Да, дальнейшие метаморфозы повлияли на мою личную жизнь. Девушки носились за мной. Я выбирал тех, кто не обращал на меня особого внимания. Не всегда уверенных в себе, но более холодных, чем я. Мне хотелось доказать, что я достоин их любви. Добиваясь их, я думал о себе, о том, как избавиться от комплексов и страхов. Чего я боялся? Боялся не соответствовать своим или навязанным стандартам о любви и красоте, не быть достойным Момента и одиночества. Моменты с ними были хороши, но мимолетны.

С годами я понял, что Момент для меня не столько набор выученных движений, сколько беседа. И молчаливый человек испытывает потребность в разговоре. Мне хотелось говорить, чувствовать, прикасаться. Мне надоело вечно зарабатывать горстки теплоты и огня. Надоело казаться кем-то другим, лгать в первую очередь себе.

Пока умирали чьи-то соулмейты, я гибнул. Время куда-то шло. Я истосковался по живительной силе чьих-то пальцев и губ. Лекарство от тоски материализовалось в виде Леди Ди, вернувшейся из Ада за ночь до спектакля «Моя смерть».

Она появилась на пороге главного филиала моего бара в один из выходных дней. Я не знаю, готовятся ли дьяволы к свиданиям, но, будь она человеком, я сказал бы, что не один час был проведён у зеркала.

Аккуратно уложенные прямые волосы, красная помада, светлое платье по фигуре, ботинки на низком каблуке. В руках тёмное пальто. Изумительна! Мы выпили по коктейлю и пошли бродить по давно изученным улицам.

Момент настиг нас вечером, сразу после прогулки. Мне очень хотелось поговорить с Ди, и я не стал себя останавливать. Она тоже нуждалась в беседе. Меня всегда влекло к людям (или существам), умеющим менять режимы: от ненавязчивой романтичности до всепоглощающего огня.

Пламя поглощало меня. Хотелось узнать Леди всю, полностью сгореть в костре её страстности. Забыть о своих страхах и разуме, стать Оловянным Солдатиком, самоотверженно сгоревшем в порыве чувств.

Я сгорал. Нет, мы сгорали. Без сомнений и мыслей о завтрашнем спектакле. Гори оно всё. И всё горело. Прежняя жизнь рушилась и плавилась, как Нотр-Дам. Момент незамедлительно менял меня.

На следующий день поэзия жизни на время сменилась прозой: пришли инквизитор и охрана Ада. Леди еле привела себя в порядок к их приходу. Мне пришлось прикинуться, что я совсем не помню о договоре и не знаком со своей прекрасной карательницей. Далее… Перематываю плёнку событий. Нужно напоминать себе о важности Момента. В Аду ли, в Раю – второстепенно. А он – во главе всего.

Шестьдесят шестой день в Аду. Двадцать третье декабря энного года. Бесснежно, жарко и пепельно. В пепелопад лучше сидеть дома, попивая виски со льдом или есть мороженое, любовно приготовленное Леди Ди по каким-то неведомым мне рецептам. До Дня рождения (я намерен отмечать его и здесь) пара дней. Угораздило же нас с Иисусом родиться в один день!

Каждый раз, незадолго до перехода через очередной возрастной Рубикон, на меня накатывает что-то вроде ностальгии. Всплывают эпизоды из детства, люди и события, сильно на меня повлиявшие. Саморефлексия застилает всё туманом, незаметным окружающим.

Сегодня мне захотелось поделиться парами тумана с Леди. Мы с ней не так давно вместе. Она не догадывается, кого приручила. Самое время раскрыть часть своих карт. Мы уютно обосновались на диване в зале, и я начал свой рассказ. Моя жизнь оставалась бы никому не нужной, если бы не некоторые люди. Они толкали меня на разные приключения, вдохновляли, делали сильнее и более собой.

Честно говоря, жизнь до пятнадцати лет можно смело скомкать и выбросить. Я был неуклюжим нечто, бездельником, поклонником бабушкиных блинчиков и британской музыки. Я пописывал какие-то стишки про революцию, анархию и стены (да здравствуют The Clash и Pink Floyd). После школы вечерами пропадал в гитарной студии. Ничего примечательного. Друзей у меня не было от слова совсем.

