Алексей вдруг замолчал, бледнея лицом. Хотя, куда уж больше.
– Все. Хватит. – Я встал с кровати, а потом наклонился над ним, подтягивая лоскутное одеяло. – Поговорим ещё. А то ты сейчас снова отключишься. Поспать тебе надо. Тем более, вечером нам в дорогу. К Москве поедем.
– Хорошо. – Согласился мой… черт, а ведь он тоже вроде мой дед, получается. – В Москву, так в Москву. Мы встретились, наконец. Все теперь наладится.
Только он произнес последнее слово, как взгляд его осоловел, голова медленно склонилась набок и глаза закрылись. Я постоял рядом, слушая дыхание. Нет, все нормально. Спит. Просто реально человек устал и вымотан. Тем более столько много ещё мне тут рассказал. Ему это совсем не просто далось. На одной силе воли держался.
Убедившись, что с отцом Алексеем все хорошо, вышел на улицу.
Голова буквально разрывалась на части от полученной информации.
Она была настолько неожиданной, что я просто вообще не понимал, как ко всему этому относиться. С одной стороны, некоторые части весьма затейливого пазла встали на место.
Дед – аристократ, дворянин. О его матери не сильно понял, кто она такая. Да и неважно уже. Хороший человек, этого достаточно. Выходит, их убили. Думаю, так и было. Нужна была информация о сокровищах царской семьи. Подозреваю, ее, этой информации, просто не было. Ну, передала княжна крест. Так это ничего себе, какое наследие. Вещь, сделанная руками одного из Романовых. Тем более, вроде, как святая. Очень сомневаюсь, что параллельно, княжна сыну сокровищами голову забивала. Даже, если имелась эта бумажка. Даже если реально лейб-медик дал ей подсказку, где искать. Времена не те были для подобного знания. Уверен, она наоборот, всячески сына от этого оградила. Ему, правда, вряд ли поверили. Детей хотели точно забрать. Чтоб родители были сговорчивее. Получается, Алексей и себя, и деда спас. Почему уж тот мужик, которому он отдал Иваныча, бросил ребенка в Москве, теперь и не узнаешь. Как бы то ни было, дед выжил, вырос, нормальным человеком стал.
Вот она, Наталья Никаноровна, и говорила, что крест заберу только я. То есть Иваныч. Но твою мать… Почему нельзя было объяснить все нормально? Сказать правду. И ещё один момент не могу понять. Лиза сказала, будто за мной два мертвеца ходят. Мужчина в царской форме и женщина в бальном платье. Обоих убили выстрелами в голову. Ну, ок. Ладно. Родители, можно подумать. Но! Форма и платье. Очень сомневаюсь, что в двадцатых годах городской врач и его супруга в подобном виде посещали какие-то советские мероприятия. Вот прям очень. А так-то, если откровенно, быть того не может. Выходит, не родители. Кто тогда?
– Иван?
Размышляя, я вышел из дома, спустился по двум кривым ступеням и замер посреди двора, даже не заметив этого. Никого вокруг не было. Дед куда-то испарился. Пацан убежал, похоже, по своим, пацанским делам. Даже Александра отсутствовала. Окликнула меня Лиза. Она подошла откуда-то сбоку.
– На тебе лица нет. Что такое? Что случилось? С отцом Алексеем все хорошо?
Я смотрел на девчонку, но будто сквозь нее. Просто… не знаю. Дед. Иваныч. Представить не мог, насколько сильная трагедия за его спиной. Насколько сильная трагедия многих людей за его спиной. Даже так. Насколько он связан со всем, что происходило в начале прошлого века. Но главное, представить сложно, что ему пришлось пережить. Да, был ребенком, но я, к примеру, помню детство. Помню себя в четыре – пять лет. Уверен, и он помнил. При этом, беспризорничество на улице, детский дом. Чекисты. Как он вообще пришел к этому? Пойти служить на Лубянку. Как?! Не знает про родителей? Что руководило им? Черт… никогда этого теперь не выясню. И ведь он был предан Союзу. Точно знаю. Был предан своей работе. Теоретически, с братом так и не встретился, если меня только сейчас отправила Наталья Никаноровна за крестом. Она ведь сразу сказала, с Иванычем они бы не договорились. Значит, даже правда о смерти родных не заставила бы его действовать иначе. И вот эта особенная защита от влияния демона, от Лизонькиных штучек. Что это? Неужели и правда он не умер в детстве благодаря вмешательству каких-то божественных сил. С ума можно сойти от того, насколько Иваныч необычный человек. А я нихрена этого не знал. Не видел. Не понимал. Дебил. Я. Я – дебил. Эгоистичный пацан, который много лет мстил единственному родному человеку своим поведением и отношением за то, в чем он вообще не виноват.
