– Вы сказали, Саша была именно в таком состоянии? В шоке.

Стискиваю руки в кулаки и укладываю их на стол. Слова следователя хуже кислоты, брызнутой на открытое сердце. Еще и без наркоза.

– Все верно. Но… я не врач, господин Аверин. Мое мнение – лишь результат опыта и наблюдения.

– И по вашему мнению, могло ли в этом состоянии… что-то произойти?

– Почему вы не хотите узнать это непосредственно у самой Белинской?

Грустно ухмыляюсь. Нервно даже. Я сам весь нервный и натянутый. Эта тема вернула меня в тот день, когда от неведения разрывало когтями, как жертву дикого животного.

– Спрошу. Но мне нужен и ваш ответ. В конце концов, он очень дорого мне обошелся.

Смирнов допивает кофе. Капучино заказал, еще сахара бухнул три ложки. Сидит довольный. В отличие от меня.

– Я думаю, что Александра бы отбивалась. Были бы видны следы либо на ее теле, либо на теле Сабурова. Ничего такого не было. Когда мои люди пытались ее вывести из квартиры, она не была такой уж и послушной. Не кричала, но так просто в руки не далась. Лисица прям.

Резко вскидываю взгляд.

Слово, как пуля, заходит меж бровей и просверливает свой путь навылет через все отделы мозга. В этот момент я не дышу и прогоняю все сказанное про себя еще раз, и еще, и еще. Пока тошнить не начинает… от правды.

Осталось спросить у самой Белинской. Но сомневаюсь, что она сможет продумать другую версию. Потому что в моей все пазлы сошлись.

– Алексей, я могу Вас нанять? Нужно найти одного человека.

– Сабурова?

– Именно. Он в розыске.

– Можете, – довольно отвечает.

Если бы Белинская хоть на один день скрыла моего сына, я бы ее уничтожил.

Стас.

В машину сажусь в разбитом состоянии.

Пф-ф…

Слова Смирнова оглушили. Слов нет.

Жалею,что не решил все пять лет назад. Я же тогда думал только о спасении лисицы.

Отцу с три короба пообещал, как послушная марионетка, исполнил все, причинив боль дорогому человеку. А меня обдурили. Лишили права быть отцом.

Нет в мире такого суда, который возвращал бы время вспять после оглашения приговора?

Еду на всех парах домой. Втопил газ в пол. Всего трясет. Не самое лучшее состояние,чтобы быть за рулем. Но у меня занятие. Младшая группа, в которой Арсений занимается.

Интересно, какой он был в год? А в два? Когда ползать начал? А ходить?

Его любимый мультик? Любимая песня? Еда? Игрушка…

Кэтбой.

Давлю что-то вроде улыбки. Кривой какой-то, немного чужеродной. А внутри хирург-любитель успел повозиться. К клубу подъезжаю, опоздав на несколько минут. Про себя чертыхаюсь.

С мелкими дисциплина нужна. Без нее в спорте делать нечего. А они сейчас зал наверняка разносят вместо разминки. По телу разряды летают, стоит представить, что там, в зале, Арсений. Я умею общаться с детьми, хорошо лажу, а вот сейчас конкретный затык. Все навыки растерял.

– Станислав Андреевич, папа Романа Рябцева хотел с Вами поговорить, – с порога нападает администратор.

Киваю,пропуская все мимо ушей. Пока не секу, кто такой этот Рябцев, когда своих учеников знаю поименно.

Чертовщина. Колдовство. Как порчу навели.

Всего шатает и мотает в стороны, как после хорошей студенческой вечеринки. Мурашки по телу пробегают, отчего волоски дыбом приподнимаются. Я дергаюсь, как под сквозняк попал.

Татуировка лисицы под лопаткой дает о себе знать: снова жжет, будто только вчера ее набил.

Оборачиваюсь на этот пробивающий кожу взгляд.

Белинская опирается о стенку. Теперь делает вид, что и не смотрела в мою сторону секунду назад.

Актриса, блин. На ней снова блядско-пуританская юбка, которая задницу, как вторая кожа, облегает. Но зато коленочки прикрыты. Какая прелесть! Сверху голубая блузка. Ну хоть лифчик не просвечивает.

Мне как бы нет до этого никакого дела, но она же мать! А вырядилась, как…

– Станислав Андреевич, у Вас ко мне какой-то вопрос? – спрашивает, а голос ее как буром в уши входит.

– И не представляете какой, – злобно шепчу, выдергивая ключи от моего кабинета из рук администратора.

– Так задавайте!

Саша нападает. С момента нашей встречи я постоянно чувствовал накопленный гнев, который Белинская порционно выплевывала. Я знал, с чем он связан, и не лез на рожон. Позволял, потому что принимал ее чувства. Но теперь моя очередь злиться.

Мы смотрим друг на друга. В крови каждого тяжелая агония. Это настоящее мучение.

Как цивилизованные и воспитанные люди, должны перешагнуть через прошлое и идти дальше. В конце концов, мне правда жаль, что так вышло. Я не хотел причинять ей боль.

А лиса… сделала и делает это сознательно.

– Все же привела… Арсения, – имя мальчика выделяю интонацией.

Реакцию Белинской изучаю.

Саша бледнеет. Ее румяна сильно контрастируют с цветом кожи. Шевелит пухлыми губами, отвечает, а я слышать ничего не хочу.

– Ему нравится здесь заниматься, – хрипота в голосе выдает страх.

Сканирую ее испуганный вид, который через одно моргание исчезает, и передо мной снова хитрая и опасная лисица, готовая вцепиться своими острыми зубами мне в сонную артерию.

В кабинете быстро переодеваюсь, прогоняя мысленно и наш бессмысленный диалог, и вечно крутящиеся вопросы. Кто-то сверху в моей голове раскручивает юлу. Тошнит от скорости вращения.

Не представляю, как вести занятие. Мне стаканчик бы пропустить, а не показывать «Тайкеку соно ичи» (Прим. автора: простейшее базовое ката стиля карате).

Стою спиной к двери и только слышу, как она приоткрылась, и чье-то навязчивое дыхание волнует барабанные перепонки.

– Что? – выкрикиваю довольно громко и круто поворачиваюсь.

Надеюсь увидеть администратора, там, другого тренера. В крайнем случае, Белинскую. Я даже приготовился к защите и забетонировал сонную артерию, чтобы зубы свои на хрен сломала.

А там Арсений. Растерянно уставился во все глаза. Они у него еще такие большие. Как у лисицы. Радужка только цвета жженой карамели.

– Мы все тебя потеряли, – голос мальчика полон нескрываемой обиды.

– Сейчас приду, – выходит грубее, чем хотелось бы.

В крови дикая смесь. Хуже, чем «Лонг-Айленд». Вставляет в мозг, и действия становятся неадекватными. Пьяными и безумными.

Арсений вылетает из кабинета, а мне удавиться хочется.

С утра все катится в трубу. Начиная с того гребаного дождя утром, заканчивая вот такой вот ссорой с парнишкой.

Даю себе пару вдохов, чтобы остыть, и выхожу из кабинета. До конца занятия полчаса.

Прекрасно…

В зале шум и гам. Никто, конечно же, не разминается. Занимается чем угодно, но не разминкой.

Как только ребятня замечает меня, выстраиваются в шеренгу. Все, кроме Арсения. Его нет.

Толстая ткань кимоно моментально намокает от пота. Протираю глаза, глупо надеясь, что я ошибся. По сторонам смотрю, в тренерскую забегаю. В голове шум заглушает голоса. Сердце от волнения готово разорваться.

Выхожу из зала, глазами с лисицей встречаюсь. Она на скамейке, как и многие родители. Сидит, молчит, мысы туфель изучает.

– Арсений где? – кричу через весь коридор.

Дыхание сбивается, а я на месте стою как бы.

– На занятии, Станислав Андреевич, – звонко звучит каблуками, пока направляется ко мне.

Уже вижу ее сомкнутые губы и взгляд дьяволицы.

– Его нет.

– Где мой сын? Я отвлеклась на звонок…

Пальцами глазные яблоки выдавить собираюсь. Руками по лицу прохожусь, смахиваю весь ужас, в волосы зарываюсь.

Надо думать, а у меня от переживаний весь живот скрутило.

– Он заходил ко мне, и… я прикрикнул на него, – сознаюсь, открыто посмотрев в глаза лисицы.

Каждая клетка в моем теле горит. Чувство вины затягивает в свою турбину и раскручивает на максимальных оборотах до потери сознания.

И стыд, как клубок ниток, разматывается по нервным волокнам.

– Это из-за тебя все…