– Я не Жадоба! – мрачно повторил Волкодав и про себя в который раз проклял разбойников. Не убив по дороге, они, похоже, собирались прикончить его здесь, чужими руками. Даже если он и уложит всех четверых, далеко уйти ему не дадут.

Седоусый наконец подал голос.

– Рожа у тебя, прямо скажем, разбойничья, – сообщил он Волкодаву. – А что, может кто-нибудь подтвердить, что ты не Жадоба?

Наконец-то Волкодав услыхал разумное слово.

– В гостином дворе Любочады живёт Фитела, сегванский купец, – сказал он старшине. – Его люди тебе растолкуют, кто я такой.

– Сходи, – кивнул тот одному из своих молодцов. И сам заступил его место, следя, чтобы Волкодав не вздумал броситься в дверь.

– Не бойся, не побегу, – сказал Волкодав. – Пускай тать бегает!

Он ждал, что занятый делами купец пришлёт самое большее Авдику. Если, конечно, стражнику вообще повезёт застать кого-нибудь в гостином дворе. К его искреннему изумлению, Фитела пожаловал сам, да ещё с Аптахаром… и с Ниилит. Девчонка тут же кинулась к Волкодаву. Стражники дёрнулись перехватить её, но гибкая Ниилит вывернулась из-под рук и оказалась рядом с венном.

– Ещё и потаскушку свою… – плюнул старик.

– А вот за это, дед, я тебе бороду выдеру, – пообещал Волкодав. – Не посмотрю, что седая. – И зарычал на Ниилит: – Я тебе что сказал – дома сидеть!..

А про себя подумал, что так и не купил ей синие бусы. Себя небось не забыл, бегом побежал заказывать ножны…

– Здравствуй, почтенный Бравлин, – обратился между тем Фитела к старшине, и Волкодав сперва удивился, но потом рассудил, что купец был здесь не впервые и наверняка знал полгорода. – Что это здесь произошло с моим человеком?

– И ты здравствуй, Фитела, богатый гость, – ответил Бравлин. – И ты, Аптахар. Случиться-то ничего пока не случилось. Только вот мастер Варох признал его меч и говорит, что это – Жадоба.

– Во дела! – восхитился Аптахар и звонко хлопнул себя по бедру ладонью: – Нет, дружище Бравлин. Жадобу словить, конечно, дело доброе, но нынче ты промахнулся.

– Пожалуй, – согласился купец.

– Что вы можете сказать об этом человеке? – кивнув на Волкодава, поинтересовался Бравлин.

– Ничего, кроме хорошего, – ответил Фитела без раздумий.

Аптахар же добавил:

– Он венн, мы зовём его Волкодавом.

Бравлин с сожалением посмотрел на налившегося багровой краской Вароха. Он спросил:

– А давно ли вы его знаете?

Аптахар принялся загибать пальцы и ответил:

– Четырнадцать дней.

Фитела согласно кивнул.

– Так-так! – встрепенулся старик.

Бравлин со вздохом развёл руками:

– Ничего не поделаешь. В кром надо идти, пускай кнесинка судит.

– Кнесинка? – переспросил Аптахар.

– Ну да, кнесинка Елень. Кнес-то нынче в отъезде, – кивнул Бравлин. И повернулся к Волкодаву: – Ты, парень, давай-ка сюда меч. Выйдешь чист перед государыней – получишь назад.

– Не дам! – сказал Волкодав.

Бравлин покосился на своих молодцов, но Аптахар перехватил взгляд старшины.

– Не советую, Бравлин, – сказал он спокойно. – Я видел его в деле… ребят погубишь и его живым не возьмёшь. Давай лучше я буду ручателем, что он не сбежит по дороге. Ведь не сбежишь, Волкодав?

– Пусть тать бегает! – повторил Волкодав.

– Мой человек хочет сказать, – вмешался Фитела, – что, пока он не назван преступником, ему нет нужды ни убегать, ни отдавать оружие. Он рад будет предстать перед кнесинкой и не сомневается в её мудрости и справедливости, но до тех пор в его свободе не властен никто. Так, Волкодав?

Тот кивнул. А про себя в который уже раз поразился способности учёных людей облекать складными словами всё то, над чем сам он размышлял бы полдня.

