Прием по высшему разряду. Неловко становится. Жена, как бы, а я без цветочка.

– Стас, можешь не оправдываться, говорила же. И я всегда тебя жду, – выходит в коридор и, заламывая пальцы, смотрит как-то жалобно.

Пять лет назад она была другой.

Нелюдимая, закрытая. Взгляд суки с жестоким отливом. От нее даже пахло по-особенному. Как будто лед нюхаешь, и холод через ноздри в мозг вливается, промораживая все на своем пути.

Мне было бы проще, если бы она оставалась прежней Ассолью.

– Когда ты позвонил, что приедешь, не знала, что приготовить на скорую руку. Поэтому не ругайся.

Можно подумать, я когда-то голос на нее повышал.

– Спасибо.

Передо мной тарелка с супом. Наваристым и, по всей видимости, вкусным. Стежки на желудке расходятся, слюна смачивает сухой рот, и даже улыбаюсь своей жене.

– Могу кое-что спросить? – сложив руки на столе, Ася коротко мажет по мне взглядом и тут же отворачивается.

Иногда чувствую себя настоящим мудаком. Хотя, по-хорошему, я ей ничего не обещал. Совесть дает о себе знать зудом во всем теле.

– Что-то на работе случилось? Раз ты сорвался из Москвы?

Откладываю прибор. В тарелке еще полпорции. Камень в груди не позволяет больше есть.

– На работе все в порядке. Это немного личное…

– Извини.

И так никакущее настроение пробивает дно и стремится в темные глубины матушки-Земли.

Но как объяснить другому человеку, что от меня сына, возможно, долго скрывали? Сам-то в это поверить не могу. Все время в голове ищу то ли оправдание, то ли другие варианты прошлых событий. И… не получается.

– А ты на юбилей-то приедешь? Твое личное не помешает?

Усмехаюсь, закрывая пол-лица объемной кружкой.

– Не помешает, Ась.

Смотрю в упор и понимаю, что мало что знаю о своей жене. В тот год, когда поженились, мне было все параллельно. Ничего не интересовало, тем более странная девушка, которая теперь называет себя моей женой. А потом… не видел смысла.

Стелю себе в гостиной, как и всегда. Мог бы и номер снять, но совсем дерьмом не хочется выглядеть. В конце концов, часть этой квартиры моя.

Мыслями в завтрашнем дне.

А если Смирнов обманет?

Тут же сам себе отвечаю, что такие люди, как Алексей Смирнов, из другой категории. Они за каждое свое слово берут копейку, но и за него же и отвечают.

Или не придет? Перенесет встречу?

Голова раскалывается, стоит хоть на мгновение прикрыть глаза.

Сна нет. И так вторую ночь.

Нащупываю телефон и открываю профиль Белинской. Первый раз за пять лет. Даже пальцы немного дрожат, когда я листаю ленту вниз. Последняя фотография сделана несколько лет назад. Закат. И лисица на фоне. Не знаю, что ярче: заходящее солнце или ее волосы. Огнем пышут, экран загорается.

И ни одного фото сына. Арсения. Сердце защемляет, и так тошно становится!

Скрывает, что ль? От кого? От меня?

– Не спишь? – вздрагиваю от тихого шепота.

Никогда не чувствовал себя здесь как дома. Сейчас это чувство возрастает в разы.

– Что-то случилось? – зеваю демонстративно.

Ассоль присаживается на край дивана. Двигаюсь против своего желания, а Анварова молчит и разглядывает меня. Даже в темноте вижу ее редкий румянец на щеках.

– Почему у нас так, Стас?

Откидываю одеяло и сажусь рядом. Ладонями по лицу провожу и пальцами волосы несколько раз прочесываю.

В груди печет, словно угля кто-то подкидывает, как в печь.

– Ась, а ты думала, что будет по-другому? В договорном браке? – нервничаю. Тема неприятная.

– Мне казалось, у нас есть шанс. Я вроде бы нестрашная, при деньгах. Ты…молод, красив. Или это все из-за нее? – раздраженно кивает на татуировку на моей спине.

Анварова единственная, кто ее видел. И то случайно.

Лисица, почувствовав, что говорят о ней, начинает жечь. И сердце, как по команде, отплясывает пасодобль.

– Отец про внуков снова заговорил на прошлых выходных. Интересовался.

