– А что не так будет с девочкой, если родить ее от любимого мужчины? – тихо спросила Малина, пытаясь взять себя в руки. Все-таки матери было уже шестьдесят шесть. Не стоило спускать на нее собак хотя бы поэтому, хотя очень и очень хотелось!

Ответ был коротким и глухим.

– От них рождаются любимые дети, не ведьмы. А сами мужчины, если о нашей магии узнают, расстаются с рассудком.

Истина дошла до Малины не сразу, но потрясла куда больше, чем известие об отце. Когда смысл, наконец, уложился, она вскрикнула в новом смятении:

– Хочешь сказать, любовь и магия вообще несовместимы?!

Малина тряхнула волосами, чтобы сфокусировать взгляд хоть на чем-то, но в темноте спальни картинка перед глазами упрямилась и плыла.

– Именно это я и хочу сказать, – тон Мариэтты Аркадьевны успел выровняться и теперь напоминал хорошо отшлифованный древесный спил. Тем не менее, казалось, что от каждого слова на душе остается сотня заноз. – Шептуньям нельзя любить.

Дерьмо собачье, выругалась про себя Малина.

– И ты сообщаешь мне об этом только сейчас! Просишь внучку, а сама ставишь перед выбором: магия или любовь? Мама, да как так можно?!

От трубки повеяло вымученным сожалением.

– Я все надеялась, вот проснется магия в тебе, тогда и скажу. Чего душу раньше срока бередить, – пристыженно призналась Мариэтта Аркадьевна. – А она не проснулась. Точнее, проснулась, но поздно. Вот и я задержалась.

– Где же ты была целых два года? После пожара в «УмножайКо»?

У Малины болезненно запульсировало в затылке, а мать виновато прогундела:

– Собиралась с духом. Сказать родной дочери, что ее отец жив, а ей придется выбирать, непросто. Это великое испытание, а нас шептуний и без того мало.

– Ну, знаешь! – только и смогла сказать Малина, но потом спохватилась, – а как же ты? Бабушка Аграфена ведь родила тебя от деда Аркадия, и ничего, колдовать можешь.

Мариэтта Аркадьевна выдала очередной угрюмый вздох.

– Неродной отец он мне. Вот и вся разгадка.

Малина чуть с кровати не упала. В один вечер обнаружить столько семейных тайн!

– Он знал? – глупо спросила она, уже подозревая, каким будет ответ.

– Знал. Мать встретила его глубоко беременной.

– И, что, никогда не догадывался, кто вы?

– Догадывался, да все догадки топил в бутылке, медленно и неотступно следуя к безумию. Я говорила. Такова расплата за знания, которыми ему обладать было нельзя.

Мариэтта Аркадьевна умолкла. Малине тоже сказать было нечего.

– Ладно, – скомкано пробормотала она, – пойду в душ. Спокойной ночи, мам.

Наспех закончив разговор, Малина зашла в душевую кабинку и встала под лейку. Ей даже не потребовалось поворачивать вентиль – термостат, будто почувствовав ее присутствие, включился сам, и сверху хлынула вода. Через сорок минут, отойдя от услышанного, Малина вспомнила, что так и не рассказала матери, куда устроилась. Звонить повторно желания не было, поэтому она написала сообщение.

«Если тебе интересно что-то, кроме м., я теперь работаю в «Чудо-Фаянсе». Удаленно».

Ответ пришел на другую тему.

«Подумай, что я сказала. Магию нужно передать. Времени у тебя не так много. Тридцать шесть все же. Да и я не вечная».

Спать Малина легла злая, как бездомный пес, у которого отобрали последнюю картонку.

Ночью Малина долго вертелась с боку на бок. Неужели когда-то она всерьез мечтала стать ведьмой?! Внутри бушевало. Она злилась на то, что мать скрыла от нее правду об отце. Хотя Малина могла бы догадаться, могла! Еще тогда, в детстве, с интересом изучая разбитый на подоконнике алтарь, в центре которого лежала морская ракушка.

– Это символ Праматери. Первой женщины, обладавшей нашей колдовской силой, – говорила мама, осторожно проводя по ракушке пальцем.

Она часто рассказывала эту историю, но каждый раз Малина слушала, как впервые.

– Что за сила? – с придыханием спрашивала она девочкой.

