Сережа симпатичный, интересно у него есть девушка? Не было бы, я бы могла начать чаще ронять рядом с ним то резинку, то что-нибудь еще, чтобы он мог получше меня рассмотреть.

– Сереж, сделай мне кофе, пожалуйста, – и Настино лицо озаряет улыбка, которую она силится сделать как можно более милой, ее старания угадываются и в сощуренный, улыбающихся глазах.

– Как обычно? Латте?

– Да, – в подтверждении слов она качает вверх-вниз головой.

Для ее взгляда Сергей предоставляет спину, разворачиваясь к рожковой кофемашине, занимающей половину места на столе за ним.

Какая у него широкая спина, за такой легко спрячешься… даже видно не будет… а в кровати под ним даже двинуться не сможешь… ммм я бы это проверила, конечно.

Настя, положив голову на руки, мечтает. Из подсобного, неогороженного кармана, служащим перемычкой между коридором, еще спрятанным под ширмой, и основным залом ресторана, слева от мойки и бара, выходит в привычном для нее быстром темпе Светлана Николаевна, одетая в классические для себя черные джинсы и блузку, оглядывает ребят и, сделав какие-то выводы, фокусируется на девушке:

– Насть, ты сервировку сделала?, – в тоне в избытке претенциозные нотки.

– А? Да… нет, в смысле нет, я хотела подождать пока новенькие придут, чтобы вместе с ними это уже сделать, – пауза – Ведь их учить надо.

– Ну да, надо, ладно, молодец, – и ее губы, разукрасившись изгибом, заканчивают фразу. Она на какое-то время подвисает в неопределенности, мечась в нанометровом нейронном диапазоне, пытаясь понять, что следует делать дальше. Но это состояние мгновенно и проходит за неполную секунду. В виде похмелья в ней остается злость на себя, что позволила себе такую растерянность, но она оставляет ее без выражения, остановив потребность высказаться. Таким образом она бы доказала самой себе, что произошедшее является чистой случайностью: ввела бы эту растерянность в окружающих, воспарила бы в их растерянности выше, и затем, придя на помощь – сгладив возникшую сбивчивость, – доказала бы самой себе свое абсолютное знание ресторанной сферы и заслуженность занимаемой должности. Но слова останавливаются на три четверти расстояния до рта – их останавливает короткопунктный моральных кодекс, на который она опирается в своей работе начальника. Такое проявление чувств – бесправные обвинения – она сама себе воспрещает, что сейчас не избавляет от злости, но является неким утешением допущенной ранее оплошности.

– Сереж, сделай мне тоже чашечку кофе, пожалуйста, – и идет пробивать его за половину стоимости в кипере, не останавливаясь – Насть, принесешь мне его потом.

Слова и ощущение непотерявшейся от ошибки власти приносят ей искомое умиротворение. К своему рабочему столу она подходит уже, слегка постукивая мягкой подошвой кед. Садится и принимается внимательно изучать график смен своих сотрудников, отмеряя взглядом и тех, с кем ей сегодня работать и того, кто ее должен сменить завтра. Виталик. Она даже не видит в нем полноценного мужчину. Слишком мягкий, даже не для нее – для любой, пластилиновый, просто придаток, приказы ему можно говорить прямо в лицо: да, дорогая? – помой полы, приготовь поесть и вынеси мусор. А потом отшлепай себя чем-нибудь. -Твоим коричневым кожаным ремнем или взять что-то по-массивней? – Ой, да чем хочешь. – Хорошо, дорогая…

Диалоги с ним в каком-то таком ключе должны проходить. Просто смотрит тебе в рот. Нормальных мужиков совсем не осталось. От мыслей ее отвлекает звук дребезжания. Так обычно стучит ложка о блюдце, она узнает и радуется ему. Слава богу. В глаза – «спасибо», с добавлением «Настя» это же слово на повторе вслух. Она с удовольствием насыпает себе немного принесенного тут же сахара, мешает аккуратно по-часовой стрелке гранулы – движение все больше ритуальное, – повторяя звук металла о керамику, сосредоточена на черном водовороте. Размешивание заканчивается после двадцатого повторения – ее константа из формулы идеального вкуса кофе, ложка опускается – раствор готов.

Из кухни в зал заходит новенький официант, без бейджика, в мятой футболке и синих джинсах, идет к киперу открывать смену. Его волосы – взлохмаченный черный, лицо без единой морщины, кожа по характеристикам ближе к мрамору, острые скулы и нос разрывают структуру, насыщая бельведерский профиль углами, и эта угловатость одна из главных особенностей его внешности. Будто вырезан из бумаги ножницами, не верится, что его длинные пальцы могут выпрямиться до конца и перестать быть согнутыми в средней фаланге, коленки формируют на джинсах конусы, плечи заостряют футболку, его бледность почти болезненная, он Светлане Николаевне понравился почти сразу, неопределенность продержалась не дольше спокойствия в коей пребывает секундная стрелка, удовольствие начало разливаться по внутренностям, словленное лишь бессознательным понимание, что с момента, как он провел карточкой по киперу, он в ее власти, даже заставило тело ненадолго потерять ориентацию в пространстве, что сорвало явственные, про себя, благодарности Богу, что сидит сейчас на диване. И досада, приличиствующая быть легкой к его форме одежды, разрастается, а она даже не пытается ее унять. Ее вместе с ней полнит эйфория.

Она удивляется, как новый сотрудник прошел вчера мимо нее и почему она его не заметила сразу. Наверно, с ним разговаривал Максим, не могла же я забыть встречу с ним. За подсказкой Светлана Николаевна лезет в график, находит там вписанное от руки имя, выкручивая громкость голоса до верхней границы, за которой он уже должен переходить в крик, произносит:

– Илья, подойди ко мне.

Он оборачивается, кивает и, добив нужные кнопки карточкой, планирует в ее сторону.

– Илья, а где твой бейджик?, – слова звенят замками, кои сдерживают прямой упрек.

– А?! Я не знал, что его нужно было взять. Мне никто не сказал об этом. Простите меня, пожалуйста – почти плачет.

– Илья, в заведении ресторанного типа без бейджика не ходят. Подойди к Насте, пусть поможет тебе его сделать. Скажи, что я сказала, – на секунду она даже убрала руки от чашки, которую так рада была недавно получить.

– Да, хорошо, а что мне ей сказать?, – приказ должен быть высказан четко, это является одной из составляющих приказа для воли.

– Чтобы сделала тебе бейджик. Вот такой – и Светлана Николаевна выпячивает слегка грудь, демонстрируя закрепленную на нем пластинку с отпечатанным именем «Светлана», – теперь понятно?

– Да, понятно, – Илья довольный, как кот после сметаны, улыбается.

Его ответ приглушен ее мыслями, которые, вихляясь, подмечают, увлажняя, что несколько секунд тот внимательно рассматривал грудь. Взгляд вскользь на его ширинку, идентифицирует, увеличились ли объемы. Но к досаде признается, что нет. Невысказанно, бессознательно: упрек к себе самой; желание быть с ним мягче – четко очерненная заявка в сознание; образ его сумевшего рассмотреть и возжелать в ней женщину – тот потенциал, к которому ее тело устремилось, но бессознательное уже знает, что в решающий момент та, поторговавшись с обязательной отрицательной своей частью внутри короткого мысленного диалога, предстояще-подготовленная, за дешево продастся, продастся за любое, самое призрачное проявление усилия с его стороны, пусть это даже будет просто жест.

– Ладно, Ильюш, иди работай, – уже без сокрытия ласково.

Мальчик разворачивается, уходит, и она провожает его, дословно из мыслей,«милую попку», спрятанную под мошней денима, пока (но только пока), провожает до момента, когда он соприкасается с другой. Закапала кап-кап ревность, от которых она отворачивается к графику и своему остывающему кофе. В голове стучит обязательный молоточек, призывающий вернуться ее к тому, что дает ей деньги. Рассматривает в упор разнобойно отмеченную черными точками таблицу, точки, с первого взгляда, без порядка, в хаосе по клеткам отдельных прямоугольников. Через несколько секунд между некоторыми из них устанавливается связь. Заглавные к строкам имена в точках по датам местами совпадают. 11 апреля: метками соединены имена Светланы, Виталика, Ильи и Насти. 12 апреля ее прямоугольник бел, 13 – тоже, отметка преследует ее с 14 и дальше до, до густой черной вертикальной полоски, разъединяющей предыдущие со следующими семью столбцами. Имена с кем точка ее не объединяет – из другого племени – неинтересны. Ожидание 14-ого почти роднит с Александром-Анастасией. Вспыхивает спектр, связанный с первым, второй: изображение-чувство-чувство на экране почти разделенного надвое, в помехах и с рябью по бокам, внутреннего взора – сидящая на стуле широкая спина в белой футболке – их первая встреча – симпатия – почти забытый сахар слабости – желание уступать> стоящая рядом, облюбованная одним солнцем, у скамейки, почти в упор, до взаимного связывания ворсинок с кожи, и ощущение теплоты, то ли ее, то ли фантомно – забота с крапинками любви – как будто часть чувств, предназначенные для другого человека – гордость идет с коротким визуальным пояснением того разговора, где Настя признается в наличии у нее своих планов на будущее. С этого момента 14 апреля привязывает к себе чувство спокойствия. И это расслабляет ее уже сейчас, поднимает желание-самой-последней-сигаретки, которую когда-то сама себе обещала, но стремление сломалось и осталось на лагающем повторе на следующие 10 лет, но сформированное таким образом желание подгоняет ее сейчас сильнее, сгущается нависшим грозно общением рабочего дня, который непременно настанет.