Голос пробивался сквозь вату в ушах. Какого черта? Что за собачье гавкание? Мне в школе английский преподавали, так-то. Что за идиот орет на немецком? Неожиданно по лицу прилетел весьма ощутимый удар и я открыл глаза. Тут же потоком, будто вода из крана, вентиль которого резко повернули, хлынули воспоминания.

Сначала, как мы выехали из Москвы. Да уж. Эту поездку не забуду до самой смерти. Правда, такими темпами, боюсь, она, то бишь смерть, случится очень скоро.

Крайне увлекательный был аттракцион. Не потому что, будто в кинофильме про войну, пробивались под носом врага и пули свистели у нас над головой, а рядом рвались вражеские снаряды. Вовсе даже нет. Никаноровна вела наш скромный отряд из трёх человек такими «козьими тропами», что Сусанин удавился бы от зависти. Отвечаю. В какой-то момент заподозрил, не издевается ли бабка-демон в очередной раз. Такое чувство, что мы едем не к немцам, а от них. Причем туда, где нас вообще никогда никто не найдет. Это были даже не разбитые дороги, это просто была замёрзшая, превратившаяся в бесконечные колдобины грязь, по которой мы скакали, как пьяные туристы на аттракционах. По крайней мере, кидало обеих женщин по кабине с такой силой, что головой о потолок они ударились неисчислимое количество раз. Бабуля, каждый скачок на ухабе, падала мне на колени, весело хихикала и грозилась оторвать руки, ибо растут они, по ее заверению, из задницы. Мои, естественно, руки. Хотя, при чем тут я, совершенно не понятно. Навигатором работала она сама. Очень хреновым, между прочим, навигатором.

Правда, конечно, не могу не отметить, через поля, огороды и леса мы пробирались, ни разу не встретив ни чужих, ни своих. Это несомненный плюс. Похоже, Наталья Никаноровна знала, куда свернуть, чтоб избежать ненужных свидетелей нашего перемещения.

Я вообще сомневался, если честно, выдержит ли машина столь серьезное испытание на прочность, но грузовичок упорно пёр вперёд, выбираясь из таких оврагов, где на первый взгляд даже спецтехника не пройдет.

Несколько раз останавливались, чтоб размять ноги. Это было просто необходимо. Потому как мне периодически казалось, ещё немного, и я выйду из машины, словно тот волк из «Ну, погоди!», Собравшись гармошкой и подпрыгивая при каждом шаге.

Наконец, ближе к обеду, вдалеке стали отчётливо слышны звуки взрывов и канонады.

– Все. Близко совсем. Скоро вот так, тайком, не сможем ехать. – Заявила Никаноровна. – Давай-ка, Иван, крайнюю остановку сделаем. Дух переведем. Теперь уже, того и гляди, окажемся в гуще событий.

Я заглушил автомобиль, а потом выбрался на улицу, потягиваясь. Все тело хрустело и ныло. Огляделся. Вокруг был голый лес, удручающий своим видом. Не люблю осень. Особенно вот такую. Когда грязь ещё не прошла, но уже слишком холодно, чтоб не ждать зимы.

Грохот, который слышался где-то за границей видимости, немного напрягал. Будь я один, чувствовал бы себя спокойнее. Плавали, знаем, как это выглядит и что происходит в моменты сражения. Пусть на мою долю пришелся более современный вариант боёв, не столь тяжёлый, как сейчас, в 1941, но война есть война, какую форму она бы не принимала. Присутствие же Лизоньки и бабули, лежало на моих плечах тяжёлым грузом. Ответственность, как ни крути. Я прекрасно понимал, долго пилить по бездорожью мы не сможем, рано или поздно выедем в опасную зону. Как говорила Никаноровна, бои за этот Калинин сейчас в разгаре, соответственно, попадём прямо в пекло.

– Что думаешь, Иван? – Бабка – демон тоже вылезла из кабины, обошла машину и приблизилась ко мне. Девчонка упрямо сидела внутри, ещё и отвернулась от нас. Она до сих пор не перебесилась. По-прежнему, видимо, считала меня редкостной скотиной.

– Думаю, как мы к немцам попадём, оставшись при этом живыми? Подъедем со стороны наших, хорошо. Я, соответственно, передам пакет. И? Ладно, мне дадут возможность принять участие в бою. Даже быстрее с огромным удовольствием отправят. Так понимаю, ситуация тяжёлая. Тут каждый солдат на вес золота. Но вам… очень сомневаюсь. А оказаться по ту сторону мы должны вместе. Так ведь?

– Так. Верно говоришь. Поэтому… есть план. Но все должно быть натурально. Ты… это… прости, если чё… – Выдала бессвязную речь Наталья Никаноровна. Потом сделала ещё один шаг ко мне, глядя при этом с доброй улыбкой, и вдруг со всей дури, резко, в момент когда я точно подвоха не ожидал, а уж тем более подобной прыти от старушки, засадила самым лучшим хуком, который когда-либо видел. Естественно, эффект был мгновенный. Я тут же вырубился, не успев даже выматериться.

Судя по всему, без сознания был достаточно долго. Иначе, как объяснить, что в данный момент нахожусь вовсе не в лесу, а в комнате, со связанными за спиной руками, сидя на стуле, и, если прислушаться к ощущениям, с разбитой вхлам рожей. По крайней мере, один глаз видит точно с трудом. Челюсть болит ужасно. Голова гудит, будто по ней очень долго били. Твою мать. Опять голова. Знал бы, что дед так часто по башке отхватывал, относился бы к его закидонам с бо́льшим пониманием. Хотя, опять же, может раньше и не было всего этого. Может, адреналин вкупе с опасными приключениями принес в его жизнь именно я.

– Endlich ist das Vieh aufgewacht! / перев. Очнулся, наконец, скотина.

Попытался сфокусироваться на обладателе мужского голоса, упорно говорящего на немецком. Естественно, при абсолютном незнании, я все равно точно понимал, это именно немецкий. Его сложно перепутать с каким-то другим языком. Он всегда казался мне очень грубым.

Рядом, почти прямо передо мной, стоял мужик в форме, явно принадлежавшей не советской армии. Тут даже не надо быть сильно соображающим специалистом, чтоб понять, задумка Натальи Никаноровны удалась, и мы у фашистов. Точнее, я. Ни бабули, ни Лизы поблизости не было. Это, конечно хорошо. Но с другой стороны, не мешало бы знать, где они и что с ними. Я, похоже, в том самом плену, куда и должен был попасть.

Когда данное мероприятие закончится, искренне надеюсь, положительным результатом, первое что сделаю, набью Наталье Никаноровне физиономию. Да, внешне это – старушка на последнем издыхании, но теперь, после ее подлого удара, точно могу сказать, силы у бабки – демона, на четверых хватит. Как ещё челюсть на месте осталась. Хотя… Я осторожно попробовал двинуть ее в одну сторону, а потом в другую. Моментально пронзило болью. К тому же, не зависимо от моего на то желания, закрыть до конца я ее не мог, да ещё бежала слюна. Сломана. Не знаю, правда, кем. Бабкой или стоящим передо мной фрицем. Но Никаноровне обязательно дам в морду. Чтоб больше не творила такого беспредела. Неужели нельзя было просто договориться и сделать все по плану. Достоверность ей понадобилась. Станиславский, твою мать, нашелся.

Судя по всему, она сознательно и целенаправленно вырубила меня там, в лесу. Просто так, в своей привычной манере, усыпить не могла, не действуют их эти штуки на нас с Иванычем. Да и странно бы выглядело, прорвись они к немцам с пребывающем в объятиях Морфея чекистом. Не Спящую ведь красавицу привезли. Тут подошла бы только история про клофелинщиц, которые обманом забрались в машину, а потом обработали парня. Правда, боюсь, в подобный бред немцы вряд ли бы поверили. Да и времена ещё не те. Фашисты – Сволочи, конечно, и враги, но не идиоты. А так… Интересно, в какой версии Никаноровна преподнесла наше совместное появление? Все же, по внешнему виду очень маловероятно предположить, будто в честной драке эта старушка завалила бы молодого пацана. Ещё более интересно, как они с Лизой все же ухитрились оказаться у фрицев.

– Willst du ein Schwein sprechen? / перев. Будешь говорить, свинья? /– Снова «загавкал» немецкий офицер.

Я, конечно, в их знаках отличия не разбираюсь, но уж точно он не был рядовым.

– Вот ты дебил. В душе понятия не имею, что от меня хочешь. Не знаю немецкого. Понял? Ферштейн? – Язык ворочался с трудом из-за сломанной челюсти, слова еле – еле получалось произносить.

– Он не дебил. – Раздался вдруг из угла помещения, где мы находились, приятный женский голос. – Он позаботился о переводчике. Но ты был без сознания. Мало ли, вдруг знаешь немецкий. Всё-таки язык Гёте последние годы стоял в обязательной школьной программе для всех. Поэтому начал задавать вопросы сам.