив тихонько:

– Скинь мне хоть пару фотографий.

– А фотограф че говорит? Долго будет делать?

– До нового года обещал отдать.

Маринка присвистывает. Я развожу руками:

– Он лучший.

– Динар! – поторапливает меня Муса, раскрывая ладонь. Послушно вкладываю в нее дрожащие пальцы. На безымянном красуется нескромных размеров бриллиант. Под аплодисменты и задорный свист гостей бежим к машине. Над головой взрываются салюты и сыплется рис. Учитывая, что валим разрешает присутствие гостей разных вероисповеданий, устроители свадьбы включили в сценарий обряды из самых разных культур. И мне это смешение, если честно, даже нравится. А вот Муса раздосадованно бурчит, вытряхивая рис из волос и карманов. Прикрываю ладошкой рот, чтобы глупо не захихикать. Гатоев сощуривается.

– Смешно тебе?

– Очень, – все-таки смеюсь. Да так заразительно, что и Муса хмыкает, распахивая дверь у меня перед носом:

– В машину садись.

Легко сказать. Со всеми этими кринолинами это не так-то просто сделать. В конечном счете мне все же как-то удается втиснуться на заднее сиденье.

– Надо было переодеться перед отъездом.

– И лишить меня удовольствия снять с тебя свадебное платье? – Муса ведет пальцем по кромке корсета.

Ох ты ж… Жар со щек стекает на плечи и расползается по груди. Мне остается только порадоваться, что мое платье слишком закрытое, чтобы он увидел, как я смутилась. Отворачиваюсь к окну. Муса берет меня за руку. Кровь в венах разгоняется так, что ревет в ушах, как гоночный болид. А Муса, сам того не ведая, ускоряет ее ток до каких-то совершенно запредельных сверхскоростей легкими поглаживаниями большим пальцем центра моей ладони.

– Ты уже пьешь таблетки?

– Нет. – Во рту пересыхает. Я откашливаюсь. – Их прием нужно начинать с первого дня цикла.

Разговоры на подобные темы в той же степени необходимы, как и мучительны. Как бы меня не радовал тот факт, что Муса – вполне современный, широких взглядов мужчина, я не могу так запросто отбросить впитанные с молоком матери установки и накладываемые окружением табу.

– И когда будет этот первый день?

– Скоро, – шепчу, не поднимая взгляда.

– Я правильно понимаю, что сейчас у тебя безопасные дни?

– А?

– Говорю, раз у тебя скоро начнутся месячные, сейчас самые безопасные дни? – терпеливо повторяет Муса.

– Наверное.

Я втягиваю голову в плечи, и тут машина, к моему великому облегчению, останавливается. Нелепо путаясь в платье, я буквально вываливаюсь на улицу. Ежусь на пронизывающем ветру. Муса догоняет меня и накидывает пиджак на озябшие плечи.

Дом у нас не такой большой, как отцовский. Но он располагается в хорошем месте. До брака Муса жил в квартире, так что здесь все необжито и пусто. Заглушая усилием воли истерику, не без любопытства осматриваюсь.

– Здесь кухня, тут столовая. Это мой кабинет. Наша спальня наверху, – замечает с намеком. Я резко оборачиваюсь. Муса смотрит на меня, сложив руки на груди, и словно чего-то ждет.

– Там? – сиплю, шагая к лестнице. Ничего не ответив, Гатоев просто устремляется за мной следом. Я затылком чувствую его предвкушающий взгляд. Взгляд хищника, выслеживающего антилопу. Ну, вот и какого черта я веду себя как травоядное, которое смирилось с тем, что его сожрут? Нет, так дело не пойдет. Встряхнув руками, заставляю себя выпрямить спину и встретить судьбу с достоинством.

Наугад открываю первую попавшуюся дверь. Прохожу вглубь комнаты, размеры которой наталкивают на мысль, что я все же попала в хозяйскую спальню, и, гордо распрямив плечи, поворачиваюсь лицом к мужу.

А он так неожиданно близко! Меня окутывает теплом его тела и запахом.

– Зря повернулась.

– Что?

– Мне надо расшнуровать эту штуковину…

Сглотнув, опять отворачиваюсь. Муса резко дергает шнуровку. Я вздрагиваю.

– Мне бы сначала в душ. День был долгим.

– Раздену, и пойдешь.

Тон, не терпящий возражений. Ладно. Если честно, мне это даже нравится. В том, что он берет командование на себя, есть свой плюс – на мне не остается ответственности. Я растворяюсь в звуках развязывающейся шнуровки, расстегиваемых крохотных пуговичек, шуршании ткани и его тяжелого дыхания, которое в какой-то момент синхронизируется с моим.