Как-то летом гуляя по знакомым дворам с плеером (в наушниках заслушанный альбом «Нирваны» – Nevermind), я встретил одну компанию. Пару девушек и парня, куривших в соседнем дворе. Из портативной колонки молодого человека кричала музыка Nirvana. Казалось бы, ничего необычного, кроме шума, который перебивал звуки в моём плеере. Нормальный человек мог бы пройти мимо или же отругать парня за несоблюдение комендантского часа и пойти дальше. Я же увидел в этом поклоннике творчества Курта родную душу! Снял наушники. Самоотверженно (если это слово уместно) попытался влиться в компанию. Начал шутить, хвалить музыкальный вкус ребят. Смеялся настолько громко и очевидно, как мог.

Моего будущего лучшего друга звали Пашей Кожевниковым (в дальнейшем Полом). Он был чуть младше меня. Родился в Петербурге, переехал в Нижний Новгород, когда родители развелись. Приезжал на историческую родину на каникулы. В Нижнем его всё раздражало. Он возвращался в СПб, чтобы привести мысли в порядок и отойти от образа непослушного и порывистого человека. В школе его тоже считали странным. Он отпускал специфические шуточки по поводу всего. Слушал панк и гранж, играл на басу. Белёсый, глаза зелёно-карие. Щуплый и низковатый. По сравнению с ним я тот ещё викинг.

Мы сразу сошлись. Первое время наша похожесть вызывала шок. Оба одиночки, эдакие музыкальные «нёрды», себе на уме. Я обрёл в Поле брата по оружию, понимателя. Он своим примером показал, что быть другим – нормально. Жить нужно так, как ты это видишь, смело положив на мнение как можно большего количества людей. Можно утверждать, что он заложил первый кирпич в фундамент того дерзкого и в какой-то мере беспринципного Алекса, коим я стал.

Встречи с Кожевниковым были подарком на каникулы: сначала на школьные, позже – студенческие. Чего только не было: ночные экспедиции в центр, ворох шуток, мечты о чём-то большем. Из невозможно великолепного – смастерить собственный бас (в случае Пола), научиться солировать, как Брайан Мэй из Queen (в моём). Панк панком, а гитарных магов никто не отменял.

В восемнадцать лет Паша переехал из Нижнего в Москву. Мы оказались по разные стороны культурных баррикад. Так же дружны и близки, несмотря на расстояние и трудности.

Мы поддерживали связь до самого дня моей официальной смерти. Я был слишком труслив, чтобы предупредить его о скором уходе в иные миры. Всё, что я мог делать – поддерживать его до последнего, заботиться о нём, радовать визитами. Мою потерю он перенёс болезненно. Прости меня, Пол.

Многие люди в моём окружении проверены тремя вещами: временем, трудностями и расстоянием. Большинство друзей жили в разных городах: кто-то переезжал в Москву или за границу, кто-то возвращался в родные города. Плюсы в подобном пограничном существовании всё же были: я много путешествовал. К тому же, расстояние даёт возможность посмотреть на окружение по-новому. Ценность людей возрастает. Я заметно помрачнел и замолк, прервав рассказ. Заинтересованность на лице Дьяволицы сменилась обеспокоенностью. Я нервно посмеялся, пошутил, дабы разрядить обстановку. Попросил Леди рассказать о её прошлом.

Я толком ничего не знал о нём. Она мало говорит о себе, оставаясь для меня тайной. Будь она чуть общительнее, ничего не изменилось бы. Сколько дьявола не разгадывай, полностью ответ не узнаешь. Сейчас мне захотелось приоткрыть комод с историями возлюбленной.

Леди родилась в семье, принадлежащей к известному дьявольскому клану Вайолин. Её предки занимались юриспруденцией. Они защищали смертных во время судных дней, эпидемий и инквизиций. В Средневековье отстаивали права и свободы ведьм. Увы, человеческая глупость не имеет границ, и не всех удавалось спасти. Смерть победила.