Свалка занимала около пяти акров и была окружена высоким дощатым забором. Дэйв разрисовал его фресками на тему жизни города, добавляя каждый год что-то новое. Хотя забора уже давно нет (а свалка теперь стала полигоном), но сохранились фотографии. Эти фрески напоминают более поздние работы Дэйва. Там были сцены совместного изготовления лоскутных одеял, переходившие в бейсбольные игры, бейсбольные игры, переходившие в карикатуры на давно ушедших жителей Харлоу, сцены весеннего посева и осеннего сбора урожая. Были изображены все моменты жизни маленького городка, но дядя Буч добавил еще и Иисуса с апостолами (последним был Иуда с ехидной ухмылкой на лице). В этих рисунках не было ничего выдающегося, но они были жизнерадостными и добродушными. Их можно назвать предвестниками его будущих больших работ.

Вскоре после смерти дяди Буча картина ЛаВердье с изображением Элвиса Пресли и Мэрилин Монро, прогуливающихся рука об руку по усыпанной опилками дорожке карнавала в маленьком городке, была продана за три миллиона долларов. Конечно, она была в тысячу раз лучше, чем фрески дяди Буча на свалке, но и там бы смотрелась вполне уместно: тот же сумасшедший юмор, оттенённый подспудным отчаянием и долей презрения. Фрески Дэйва на свалке были бутоном, а картина с Элвисом и Мэрилин — цветком.

Дядя Буч так и не связал себя брачными узами, а вот папа женился. У него была школьная возлюбленная по имени Шейла Уайз, которая после окончания школы уехала учиться в Вермонтский педагогический университет. Когда она вернулась, чтобы преподавать в пятом и шестом классах начальной школы Харлоу, мой отец с радостью узнал, что она ещё не замужем. Он ухаживал за ней и добился её. Они поженились в августе 1957 года. Дэйв ЛаВердье был шафером папы. Через год появился я, и лучший друг моего папы стал моим дядей Бучем.

В рецензии на первую книгу папы, "Грозовой шторм", было написано следующее: "На первых ста с лишним страницах этого тревожного романа мистера Кармоди мало что происходит, но читателя всё равно затягивает, потому что играют скрипки".

Я подумал, что это удачное сравнение. Но для Рут Кроуфорд не прозвучало таких скрипок, когда она изучала жизнь отца и его друга; картина, которую нарисовали ей Олден и другие жителей города, состояла из двух мужчин, достойных, порядочных и абсолютно честных. Они были сельскими жителями, ведущими сельский образ жизни. Один был женат, а другой был тем, кого в те времена называли "закоренелым холостяком", без намёка на малейший скандал в его личной жизни.

Вики, младшая сестра Дэйва, согласилась дать интервью. Она рассказала Рут, что изредка Дэйв ездил "в город" (то есть в Льюистон) потусоваться в ночных клубах и барах на Лисбон-стрит. "Он веселился в Холли", — сказала она, имея в виду "Холидей Лаунж" (давно уже не существующий). — "Охотнее всего он отправлялся туда, если там выступала малышка Джонна Джей. О, у него сносило от неё голову! Он так и не затащил её в постель — не повезло! — но, бывало, возвращался домой в компании".

Вики сделала паузу, как потом рассказала мне Рут, а затем добавила: "Я знаю, о чём вы подумали, мисс Кроуфорд, сейчас все так думают, если мужчина долго живет без женщины, но это не так. Мой брат, может, и стал знаменитым художником, но геем уж точно не был".

Этих двух мужчин любили и уважали, все это подтвердят, ведь они помогали своим соседям. Когда у Филли Лоубёрда случился сердечный приступ, и его поле было скошено лишь наполовину, а грозы уже надвигались, папа отвёз его в больницу Касл-Рока, а Буч собрал несколько своих приятелей, и они закончили работу до первых капель дождя. Они тушили травяные пожары и, случалось, домовые пожары вместе с местной добровольной пожарной командой. Папа вместе с мамой собирали деньги в так называемый Фонд помощи бедным, когда появлялось свободное от ремонта машин и работы на свалке время. Они тренировали детские спортивные команды. Бок о бок они готовили жареную свинину на мероприятиях, организованных добровольной пожарной частью весной, и барбекю из курицы на праздниках, которые знаменовали конец лета.