Кром зовётся так оттого, что, во-первых, отгораживает самую укромную часть поселения, а во-вторых, строят его из кремённо-твёрдого камня и самого лучшего, кремлёвого леса. Галирадский кром стоял на неприступном скалистом холме под защитой знатного рва и крутого вала, над которым высились бревенчатые стены. Если какой-нибудь ворог надумает взять Галирад и проломит внешние укрепления, обширный кром примет защитников города и, чего доброго, позволит им отсидеться, пока гонцы летят за подмогой. Волкодав отметил про себя, что ров был ухожен, а земляной вал покрыт глиной и обожжён. Видно, кнеса не зря прозывали Глуздом, то есть Разумником. Посмотрим, в отца ли удалась дочь…

Если бы суд судить предстояло, скажем, кнесичу – какому-нибудь безусому юнцу, годящемуся Волкодаву в молодшие братья, – он не ждал бы для себя добра. Юнец поверит наговору, прельстится честью схватить Жадобу… Иное дело кнесинка. Суд женщины – священный суд Хозяйки Судеб.

Им пришлось довольно долго ждать во дворе, но наконец Бравлин разыскал старшего витязя и, почтительно сняв шапку, изложил ему происшедшее. Могучий седой боярин выслушал и скрылся за дверью, и Волкодав обратил внимание, что у ворот сразу прибавилось отроков. Если кнесинка признает в нём Жадобу…

Потом слуги расстелили у крыльца пушистый ковёр и утвердили на нём резное деревянное кресло-столец. Волкодав предпочёл бы, чтобы его судили так, как было принято дома, – под праведным деревом или на берегу чтимой реки. Он нахмурился. Сольвенны с их Правдой большого доверия ему не внушали.

Но тут на крыльце появилась кнесинка Елень, и он мигом обо всём позабыл.

Кнесинка была прекрасна. Дочери вождей всегда бывают прекрасными. Это так же верно, как и то, что большуха всегда разумна и справедлива, а муж её – первый охотник и храбрейший воин в роду. Вожди – лучшее, что есть у народа, ими он и Богам предстоит…

Кнесинка выглядела едва ли не ровесницей Ниилит. У неё была русая коса толщиной в руку и серые глаза, как два лесных родника. На чистом лбу красовался серебряный венчик, усыпанный зелёными, в цвет клеток понёвы, камнями. Дивное диво, девичья красота!.. Ниилит легко было обхватить в поясе пальцами; кнесинка была полнотела. Ниилит была диким котёнком, стремительным и пугливым. Кнесинка, привыкшая к почтению и любви, выступала белой лебедью…

– Гой еси, государыня, – в пояс поклонились пришедшие.

– И вам поздорову, добрые люди, – приветливо ответила она, усаживаясь в кресло. Её взгляд задержался на лице Волкодава. – Боярин Крут Милованыч мне сказывает, – она кивнула на рослого седоголового воина, стоявшего по правую руку, – что здесь человек, которого другой посчитал за Жадобу?

– Истинно, государыня, – тотчас ответил Варох. – Вот он, Жадоба! – И вытянул узловатую руку, указывая на Волкодава. – Я узнал его по мечу!

– Покажите мне этот меч, – сказала кнесинка Елень. Волкодав молча размотал тряпицу и подошёл к девушке, держа меч на ладонях. Он заметил, как поползла к ножнам рука красивого молодого боярина, стоявшего слева от кресла. Волкодав не удостоил его даже взглядом и отступил, сложив узорчатый клинок к ногам кнесинки на ковёр.

– Он пришёл ко мне заказывать ножны, – продолжал старый мастер. – Думал небось – коли я не бойко торгую, так нечего и бояться! А я его сразу признал!..

Волкодав угрюмо смотрел на свой меч, поблёскивавший на ковре.

– А что скажут очистники? – кнесинка Елень повернулась к Фителе. – Молви слово, почтенный гость.

Фитела с поклоном вышел вперёд.

– Этого человека, – начал он, – я впервые увидел в Большом Погосте, в корчме Айр-Донна, две седмицы назад. Он пришёл наниматься в охранники…

– Он был один? – быстро спросила кнесинка.

– Нет, госпожа, он сразу предупредил меня, что с ним ещё двое: девушка, которую ты здесь видишь, и больной друг – слепой, весь в язвах. Я нанял его и…

– В Большом Погосте? Так близко от Галирада?

– Я и не хотел нанимать его, госпожа, но он сумел доказать, что лишним не будет.

– Накостылял мне по шее, – хмыкнул Аптахар. – Прости, государыня кнесинка.

– При нём уже был тогда этот меч? – продолжала расспрос кнесинка Елень.