Бокалы обиды превращались в моря. Злость на себя росла. Вера в свою учёность пропадала. Фиг тебе, а не формула, химик недоделанный. Борьба за любовь выжимала все соки. Эксперименты подходили к концу. Я, как старый солдат, хотел спокойствия и щепотку сил.

Встреча с Ди вернула душевное равновесие. Необходимость в составлении поисков формул и заветных составляющих «счастья» и «своего» отпала.

Я плыву на волне радио новых эмоций. Ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Есть секунда. Ценная и неповторимая.

Мысли довели меня до дома. Я живу в десяти минутах ходьбы до SteamPunk Bar. Шикарно!

Красота домов звала пройтись ещё. Сон победил. Приполз домой, принял душ и ушёл в сон.

Апрель выдался призрачным, тягучим и с нотками испепеления.

Казалось бы, полно хороших новостей! Вик Сид прошла курс Одьяволения, устроилась в Hellbucks и сняла квартиру в Душном районе. Миша почти одьяволился (на его восстановление понадобилось больше времени, чем предполагали врачи). Ди открыла новый филиал своей юрконторы. Я с удовольствием летел на работу социализироваться и радовать гостей авторскими коктейлями под патронажем Феникс.

Но Алекс не был бы Алексом без скрываемых эмоций и воспоминаний, верно?

Маленький ножичек переживаний царапал мои нервы. Объективно говоря, жизнь наконец-таки налаживалась. Череда болезненных потерь позади. Я обрастал новыми знакомыми и верными друзьями. Я растил и нежно оберегал цветы чувств.

Зачем я достал ножичек из потаенного шкафа сознания? Ох… Сердце встревоженно застучало. Что если всё, что мне дорого, в одно мгновение пропадёт?

Я вновь проснусь в прошлой весне в гетто. Один. Проведу будничный ритуал сбора на работу. Без особых эмоций отработаю смену. Вернусь домой. Бесконечный день сурка с полным отсутствием искры и смысла.

Квартира – тюрьма со всеми благами цивилизации. Ты же так долго на них пахал. Что-то японское панно начала двадцатого века не особо радует. Гитары не радуют. Закрыт на материальный карантин. Страшно.

В городе бесчисленное множество знакомых. На что они мне? Массовка для самообмана. Город сердца – красивая старофондная коробка. Ненужная и захламленная.

Ладно, тихо, Санёк. Из существования, превращающегося в исписанную бумагу, ты благополучно сбежал. Осталось отучить мысли от возвращений в эту темноту.

Что еще тревожит? До сих пор жалею, что не рассказал Паше о своей смерти.

Честно, как есть. Струсил и сморозил что-то про преследование. За мной скоро придут. Паша посчитал, что у меня мания преследования и посоветовал сходить к психологу.

Узнай он настоящую причину смерти, поверил бы? Неизвестно. Паша рациональнее меня. Он никогда не верил в существование потустороннего. С удовольствием читал детективы, смотрел ужастики. Призраки, дьяволы и иные миры – допущение создателя. Искусство всего лишь искусство. О, друг…

Боязнь не успеть – основополагающий страх моей психики.

Полгода до Одьяволения мне постоянно снился один и тот же сон про дорогу в Новое. Путь предполагал три пересадки.

Во время первой я сталкивался с семейным несчастьем. В зале ожидания семейные пары разыгрывали сцены ревности и нелюбви.

Вторая пересадка дарила работу, убивающую потенциал. Я наблюдал нудный процесс работы какой-нибудь букмекерской конторы.

На третьей пересадке оживали детские страхи и школьные издевательства.

Я боялся не успеть на поезд к Новому. Меня заставляли досматривать бытовые ужастики, и на последних минутах влетел в вагон. В конце сна я уезжал в медно-красный закат, чувствуя, что меня ждут. Выдох. Облегчение. Подъём.

Сон – наглядное проявление страха не успеть прожить свою жизнь. Свою, не чью-то другую, невыдуманную. Жить без переживаний за конечность ценных душ и радостей, без оглядки в никуда. С уверенностью внутри.

Возможно, сейчас я близок к Новому из сна. Мне бы щепотку спокойствия и веры. Ты можешь, Саша. Раньше мог, и сможешь сейчас.

Я отложил нож мыслей и проснулся. Очередной сон во сне. Приснится же такое. Надеюсь, Феникс не причастна к увиденному. Ай, плевать.

Апрель хитро улыбался и пепелопадил.

Апрель – наглый хитрец, богатый на разные праздники и происшествия. Двадцать второго апреля отмечается один из безумных праздников в Аду, Несвятой день.

Он родился после изгнания из Ада некоторых служителей церкви, попавших к нам из-за проступков, недопустимых нигде… Это надо было постараться!.. Адчане относятся к бывшим святошам с презрением. Нечего им у нас делать!

Мистер Демон Чёрный издал указ о скорейшем изгнании (простите, передаче) попов в Межмирье. Случилось это двадцать второго апреля тысяча пятьсот двадцать второго города.

С этого дня Несвятой день – день полнейшей несвятости! Манифест от двадцать второго апреля тысяча пятьсот двадцать второго года гласил:

«1. Изгнать практически всех представителей официальных конфессий к чертям собачьим. Пастафарианцев оставить.

2. Новоприбывшим душам позволено на день подняться в мир людей в любом воплощении.

3. Души, проходящие курс Одьяволения, имеют право на день сбежать из лечебниц (см. пункт 2). Пропавшие души разыщет Адская полиция (если проснётся утром после праздника).

4. Работают все питейные заведения!

5. Разрешена смена пола на день у всех слоёв населения.

6. Разрешены безумия любого рода.

7. Разрешено всё! Ву-ха-ха!

8. Никаких парадов и чествований! Веселитесь, дорогуши!

Обнимаю и целую,

Ваш мистер Демон Чёрный».

Документ бережно хранится в Дьявольском Дворце, ставшем с недавнего времени Музеем искусств и истории Ада. Толпы душ выстраиваются в очереди, чтобы хоть глазком взглянуть на культурное достояние города-государства. На Венеру Адскую или работы Глеба Дьяволописца.

Манифест – один из предметов гордости адчан. Любовь к минимализму, абсурду и раскованной свободе у них в крови. Манифест Несвятого дня – наглядное воплощение этих ценностей.

К Несвятому дню горожане тщательно готовятся. Выбирают наряды, закупаются порошками для смены пола, ездят в мир людей за едой и напитками или выискивают что-нибудь такое на Родине, продумывают план безумств. Розыгрыши (местами злые) – часть дьявольской культуры. Смертью их не запугаешь. Они предпочитают тонкий психологизм. Бр-р. Не дай Бог столкнуться с такими шутниками!

Семья Вайолинов, настоящие аристократы, относились к празднику слегка с иронией. Сколько этих Несвятых дней они повидали. Ничем не удивишь. Что там отмечать.