— Стало быть, поджигателей не нашли?

— Пока нет.

— Не могу поверить, что король не назначил вам пансион. Все же подобные трагедии не каждый день происходят…

Он был прав. Прошло уже много лет, но пожар в Лисьем камне то и дело всплывал в прессе, и какие только догадки не ходили на этот счет. Но все было тщетно — виновные гуляли на свободе. Или, быть может, их никогда не существовало, и живой огонь стал результатом неудачных экспериментов моих родителей, которые, зная об опасности, отправили меня погостить к бабушке…

Версий было немало, и все детство я провела, общаясь со следователями и стараясь вспомнить мельчайшие детали быта Лисьего камня, которые могли бы пролить свет на случившееся.

Мы с бабушкой при всем желании не смогли платить огромные налоги за выгоревшую землю, которая не приносит дохода, и она спустя пару лет отошла короне. Компенсации как раз хватило, чтобы дать мне достойное образование и подновить бабушкин столичный особняк.

Расспросы об этом до сих пор были мне не слишком приятны. Я подняла голову и, глядя лорду прямо в глаза, ответила:

— Я была слишком мала, когда это случилось, поэтому все решения, касающиеся моей судьбы, принимала бабушка. Она отказалась от пенсии. И, признаюсь, я рада, что она поступила именно так, иначе, не исключено, что мне пришлось бы выходить замуж по указке короны.

— А это плохо?

— Не иметь выбора? — ответила я вопросом на вопрос. — Знаете, говорят, брак без любви обречен на любовь вне брака. Мне бы не хотелось попадать в эту западню.

— Занятно, — Блэквуд слегка кивнул головой, будто соглашался со мной. — Однако поверьте моему опыту, брак не столько духовный, сколько материальный союз. И если сделку с короной рассматривать под этим углом, то она более чем выгодна. Вам, безусловно, подыскали бы супруга не слишком родовитого, но очень обеспеченного и полезного короне. А вы в свою очередь подарили бы ему свою древнюю фамилию и пропуск в высшее общество.

Аргументы Блэквуда, на первый взгляд, казались весьма разумными, только вот никакая родовитость не помешала бы супругу на законных основаниях отнять у меня детей и заключить неугодную жену в какое-нибудь дальнее поместье, а потом забыть там навеки вечные. Если не хуже.

Древний род это не только имя, но и семья, которая всегда может защитить, и дом, в который можно вернуться. А корона, поощряющая своих подданных выгодным браком, не выглядит надежным заступником.

— Не думаю, что любовь исключает материальное благополучие, — ответила я, пытаясь как-то завершить неприятную тему. — А вот в том, что погоня за наживой лишает любви, я абсолютно уверена.

"Несмотря на то, что бабушка постоянно пытается убедить меня в обратном" — пронеслось в голове. Она со своими безнравственными советами выйти замуж за старика и ждать его смерти, чтобы получить наследство и всю ту полноту свободы, что есть у вдов, исходила из житейской практичности. Наверное, даже желала мне добра. Но меня мутило от одной мысли, что я могу поступить подобным образом. Лучше буду трудиться, самостоятельно зарабатывая себе на хлеб.

Блэквуд так пристально глядел на меня, точно пытался прочесть мысли, и от этого взгляда я чувствовала себя все более неловко. Наконец, он опустил глаза и потянулся к инкрустированной черным камнем шкатулке-хьюмидору. Вытащив из нее сладковато пахнущую сигару, он, надкусив корешок, небрежно подкурил ее щелчком пальцев. Затянувшись, откинулся в кресле и жестом пригласил меня занять стул напротив.

— А вот я ничего дурного в браке по расчету не вижу, — сказал Блэквуд, выпуская дым. — В любом случае, у такого союза есть одно неоспоримое преимущество — ему не грозит угасание чувств.

Я не стала спорить. Утверждение было очевидным, только вот голос мужчины показался каким-то усталым. Но мое молчание лорд Блэквуд, видимо, истолковал по-своему.

— Впрочем, молодой девушке этого не понять, — снисходительно улыбнулся он. А вы очень молоды. Моложе, чем я мог себе представить…

Я не стала оправдываться, услышав подобное замечание. В конце концов, в рекомендательном письме мой возраст не скрывали.