Просто сельские жители, живущие сельской жизнью.

Никаких скрипок.

Пока не заиграл целый оркестр.

Я знал многое об отце. Но еще больше я узнал от самой Рут Кроуфорд в кафе "Корнер Кофе Кап", расположенном напротив мотеля "Гейтвей" и в квартале от почтового отделения. Именно туда приходила папина корреспонденция, и обычно её было чертовски много. Я всегда заходил в "Кофе Кап" после того, как забирал почту. Кофе там был терпимый, не более того, но черничные кексы? Лучше не найти.

Я перебирал почту, отделяя зёрна от плевел, когда услышал:

— Можно присесть?

Это была Рут Кроуфорд, стройная и подтянутая, в белых брюках, розовом топе и подходившей по цвету маске, на дворе был второй год ковида. Она уже садилась за другую сторону столика, что меня развеселило.

— Вы не сдаётесь, да?

— Скромность девушку не красит и Нобелевскую премию не приносит, — ответила она и сняла маску. — Как здесь кофе?

— Неплохо. Как вы, должно быть, и сами знаете, ведь живёте прямо через дорогу. Кексы лучше. Но интервью всё равно не будет. Простите, мисс Кроуфорд, не могу.

— Останусь без интервью, ясно. Но давайте, всё, о чем мы поговорим, останется за кадром, ладно?

— То есть без огласки.

— Именно так.

Подошла официантка Сьюзи Макдональд. Я спросил её, успевает ли она с вечерними занятиями. Она улыбнулась за своей маской и ответила, что да. Мы с Рут заказали кофе и кексы.

— Вы знаете всех в этих трёх городах? — спросила Рут, когда Сьюзи ушла.

— Не всех, нет. Раньше я знал больше людей, а когда был школьным инспектором округа, еще больше. Только между нами, да?

— Абсолютно.

— Сьюзи родила в семнадцать, и родители прогнали её из дома. Святоши, церковь Христа-Искупителя. Она ушла жить к своей тёте в Гейтс. Потом она закончила среднюю школу и сейчас ходит на образовательные занятия при колледже Бэйтс. В конечном итоге она хочет стать ветеринаром. Я думаю, у неё всё получится, и с её дочуркой всё в порядке. А как у вас? Хорошо проводите здесь время? Много узнали о папе и дяде Буче?

Она улыбнулась.

— Я узнала, что ваш отец был лихачом до того, как женился на вашей матери — кстати, соболезную по поводу утраты.

— Спасибо. — Хотя в то лето 2021 года моей мамы не было уже пять лет.

— Ваш отец влетел в "Додж" какого-то старого фермера и на год лишился прав, вы это знали?

Я не знал и сказал ей об этом.

— Я узнала, что Дэйв ЛаВердье любил бары Льюистона и был влюблён в местную певичку, которая называла себя "малышка Джонна Джей". Ещё я узнала, что он вышел из Республиканской партии после Уотергейтского скандала[165], а ваш отец — нет.

— Папа будет голосовать за республиканцев до самой смерти. Но... — Я подался вперёд. — Всё ещё не для протокола?

— Абсолютно! — Она улыбалась, но глаза её сияли любопытством.

Я понизил голос до шепота.

— Он не голосовал за Трампа во второй раз. Не смог заставить себя проголосовать за Байдена, но Дональда ему хватило. Надеюсь, вы унесете эту тайну с собой в могилу.

— Клянусь. Я выяснила, что Дейв побеждал в ежегодном городском конкурсе по поеданию пирогов с 1960 по 1966 год, пока не бросил участвовать. Я узнала, что вашего отца сажали в кресло для окунания[166] на празднике “Дни старого дома”[167] до 1972 года. Есть забавные фотографии, где он запечатлен в старомодном купальном костюме и шляпе-котелке... водонепроницаемой, я полагаю.