С порога послышались истошные крики и рыдания. Бросив все, она вбежала на кухню. В углу, буквально сжавшись между шкафом и столом в маленький тугой комок сидел, покачиваясь, Алексей – лицо его было искажено страшной гримасой, волосы всклокочены и растрепаны, он выл и рыдал одновременно.

– Ты где была? – рыдая, мать ухватила ее за плечо.

– В парке… Что случилось, мам? – Люба едва стояла на шатких ногах, прокручивая в голове самые страшные сюжеты.

– В каком парке? В каком парке, я тебя спрашиваю… В том, в котором твою подругу изнасиловали? – мать трепала ее за плечо и обливалась слезами.

Люба опустилась на колени возле Алексея:

– Что? Что? Скажи, что случилось? – она почти кричала на и трясла, держа за уши.

Он не мог выдавить ни слова. Люба сидела рядом, держа его голову на своей груди, и плакала вместе с ним. Мать, сидя на стуле и отсчитывая капли корвалола, медленно и с обреченностью рассказывала во всех подробностях, что ей были известны, о событиях прошлой ночи.

– Выпускной же вчера был. Ира такая красивая в новом платье, ой… – мать тяжело вздыхала. – А потом в парк они пошли…

Мать горько взвыла. Алексей вдруг бросился к окну, вскочив на стол. С силой дернул одну раму – цветы попадали на пол, затем вторую, но та была закрыта шпингалетом.

– Стой, стой! – Мария тянула его за брюки. – Борис! Спасите! Помогите… Люба держи, держи его!

Люба помогла матери стащить Алексея на пол. На помощь подоспел и Борис, он скрутил руки парня за спиной и проорал:

– Чего стоишь? Скорую вызвала?

Люба убежала в коридор, где на стене висел телефон. И набрала «03».

В трубке ответили:

– Скорая. Что случилось?

– Тут парню плохо!

– Как плохо? Он в сознании?

– Он из окна чуть не выбросился…

С кухни раздавались вопли Алексея:

– Пусти! Я убью себя! Дайте мне умереть! Я не хочу жить!

– Диктуйте адрес.

Люба быстро назвала адрес их коммуналки.

– Ждите, психиатрическая бригада выехала.

Алексея увезли в клинику, уколов чем-то еще дома. А Люба не могла найти себе места, она ходила взад-вперед, из угла в угол, и выкручивала себе пальцы.

Такой беды они не ждали.

На следующий день Люба пришла в больницу к Ирине. Та лежала под простыней и немигающим взглядом смотрела в противоположную стену.

– Ир… – голос Любы оборвался, слезы предательски поползли вдоль носа.

Та не шевелилась. Все лицо было в царапинах и кровоподтеках, на руках не было живого места, на шее – страшные следы удушения, рот изуродован и разорван. Люба бросилась к подруге, попыталась ее обнять, но боялась повредить что-то. Она рыдала и задавала ей вопросы один за одним: кто так с ней поступил? За что? Почему? Почему именно с ней это случилось?

Ирина долго молчала, а потом хрипло сказала:

– Дверь закрой!

Люба бросилась к двери и закрыла ее как можно плотнее.

Ира медленно и отстраненно пересказала все подробности изнасилования и то, что они были вдвоем, насиловали по очереди и одновременно избивали, затыкая ей рот землей. Потом она почти приказала Любе поклясться, что та никому ничего не расскажет, кроме Алексея.

– Почему он не пришел, Люба? – Ира произнесла это с отчаянием. – Он меня предал?

– Нет, Ира, не предал… Он в больнице, с ним плохо… – Люба не знала, как сообщить, что у Алексея случился нервный срыв, и он в психиатрической лечебнице, а оттуда так быстро не выпускают. В палату вошла медсестра. Она загремела шприцами на металлическом подносе.

– Девушка, покиньте палату! Больной надо отдохнуть!

– Я все передам, Ира! Ты держись, – шепнула Люба подруге на ухо. Других слов поддержки она подобрать не могла.

– Поклянись… – прошипела Ира.

– Клянусь! Всем, чем хочешь! – заверила подругу Люба.

