– Кан-киро, – напомнил Волкодав. – Да правит миром любовь.

– Такой любви… хм! – проворчала Эртан.

Она казалась венну самим воплощением женственности. Такими его народ видел своих Богинь. Женская мощь и женская нежность. Грозная удаль и влекущая красота.

– Не торопился бы ты, – посоветовала Эртан. – Поправься сперва.

Волкодав ответил:

– Станет он ждать, пока я поправлюсь.

– Он, это кто? – спросила воительница.

Волкодав прямо посмотрел ей в глаза и сказал:

– Лучезар. Кому ещё.

– Ты думаешь, он тебя?..

– Может, и нет, – вздохнул венн. – Но надо же знать, на что я нынче гожусь.

Эртан нахмурилась. Волкодав знал: она была не болтлива. Она только спросила:

– А глаза жмурил зачем?

Венн пожал плечами, вернее, одним левым плечом, потому что правым шевелить было больно.

– Это так, – сказал он. – Просто на случай, если вдруг ослепну, как Декша. Меня с моей разбойничьей рожей в тестомесы вряд ли возьмут.

В ту ночь, в глухой час, мимо плотов пронеслись развалины Людоедова замка. Ещё через несколько суток снег по берегам стал пропадать, а в воздухе повеяло морем. И вот на рассвете по левую руку ненадолго открылась знакомая заводь, а за нею, над бережком, – поляна посреди соснового леса. Здесь невозвратным солнечным летом кнесинка училась себя защищать. Нынче день занимался мглистый и пасмурный, и прошло ещё немалое время, прежде чем впереди замаячили деревянные башни стольного Галирада.

Кнес Глузд Несмеянович, сопровождаемый боярами и народом, сам вышел встречать бесславно вернувшееся посольство. Светынь возле устья разливалась чуть не на полторы версты и текла неспешно, величественно. Волкодав видел, как приблизился и встал возле берега передний плот, и кнес обнял соступившего с него Лучезара, как отец обнимает любимого сына после долгой разлуки. Подозрительному венну это показалось несколько странным. Винитар сам говорил, что отправил с голубем послание кнесу. Сам Волкодав, конечно, того письма не читал, но догадывался, что молодой кунс в нём Лучезара излишне не восхвалял. Надобно думать, решил венн, Левый тоже вёз с собой голубей и тоже написал письмо кнесу. И тот предпочёл поверить родственнику. И вообще, долетел ли голубь Винитара? Лучезар ведь, кажется, и ловчего сокола с собой не забыл?..

Тем временем его глаза проворно обшаривали высыпавшую из города толпу. Волкодав пытался рассмотреть знакомые лица, волнуясь и виновато вспоминая, что так и не добрался в берестяной книге до последней страницы. Ему показалось, будто за цепью стражников (зачем, кстати, поставили стражу?..) мелькнули пепельные кудри Тилорна, но тут их плот, гоня перед собой небольшую волну, со скрипом и шорохом наехал на песчаную прибрежную отмель. Воины уже крепко держали коней под уздцы: те, стосковавшиеся по надёжной привычной земле, ржали и готовы были выпрыгивать на сушу безо всякого порядка и чина, хозяевам на посрамление.

Вначале, как подобало знатному воину, на берег сошёл со своими велиморцами Дунгорм. Потом ступили на знакомый обледенелый песок ратники. Волкодав высадился с плота одним из последних. Едва он успел поставить ногу на сухое, прозвучал голос кнеса, обращавшегося к Лучезару, и венн вздрогнул: говорили о нём.

– Как вышло, что ты привёз мерзавца не в цепях? – громко, чтобы знал народ, спрашивал государь Глузд. Его простёртая рука с вытянутым пальцем указывала на Волкодава.

Первой мыслью венна была мгновенная мысль о мече, висевшем за спиной. Он по-прежнему носил «ремешок добрых намерений» распущенным. Благо деревянную бирку со знаком дозволения кнесинки у него ещё не отняли. Даваться в цепи Волкодав не собирался ни при каких обстоятельствах. Пускай лучше убьют. Следующая его мысль была о Тилорне и остальных. Что будет с ними, если…

Стражники, возглавляемые Бравлином, неохотно двинулись к нему, замыкая круг. Они-то знали, что без боевых рукавиц его не возьмёшь.