– Любовь ко всему сущему, – отвечала Мариэтта Аркадьевна. – Праматерь так преисполнилась ею, что смогла материализовать. Хотела помочь всем. Несчастного – осчастливить, обиженного – утешить, обездоленного – одарить. И расходовала свои колдовские умения так щедро, как умела. Стоило шепнуть нужное слово. Но однажды встретился ей недобрый человек. Мужчина, в которого она, увы, крепко влюбилась. Поначалу гордился он талантами Праматери, а потом захотел присвоить ее славу себе. Стал повсюду говорить, что чудеса принадлежат ему. Что Праматерь всего лишь пользуется его могуществом. Когда узнала та, разозлилась, пожелала наказать, но вовремя вспомнила, что в основе магии – любовь, а не ненависть. Удалилась в лесную чащу и стала жить уединенно.

Маленькая Малина, воспринимавшая легенду о Праматери, как старинную сказку, услышав про лес, не на шутку пугалась.

– Она стала злой?

– Затворницей, – успокаивала мать, – и не злой, а недоверчивой. Перестала принимать просителей. Стала ворожить тайно, незримо читая сердечные помыслы людей. За это ее прозвали ведьмой – той, что ведает, то есть знает. Долго ворожила Праматерь в лесу, а как стала терять силы, поняла, что магию нужно передать.

– И родила дочку! – хлопала в ладоши Малина.

Эта часть была ее любимой.

– Да, но не сразу, – поправляла мать. – Была она уже немолода и отлично помнила, как бывший возлюбленный возжелал присвоить ее дар себе. Так что пришлось ей пойти на маленькую хитрость.

– Какую? – распахивала глаза Малина, прекрасно зная ответ.

– Отправиться в ближайший городок и найти незнакомца. Ни как звали случайного встречного, не знала, ни чем он жил. Провела с ним всего одну ночь, зато полную любви.

Что такое «ночь, полная любви» в те времена Малина не вникала. А, как подросла, стеснялась спрашивать. Куда подевался незнакомец, она тоже не додумалась узнать. Ее заботила судьба Праматери. Уж больно она желала быть на нее похожей.

– А потом она родила дочку, да?

Мать кивала.

– Через девять месяцев. Ей она передала дар, повелев, чтоб в дальнейшем сделала и остальных научила.

В детстве Малина отчаянно хотела понять, как это, когда у тебя есть отец. Настоящий, как у одноклассников, а не призрачный, из скупых материнских рассказов. С годами это прошло. Статус безотцовщины не тяготил, ведь среди сверстников таких было полно. И все-таки, узнав о судьбе девочки, она озадаченно спрашивала:

– Неужели она не скучала о папе?

Теперь, лежа в постели, Малина хмурилась. Дубина! Уже тогда, по тому, как украдкой вздыхала мать, можно было понять, что с ее папой приключилась вовсе не ранняя смерть! Но маленькая Малина принимала за чистую монету все, что говорила мама. А, повзрослев, разуверилась в магии, которая так и не соизволила появиться.

– Сначала печалилась Праматерь, что родной отец никогда не увидит дочь, потом поняла: так даже лучше, – рассказывала Мариэтта Аркадьевна. – Росла девочка красавицей и умницей. Пела в лесной чаще, танцевала с птицами, смеялась над шутками ветра. В общем, была чудом, одним из тех, что щедро творила Праматерь. Отец точно захотел бы показать ее миру. Забрал бы из лесу, увел подальше от древней магии. И не осталось бы от той следа, – добавляла мать, и Малина волновалась.

– Это плохо? – вопрошала она. – Что магия могла исчезнуть?

– А ты сама как думаешь? – задавала мать встречный вопрос тоном, в котором сквозило едва прикрытое неудовольствие.

Малина не думала никак, но под строгим взглядом развить мысль не решалась. Вместо этого спрашивала:

– А что было после? Когда Праматерь совсем состарилась?

Мариэтта Аркадьевна хмыкала, однако на это отвечала без промедления:

– Вышла она на лесную опушку, скинула одежды, протянула руки в луне и обратилась сияющей пылью, которая взмыла высоко в небо. С тех пор ночь – время ведьм, а луна – природное воплощение Праматери.

Подобные беседы велись поздними вечерами, поэтому Малина частенько выглядывала в окошко и, указывая пальцем на ночное светило, интересовалась: