Зло вдавив ни в чём не повинную кнопку входного звонка, Клим осознал, что явился наобум. Однако, не успев стукнуть по косяку с досады, он услышал щелчок замка.

Картина на повторе: его встретили женщина и кот. Только в этот раз смотрели они по-другому, но разбираться с их ожиданиями Клим не собирался.

Он шагнул внутрь, бесцеремонно потеснив хозяйку и заворчавшего кудряша, прикрыл за собой дверь. Ударил по выключателю, мельком поразившись, что, похоже, бабуля сама видит в темноте, как кошка. Сдержанно подал Алевтине Васильевне синюю тетрадь и взялся за дверную ручку.

– Хотите побыть сводней – найдите другого женишка.

Внезапный странный звук заставил Клима оглянуться. Братишка распушился, подняв дыбом шерсть, и оскалился, издавая монотонное шипение. Казалось, его хвост случайно воткнули в розетку, и кота шарахнуло током, превратив в большую шаровую молнию с рваными краями. Можно было бы рассмеяться, если бы не грозная морда, определённо дающая понять ничтожному человечишку, что уходить таким образом не стоит.

Баба Аля наклонилась и похлопала кота по выгнутой дугой спине:

– Тише, Братишка. На роду нам, видать, написано, что все наши мужики, кроме тебя, крепки задним умом.

Она тяжело вздохнула и подняла на Клима взгляд, полный такой нестерпимой тоски, что он поперхнулся готовым сорваться с языка язвительным ответом.

– Давай честно, – баба Аля прижала тетрадь к груди. – Дальше картонок не смотрел?

Клим скривил губы, но признался:

– Глянул ещё первую страницу и парочку в середине. Чтобы вы знали, я вашу Аврору никак и ничем не поощрял. Имя-то её узнал буквально вчера вместе с вашим.

– Пойдём, – старушка цепко взяла Клима за руку и потянула за собой на кухню.

Он напрягся, сопротивляясь. Она обернулась.

– Не будешь же ты от старухи отбиваться? – крепче сжала сухие пальцы вокруг его ладони. – Обещаю, надолго не задержу.

Клим чертыхнулся про себя, скинул кроссовки и последовал за упрямой бабкой, так и не выпустившей его руки.

Алевтина Васильевна усадила Клима на тот же стул, что и в прошлый раз, плюхнула тетрадь на стол перед ним и встала рядом. Проворно пролистав несколько страниц, молча указала узловатым пальцем на открывшийся рисунок их тёмного двора, размытые очертания которого легко угадывались в первых солнечных лучах на рассвете. Перевернула ещё несколько листов до новой картинки, на которой по пыльному стеклу ползла божья коровка.

– Помню, увидела и сразу пошла окна протирать, – тепло улыбнулась баба Аля, а Клим вдруг поймал себя на мысли, что всегда считал пыль серой, уж точно без золотого и серебряного блеска, как на рисунке.

Бабуля уже перебирала лист за листом дальше. Подряд друг за другом, не разбавленные текстом, шли изображения Братишки в его бытность котёнком, женщины в строгом платье, ветки, покрытой инеем, и тазика с зажаристыми пирожками.

Клим остановил бабу Алю и вернулся к рисунку с женщиной. Выпрямился, узнавая в ней собственную мать. Тот же наряд под горло и по фигуре, те же идеально уложенные волосы, тот же взгляд, устремлённый прямо перед собой. Он склонился над рисунком. Наверное, краска выцвела или покарябалась, а, может, художница нечаянно капнула водой, потому что на щеке женщины явно проступал след от скатившейся слезы, а его мать никогда не плакала. Во всяком случае, при нём. Клим резко откинулся на спинку стула: да она даже на похоронах бабушки не проронила ни слезинки.

– Зачем вы мне всё это показываете? – спросил отчего-то хрипло и прочистил горло.

– Сколько картонок здесь вложено? – не обращая внимания на его грубость, спросила баба Аля.

– Четыре, – отчеканил он.

– А сколько ещё рисунков мы уже нашли?

Клим молчал, не желая больше играть в дурацкие загадки.

– Ни на одном из них тебя нет, заметил, горе-женишок?

– То есть отдельная галерея посвящена мне чисто случайно? – Он выдернул злополучные картонки и рассыпал их по столу. – И среди «всех ваших мужиков», – Клим выплюнул фразу, сказанную соседкой ранее, – я очутился абсолютно нечаянно? К слову пришлось, да, баба Аля? – Он поднялся и навис над старушкой, чувствуя себя великаном рядом с гномом. – Или говорите толком, что за помощь от меня нужна, или идите… – шумно выдохнул и закончил иначе: – Или я заношу ваш номер в чёрный список, и только попробуйте ещё раз ко мне сунуться.

Женщина вздрогнула, и осела на край второго стула, не задевая кошачью подушечку на нём. Прозрачные руки упали на острые коленки, а сама она сильно побледнела.

Клим скрипнул зубами, налил воды из чайника в первую попавшуюся под руку кружку и поставил её перед бабой Алей. Она к ней не притронулась, но кивнула в знак благодарности.

– Мы вообще живучие женщины. Арианка, я, моя мать. Да и бабка с прабабкой, насколько знаю. Мужика выбираем рано и болеем им одним потом всю жизнь. Наказание это или награда, одному ему, – она обречённо взглянула наверх, – известно. Ни одной из нас не было бы, если бы краткое всепоглощающее счастье не оправдывало долгие мучения между его вспышками.

Голос бабы Али звучал так тихо, что Климу пришлось снова сесть на стул и напрячь слух. Их взгляды пересеклись. Алевтина Васильевна печально улыбнулась:

– Аврора влюблена в тебя, не спорю. Но она другая. Искать встреч с тобой не будет. И ты другой. Слишком прямолинейный, чтобы водить её за нос. Не знаю, что моей девочке уготовано судьбой, но пока ты для неё ориентир. – Дряблые щёки порозовели, и баба Аля подалась немного вперёд. – Рора в больнице. Я не прошу тебя за ней ухаживать или возиться с её влюблённостью. Просто побудь у неё на виду, помельтеши поблизости, перекинься парой слов, чтобы она захотела оттуда выйти.

Клим заехал на битком заполненную больничную парковку. Втиснулся в зазор между криво раскорячившейся крохотулькой и тротуаром.

Баба Аля наотрез отказалась ехать с ним, как и рассказывать причину, по которой её внучка оказалась в больнице. «Я и так влезла в непозволительно многое, – упёрлась она. – Уверена, причину её недуга ты поймёшь сам. Не дурак, хотя и тугодум, – махнула морщинистой ладошкой, мол, поздно, Климка, обижаться. – Рора не должна видеть меня вместе с тобой сейчас. А ты уж постарайся притвориться, что ваша встреча случайна».

«Притвориться», – Клим покатал слово на языке. Терпеть он не мог враньё. Не то, что сам донельзя святой, но с правдой ему всегда было легче. Бывало, конечно, перед бабушкой скрытничал, делишки проворачивали с Иваном мутные, Милке вон не всё рассказывает. Но смолчать или чужую тайну сохранить – это другое. Специально, а уж тем более чтобы себя выгородить, он старается не лгать и на прямые вопросы всегда отвечает честно. Иначе жрёт его изнутри ложь, покоя не даёт. «Бл…эк-рэд-грин2», – выдохнул Клим и вышел из машины.

Он не спрашивал, кому позвонила баба Аля, но у входа его уже ждала дородная женщина лет сорока в белом халате и шапочке, надвинутой до самых бровей.

– Клим? – уточнила она, окинув его цепким взглядом с головы до ног.

Он кивнул, а врачиха вдруг широко улыбнулась:

– Алевтина Васильевна всё время удивляется, в кого внучка у неё так талантливо рисует, а сама каждый раз подмечает что-то с художественной точностью. Ты, – она подмигнула, – не обессудь, я со всеми на «ты». Так вот, как подъехал, я сразу тебя узнала: «нахохлившийся парень, ростом с тебя, но покажется выше», – женщина очень похоже процитировала бабу Алю и подала Климу руку. – Алёна Игоревна, лечащий врач Авроры.

Клим молча пожал крупную тёплую ладонь.

– Травматология у нас под Урологией, но, с учётом нумерации с нулевым и цоколем, мы здесь сами этажи периодически путаем, – перешла к делу Алёна Игоревна, заводя Клима в кабинет без названия. – Можешь на это и сослаться, как будто приехал товарища попроведать, а лифт тебя не туда довёз. – Она собрала бахилы и халат и разом всучила их Климу. – Надевай. Провожу тебя. Палата 403. Ну а там дальше уже сам. – Она достала из кармана большое жёлтое яблоко. – Держи, а то с пустыми руками обычно никого тут не навещают.