– Иван… Да что с тобой такое? – Лиза подошла ближе и тронула меня за плечо.
– Все хорошо. Думаю. Как забрать книгу. Ее непременно надо забрать. Я обязан. Отдал ее Тихонову, а тот Берии. Не знаю, насколько ты в курсе. Но… черт. Это была большая ошибка. Наверное, подвёл одного человека этим. Дело даже не в твоей бабке. Не в майоре… Не могу сказать тебе. Хотя, очень хочется. Поговорить с кем то. Тяжко так, что… Тяжко, короче. Я подвёл человека. Он не сделал, а я сделал.
Говорил без перерыва и, наверное, для Лизоньки это все звучало, как бред. Но она молча слушал, не перебивая.
– Чертова книга… Зачем отдал ее чекистам…
– Книги нет?! – Голос раздался очень неожиданно. Со стороны дома. Марта стояла на ступенях, глядя на нас с Лизой холодным, оценивающим взглядом. Вот ведь сука. Подкралась, даже не заметили, как она вышла.
– Нехорошо подслушивать. – Я повернулся к ней лицом, не скрывая неприязни.
– Ещё раз задаю вопрос. Книги нет? Мы не сможем ее забрать? Поездка в Москву – враньё?
– Да! Все? Довольна? – Девчонка, заразившись, видимо, от меня, резко обрубила эстонку.
Все, что происходило дальше, напоминало кадры кино, которые вдруг кто-то невидимой рукой поставил на замедленную перемотку. Так ещё бывает в ночных кошмарах. Когда нужно убежать от злодея во сне, и ты вроде бежишь, а ноги тяжёлые, еле поднимаются, и все так медленно-медленно.
Вот Марта ныряет рукой в карман. Вот она направляет на меня, темный, какой-то некрасивый пистолет. Не знаю, почему в этот момент в голове пронеслись именно такие сравнения. Темный. Некрасивый. Вот звучит выстрел. А потом вдруг я вижу, как Лизонька кидается вперёд. Вижу и думаю, что творишь, дура. Это же траектория полета пули. И главное, мысли такие медленные, вялые.
Но когда тело девчонки, метнувшееся к Марте, как-то внезапно замерло, и, покачнувшись, стало падать назад, кнопку перемотки снова отжали. События понеслись с удивительной скоростью.
Я поймал Лизу, прижимая ее спиной к своей груди. Развернул лицом, а потом, опустив взгляд, увидел, как на ее грязном, испачканом угольной пылью пальто медленно, словно нехотя, расползается маленькое красное пятно. Тело блондиночки как-то обмякло, отяжелело. Она будто не могла стоять.
– Лиза… Твою мать. Лиза…
Я опустился на землю, держа ее в руках. В этот момент не было красивых фраз, стонов или криков. Она просто закрыла глаза и все. Но самое главное, я очень ясно понимал, знал наверняка. Девчонка умрет. Прямо сейчас. Или через пять минут. Но она точно умрет. Сука.
– Лиза.
Неожиданно бедро обожгло, будто там кто-то поднес огонь. Свободной рукой залез в карман. Что за херня-то. И как не вовремя. Пальцы нащупали лучи звёзды. Она была горячей. Да ну нахер! Я быстро вытащил проводник из кармана. Не смешно, конечно, но хожу, имея в левом кармане святой крест, а в правом – дьявольскую штуку. Звезда Давида в данный момент демонстрировала мне, словно насмехаясь, шесть лучей. Как я и подумал.
– Да ну нет! Вы чего?!
Краем глаза увидел бегущую по двору Александру. Она вроде что-то кричала, но звук почему-то отсутствовал. На пороге появился Мацкевич. Марта исчезла. Упустил момент, когда и куда. Это не важно. Взгляд снова вернулся к Лизе, которая лежала в моих руках. По идее, я должен сейчас наверное кричать и бесноваться. Трясти ее за плечи и требовать «не уходи!» Но так бывает лишь в кино. Пуля попала, судя по тому, где выступила кровь, либо в сердце, либо рядом. Пятно небольшое. Совсем маленькое.
В глазах начало темнеть. Я терял сознание, и чертова звезда в руке говорила однозначно, моя очередная командировка закончится именно в это мгновение. А Лизоньки все, больше не будет. Ее смерть ощущалась четко, как присутствие человека рядом, который дышит мне в ухо. Попытался проморгаться, чтоб отогнать темноту. Жалкие по́туги. На третьей попытке, глаза закрылись совсем. Стало темно и очень спокойно.