– Эй, эй, вы там, не очень! – решительно вмешалась Эртан. Стражники с большим облегчением остановились, удивлённо разглядывая красавицу вельхинку в старшинском, почётном, сияющем золотыми бляхами поясе. А Эртан, сильной рукой отодвинув кого-то из них в сторонку, подошла к Волкодаву и встала с ним рядом, и за ней подтянулись ратники, двадцать шесть бывалых мужчин, сами почти все – бывшая галирадская стража. – Добро тебе, государь Глузд Несмеянович, много лет жить и править на земле твоих предков! – отчётливо и звонко разнёсся голос Эртан. – У нас чтут твою правду вождя и знают, что ты никогда не велишь наказывать человека, не разобравшись как следует! Ты и твоя дочь – воистину справедливые судьи!

– Кто такова?.. – углом рта, в четверть голоса спросил ближников кнес.

– Девка драчливая из Ключинки, никто замуж не берёт, так она к нам пристала, – презрительно скривил губы Лучезар. – С венном спит, говорят.

Крут, стоявший справа от вождя, прогудел громче, чем следовало:

– Это Эртан, дочь Мохты Быстрых Ног и внучка славного Киарана Путешественника. Она была с тобой у Трёх Холмов и похоронила там жениха.

– Вот как, – пробормотал кнес, присматриваясь к воительнице. И спросил с хмурой горечью, но уже без былой грозы в голосе: – Мне вас что, всех в поруб сажать?..

Сквозь цепь стражников, не подумавших останавливать своего, проник Авдика. Он встал рядом с отцом и сказал:

– Против родича я даже за тебя, кнес, не пойду.

Его взгляд всё скользил вверх-вниз по полупустому рукаву Аптахара.

– Видишь, сын, вот я и отвоевался, – сказал ему Аптахар. – Станешь кормить? Не бросишь калеку?

Авдика с обидой ответил:

– За что срамишь при честном народе, отец?

Тем временем кое-где в толпе народа поднялся горестный плач. Иные из горожан, выбежавших на берег, не доискались среди молодых ратников кто брата, кто сына. Те, кому повезло больше, напирали на тонкую цепь охраны, стремясь скорее обнять спасшихся родственников, утащить их по домам мыть, лечить и расспрашивать. Волкодав высмотрел наконец среди людского прилива Тилорна. Таких платиновых волос, как у мудреца, даже среди светлоголовых сольвеннов и сегванов было наперечёт. Ниилит приподнималась на цыпочки, выглядывая из-за его плеча. Немного позже рядом с ними вынырнула голова в золотистых тугих завитках. Эврих. Деда Вароха с внучком они, конечно, оставили дома. Волкодав убедился, что друзья заметили его, и коротко кивнул. И ощутил в ответ, как незримая рука погладила его по щеке.

Дунгорм покинул своих велиморцев и подошёл туда, где стоял галирадский правитель.

– Государь, – с поклоном обратился он к Глузду. – Позволь, государь, от имени моего господина и от моего собственного уверить тебя, что мы вполне разделяем твою досаду и скорбь и так же, как ты сам, горим желанием покарать виноватых в случившемся. Позволь, однако, спросить, что именно подвигло тебя возложить столь страшную вину на телохранителя госпожи, именуемого Волкодавом?

Суров был Глузд. И нрав его, по общему мнению, отнюдь не улучшился после гибели любимой жены. Дивно ли, что он готов был рвать и метать, утратив ещё и дочь! Бывал он и немилостив, и гневлив, и временами тяжкосерден, и на затрещину скор, однако безвинных голов ни прежде, ни теперь не рубил. Он буркнул:

– Мой витязь и родственник, которого я привык считать сыном, прислал мне голубя с письмом. Там обо всём говорилось. Тебе этого не довольно?

Дунгорм снова поклонился, уважая волю и мнение кнеса. Но отступать и не подумал. Он сказал:

– Мой господин тоже отправил тебе голубя, государь. Я, недостойный, по мере своего разумения помогал благородному кунсу составлять это письмо, и потому вышло так, что я близко знаком с его содержанием. И, уверяю тебя, государь, никаких обвинений против телохранителя госпожи в нём не было! Позволь спросить тебя, получил ли ты письмо моего господина?

Сперва Волкодав увидел, как отрицательно мотнул головой боярин Крут. Потом услышал раздражённый ответ самого правителя: