– Конь скачет, жаром пышет. Весь мир обежит, а никто его не оседлает.

Долго думала шишига. Очень долго. Уже и отгремела гроза, и дождь перестал хлестать по крыше… Наконец сказала неуверенно:

– Ветер?

– Ветер редко жаром пышет. Не угадала ты. Это солнце.

– Тьфу! Где ты загадки такие мерзкие берешь?

– В лесу на пенечке нашла, – дерзко ответила гостья.

– Твоя взяла. Но просто так золото отдать не могу, такой уж у меня норов. Должна ты мне, баба, дать взамен что-то свое.

– Что у меня своего-то? Лапти рваные?

– Кому нужны твои лапти? Глаз отдай.

– Жаль мне очей моих ясных. Не отдам тебе, шишига, глаз.

– Так зуб отдай.

– Жаль мне зубов моих жемчужных. Не отдам тебе, шишига, зуб.

– Так каплю крови отдай.

– Жаль мне крови моей горячей. Не отдам тебе, шишига, ни капли.

– Так и оставайся без золота, коли жадная такая.

– Проиграла, шишига, так плати. Могу дать волосок свой.

– Давай!

В тот же миг молодица увидела перед глазами лес, овраг, старый дуб. Земля под дубом стала прозрачной, виден в ней был печной горшок, светящийся изнутри. Чего только не было в горшке – и серебро, и золото, и каменья самоцветные…

– На какой зарок клад положен? – деловито осведомилась молодица. – А не то буду его брать, а он глубоко в землю уйдет.

– Разбираешься! – оценила шишига. – Зарок – сплясать под дубом. Да чтоб одна нога босая была, а вторая – обутая. Тогда клад в руки дастся… Давай волос! – Шишига потянулась к голове гостьи лягушачьими лапами.

Та отпрянула:

– Сама вырву!

Расплела косу, протянула шишиге волосок.

Та глянула с подозрением:

– Косы у тебя русые, а волос седой!

– Я как тебя, шишига, увидала, так от страха седина в волосах пробилась.

Довольная шишига пошлепала прочь. У двери обернулась:

– Думаешь, умна ты? Ан не умна! Сама мне имя свое дала, отца своего назвала, волос свой подарила! Через волос да через имя власть я над тобой возьму, Гордея Вышатична. Не будет тебе ни сна, ни покоя, пока не придешь ко мне в глубокий пруд, в топкую тину, в тростниковый дворец. И станешь ты там мне верной рабой. Еще не ляжет первый снег, как заплачут твои родные, искать тебя начнут, да ты не откликнешься…

Незвана вскрикнула, закрыла лицо руками, плечи ее затряслись.

– То-то же! – сказала шишига и прошла сквозь запертую дверь.

Женщина отняла от лица руки – она беззвучно смеялась.

Запели петухи. Что-то прошумело в тростниках, хлюпнуло в тине – и стихло…

Утром девчонка Дарёнка отворила дверь амбара, обрадовалась, что гостья жива, и посоветовала уходить, пока Гордея ее не заставила ночлег отрабатывать.

Уходя, путница обернулась на мельницу и вспомнила слова шишиги.

– Еще не ляжет первый снег, – нараспев сказала она, – как придешь ты, Гордея Вышатична, в глубокий пруд, в топкую тину, в тростниковый дворец. И станешь ты там шишиге верной рабой. Но не станут плакать по тебе твои родичи. Радоваться будут. Пожила ты на белом свете – и довольно… А имя ты мне дала неплохое – Незвана! Оно мне удачу принесло. Оставлю его пока себе, а там погляжу!

Пока Незвана брела извилистой лесной тропой, она глядела больше не по сторонам, а вниз, чтоб хитрая ель не подставила ей под ноги корень. Но чуткий слух улавливал легкий хруст сучьев позади. Кто-то шел следом за женщиной, не догоняя и не отставая.

Только выйдя на проезжую дорогу, узкую, с накатанной тележной колеей, Незвана увидела, кто же плетется позади.

Женщина остановилась, поджидая, когда с нею поравняется худенькая девчушка со старой сумой на плече, в истрепанной по подолу юбке поверх длинной рубахи и в ветхом темном платке.

– Ну и куда ж тебя ноги несут, Дарёнушка?

Девочка степенно отвесила ей поясной поклон:

– Дозволь с тобой идти, тетенька Незвана!

– Со мной? – удивилась путница. – И куда ж ты хочешь дойти?