— Надеюсь, вы не влюблены? — спросил он, выгнув бровь.

Нет, это уже слишком.

— С чего вы взяли? — холодно спросила я и почувствовала, как краснеют щеки. — А если и так, то это никого кроме меня и моего гипотетического воздыхателя не касается. И уж тем более, никак не влияет на мою работу.

— Позволю себе возразить. Увы, я мало что смыслю в светских беседах. Просто хотел уточнить, не придется ли мне через месяц-другой искать новую гувернантку, потому что вы, леди Лавлейс, внезапно пойдете под венец…

От этого предположения щеки мои заалели еще больше. Стало стыдно. Говорить о таком с мужчиной не принято и просто неприлично. Он сказал месяц-другой?! Неужели намекает, что к замужеству меня может подтолкнуть что-то вроде стремительно теснеющего в области живота корсета!

Блэквуд тем временем продолжил, освобождая меня от необходимости отвечать на заключения, оскорбительные для любой благовоспитанной леди:

— Похоже, вам по душе прямолинейность. Мне тоже. Думаю, этого достаточно, чтобы поладить. Кстати, вам удалось найти общий язык с Беатрис? Что скажете о девочке?

Он ошибался. Его прямота не пришлась мне по вкусу. Отнюдь. Но я старалась держаться с достоинством, хотя каждую минуту мне приходилось напоминать себе, что лорд Блэквуд просто слишком привык к общению на военных полигонах. Но тон, когда он спросил о дочери, будто это была вовсе не его дочь, а просто какая-то чужая девочка, поразил меня до глубины души. В эту минуту мне было очень жаль маленькую Бетти.

— Она прекрасно развита для своего возраста и очень способная, — я постаралась похвалить воспитанницу, насколько это возможно. — Беатрис очень старательная и прилежная. Мы  быстро заполняем пробелы в ее образовании. Она освоила первую ступень формул по расчетам меньше, чем за неделю.

— Приятно слышать. Стало быть, вам удалось найти к ней подход?

— Хотелось бы думать, что так. Однако…

Я замялась. Славная башня стояла перед моими глазами. Стоит ли рассказывать этому суровому человеку о проделке Беатрис? И о наказании, которое за ней последовало. Я на мгновение растерялась, глядя на хмурую складку, появившуюся между его бровей, но тотчас взяла себя в руки. Нет, я не стану ему ничего рассказывать. Это наши с Бетти дела.

Блэквуд выжидательно глядел на меня.

— Однако у меня собственная методика обучения, — ответила я с уверенностью, которой совсем не чувствовала. Его взгляд казался таким властным и подавляющим, что я ощутила, как подрагивают коленки, скрытые длинной юбкой. — Она, вероятно, отличается от той, к которой Беатрис привыкла.

— Вы намекаете на то, что девочка нуждается в суровом наставлении и твердой руке?

Из его уст безобидные слова прозвучали так, будто та сама рука была не абстрактной метафорой, а вполне конкретной, которая могла всыпать розг за малейшую провинность.

— Не совсем, — поспешила объяснить я. — Возможно, это покажется вам немного странным, но я уверена, что лучше всего усваиваются те уроки, до сути которых ребенок добирается сам, а некоторые ограничения в развлечениях могут стать хорошим поводом подумать. Детский ум пытлив…

— Да-да, я понял. Отвечу так: вы гувернантка, значит, вам и решать. Я как отец поддержу абсолютно все, если это пойдет впрок моей дочери. Если вдруг мне покажется, что вы перегибаете палку, поверьте, я не стану молчать, и вы узнаете об этом первой.

— Надеюсь, до этого не дойдет.

— Вот и славно. Слышал, вы уже внесли некоторые изменения в распорядок дня Беатрис. Не переживайте, я приветствую эксперименты. Давайте условимся так, если ваша методика не даст плодов, скажем, месяца через два-три, мы ее пересмотрим. Договорились?

— Благодарю вас, — с облегчением ответила я, ощутив, что тугой узел где-то в районе желудка, начал развязываться.

Хозяин Золотых холмов оказался строже, чем я думала и, возможно, привык к беспрекословному подчинению. Но он все же выдал мне кредит доверия, и я очень надеялась, что выплата процентов по нему окажется мне по силам.