Она вышла из больницы, и ее вырвало прямо на газон. Страшная картина все стояла перед глазами. Люба пришла домой и долго писала в своем дневнике. Слезы (откуда они только берутся) капали на бумагу, оставляя разводы, она хлюпала, сморкалась и снова писала, пока в ручке не закончилась паста.

В их коммуналке воцарилась тишина. Все, не сговариваясь, общались шепотом и кивками. Но беда, как в народе говорят, не приходит одна.

Через несколько дней, так и не дождавшись Алексея, Иринка покончила с собой. За время пребывания в больнице она заметила, что одна из медсестер злоупотребляет медицинским спиртом, который выдают ей для проведения медицинских манипуляций: обработки кожи перед уколом. Но та разбавляла его и употребляла внутрь, а потом беспробудно дрыхла без всякого стеснения в сестринской на диване. Ночью пострадавшая пробралась в шкафчик с лекарствами и, съела их целую горсть. Она даже не пыталась себя спасти. Утром ее обнаружили с запиской в руке: «Леша! Я люблю тебя! Но с этим жить я не смогу. Мама, прости!» Хоронили ее в подвенечном платье, том, которое она так и не успела надеть на свою будущую свадьбу. Гроб подвезли к дому, чтобы все знавшие ее и помнившие могли проститься. Видеть ее изувеченное лицо было настолько больно, что случайные прохожие с ужасом отворачивались. Процессия длилась долго, проститься с Иринкой пришло много народа – одноклассники, учителя, друзья и соседи. Мать Иринки, убитая горем, уже не плакала, а только бормотала что-то, сложив руки в замок на груди. Алексея отпустили на похороны, и он долго стоял на коленях перед гробом и молил Господа вернуть ему Иринку.

На поминках Люба незаметно передала Алексею свои записи и, взяв его за руку, сказала:

– Я поклялась ей, что никому, кроме тебя, этого не расскажу!

Алексей сунул тетрадь под рубашку и с пониманием кивнул. Он не сомневался, что Люба стала единственным источником информации для милиции, потому что сама Ира ни им, ни матери, ни врачам ничего не рассказала. В нем зародилось зерно мести – он найдет этого ублюдка и убьет!

Когда Татьяна вернулась из деревни и узнала о случившемся, то сразу же побежала к Любе. Она не могла поверить своим ушам: неужели такое могло произойти с их подругой? Они сидели с Любой в обнимку и плакали. Но Люба, исполняя свою клятву, так и не открыла подруге того, что перед самоубийством ей рассказала Иринка.

Девочки стали чаще видеться и гулять вместе. В августе в парке открыли летнюю дискотеку, и Татьяна как-то позвала Любу посмотреть, что это там такое сверкает заманчивыми огнями. Они спустились с моста, обошли озеро и направились в сторону разукрашенного забора. Оттуда доносилась громкая современная музыка. Рядом стояли небольшие павильоны с напитками и коробочками, полными конфет, чипсов и жвачек. Как стали сгущаться сумерки, в парк потянулась молодежь: наряженные по последнему писку моды девушки на каблуках с ярким макияжем и не менее франтоватого вида парни. Посасывая спиртные напитки, они рассаживались на свободных лавочках. Билеты на входе продавала хамоватая толстушка с объемным начесом и броской боевой раскраской. Те, кто посмелее, становились в центр импровизированного танцпола и танцевали. В основном это были девушки в коротких юбках и топах, старшеклассницы или уже студентки, они складывали свои сумочки в центр ими образованного круга и кружились в танце вокруг своей оси, вульгарно виляя бедрами и вскидывая руки вверх. Парни же предпочитали наслаждаться зрелищем, сидя вдоль стен на лавочках и попивая пиво или коктейли. Свисающие ветки деревьев создавали купол над этим пространством, а это было именно пространство: пышущее, движущееся, живое и порой кипящее, здесь бурлили страсти, участники достигали экстаза и эйфории.

Громкая музыка, мигающий свет софитов, песни попсовых исполнителей создавали необычайно привлекательную атмосферу для молодежи. Вот и Люба с Татьяной, словно завороженные, засиделись допоздна, увлеченные происходящим, наблюдая за дискотекой сквозь сетчатый забор. Какие-то подвыпившие парни подошли к ним и предложили угостить пивом.