Не отвечая на вопрос, девчонка затараторила:

– Я в обузу не буду. Кормить меня не надо, лес прокормит, я еще полковриги хлеба взяла. Я хожу быстро, от усталости не ною, я бывалая, с осени странствую. На мельнице только застряла, потому что зима…

Незвана прищурилась, подозрительно оглядела девчонку с головы до ног:

– А ты не украла ли чего на мельнице? А то нагонят тебя – а отвечать двоим придется.

– Чего я украла-то? – возмутилась Дарёна и тряхнула тощей сумой. – Вот, погляди, коли не веришь! А что хлеба кусок взяла, так я ж за еду батрачила!

– До того куска хлеба мне дела нет, а вот почему ты за мной увязаться решила? На мельницу крестьяне зерно возят?

– Возят.

– Вот и попросилась бы на подводу. Идти бы не пришлось – довезли бы до деревни.

– Мне не надо до деревни.

– А куда ж тебе надо?

– Туда же, куда и тебе!

– С чего это вдруг мне такая честь неслыханная?

Девчонка повозила в дорожной грязи носком ноги в лапоточке и решилась:

– Потому что ты шишигу перехитрила. Ты и волос ей подсунула не свой, а Гордеи Вышатичны, да? Выдернула, когда ей кику поправляла?

Вот тут Незвана изумилась всерьез:

– Откуда знаешь?

– Подслушала, – шепотом созналась Дарёна.

Незвана всплеснула руками. В памяти ее зазвучал чавкающий, хлюпающий голос: «Что там, на крыше, зашуршало?..»

– Ты сидела на крыше?

– Угу… – уныло созналась девчонка.

– Ночью? В дождь?

– Так ведь днем шишига не приползает… А дождь – ерунда, я рогожкой накрылась…

– Рогожкой она накрылась, храни меня чуры-предки! Рогожкой!.. Вот залезла бы шишига на крышу… Так. Ладно. И что ты там вынюхивала, в рогожку завернувшись?

– Я ищу человека, который бы нежить перехитрил.

– Нежить бы перехитрил? – Незвана подумала про клад, о котором слышала несносная девчонка (хорошо еще, шишига не сказала вслух, где этот клад спрятан). – И зачем тебе такой человек, горе ты горькое?

– Я… мне… Осенью, по дороге в город Дубнец, я повстречала гадальщика. Он слепой был, его мальчишка водил… Я ему последнюю лепешку отдала, чтоб погадал. Он раскинул камни с вырезанными черточками, каждый камешек пальцами ощупал. И сказал, что передо мной сотни дорог, но все ведут к беде и погибели. Как ни ходи, что ни делай, а выходит, что мне пропадать. И только одна у меня есть надежда: встретить женщину, которая сумеет нежить обхитрить, и идти за этой женщиной. Это тоже будет опасная дорога, но она все-таки может и привести к счастью.

– Верно говорят: к голове ума не пришьешь! – расхохоталась Незвана. – Овца ты доверчивая! А тот гадальщик совсем совесть потерял. Мог бы за лепешку и повеселее чего насказать. Хочешь, я за полковриги, что в твоей суме, тебе судьбу напророчу лучше любого волхва?

Женщина сделала солидное, серьезное лицо, глянула властно, заговорила низким голосом:

– А ждет тебя, девица, жизнь богатая да сладкая. Есть будешь на серебре, спать на пуховых перинах, жить в высоком тереме. Княгиней будешь…

И замолчала, увидев, каким ужасом исказилось лицо девочки.

– Нет! – крикнула Дарёна и вскинула руку, словно защищаясь. – Не надо! Не говори так!..

Незвана махнула рукой:

– Надоела ты мне со своими причудами. У тебя своя дорога, у меня своя. И не таскайся за мною, поняла?

Повернулась и пошла прочь.

Уже отойдя довольно далеко, не удержалась, оглянулась.

Настырная девчонка упорно брела за нею следом.

Постоялый двор «Добрый путь», куда к полудню добрела Незвана, явно знавал лучшие времена. Опытный взгляд странницы подмечал: забор покосился, ставни на единственном окне повисли криво, колодезный журавль вот-вот завалится наземь. Тут не просто денег нехватка, тут явно нет мужской заботливой руки. Овдовела, видать, хозяйка…

На крыльцо вышла высокая, худощавая женщина, степенно поздоровалась. Но путница всё же заметила внимательный взгляд, которым хозяйка быстро окинула ее с головы до ног. Оценила, стало быть, бедный вид гостьи.