Поднимаюсь с дивана и расхаживаю вдоль окон. Третий этаж, вид на Неву, туристы, белые, блядь, ночи. Ненавижу этот город.

И разозлиться на Аську хочется, и понимаю, что не виновата ни в чем. Девчонка, что хочет любви от своего мужа. Ну, влюбилась, дурочка. Не знает меня совсем, а что-то там испытывает в своем сердечке.

Получается, злюсь на себя.

– Ась, скажу честно, – подбираю брюки, надеваю рубашку, заправляю ее. Все выходит резко, – я никогда не воспринимал этот брак как настоящий. Никаких детей не будет. Я тебя не люблю.

Ассоль меняется в лице. Вот-вот заплачет. Будь это кто-то другой, но не Анварова, увидел бы истерику и жгучие слезы. Но Ася держит себя в руках. Смотрит только угрожающе. Как змея перед нападением.

– Мы можем развестись, если вопрос с ребенком так важен, – предлагаю.

Во рту все пересыхает.

Ребенок… Перед глазами образ Арсения. Мальчишки четырех лет. Снова мерцает в сознании: мой – не мой?

– Нет, Аверин. Никакого развода никогда не будет. Я на это не пойду.

Равнодушно пожимаю плечами.

Что еще сказать? Мне и правда все равно. Для меня наш брак – лишь печать в паспорте. Я после свадьбы все равно жил своей жизнью, а после аварии с отцом мозг никто не вытаскивает прибором для разделки устриц.

– Ты когда-нибудь меня полюбишь, Стас. И семья у нас будет, и ребенок.

Полностью одетый, я подхожу к Анваровой очень близко и наклоняюсь. Вновь чувствую запах льда. Его не описать, но холод скачет по клеткам, и летний теплый вечер становится морозной полярной ночью.

– Любовь… Ничего не желаю иметь общего с этим чувством, – грубо выговариваю каждое слово, напрягая при этом челюсть до хруста.

Ночь провожу в гостинице. Не сплю. Если в Питере в это время года и можно встретить рассвет, то я именно это и делаю. Небо из светло-голубого становится светло-светло голубым.

А потом весь небесный купол застилается свинцовыми тучами, и льет дождь. Прекрасно, че!

Пока добираюсь до места встречи со Смирновым, промокаю до нитки, хотя я на машине.

Прохожу за угловой столик, присаживаюсь. Вчерашняя официантка, улыбнувшись кокетливо, принимает заказ – эспрессо без сахара.

Меня знобит и кидает в жар сотни раз за минуту. Глаза стер, выискивая Смирнова за окном.

Он опаздывает. А когда замечаю его фигуру на пешеходном переходе, сердце прекращает стучать, чтобы потом, как марафонец, бежать до финиша без передышек.

Следователь, не торопясь, проходит к столику. Кивает официантке, подмигивает. В общем, неприкрытый флирт, который сейчас стреляет по нервным клеткам.

– Извините, что припозднился, – нерасторопно отвечает и, наконец, садится.

Взгляд, как лазер, тут же впивается в мои красные глаза.

– Бывает, – сухо комментирую.

Про себя добавляю: «За такие деньги мог бы и поторопиться».– Перейдем тогда к нашему вопросу?

Оба замолкаем, когда на стол опускается заказ следователя.

– Мне нужно знать, что именно происходило в той квартире, где вы нашли Александру Белинскую и Рамиля Сабурова.

Смирнов сцепляет пальцы и чуть подается вперед. Его голос по-прежнему командный, но на тон ниже. Тише.

– Рамиль Сабуров находился в квартире своего брата пару часов. Это подтвердили записи с камер на соседних домах, и, – морщится, – бабушки у подъезда.

Да, бабушки – это сила.

– Когда мы с командой вошли, гражданин Сабуров находился на кухне и курил. Анализ крови мы не делали, – подавляет смешок, а я через силу сглатываю. Горло пережато волнением, – но вел он себя так, словно находился под запрещенными веществами. Александра нашлась в комнате. На диване. Колени были прижаты к груди. Она плакала, медленно моргала. Не исключаю шок.

Трясущимися руками беру чашку с кофе. Отпиваю и не чувствую жжения на языке. Внутри гораздо больнее. Там пожар. И потухать он не собирается.

– На ваш взгляд, между ними что-то было?

– Одежда на Белинской была нетронутой. Сабуров одет. Никаких видимых признаков насилия замечено не было. Если только по обоюдному согласию. Или в полном шоке.