— Хорошо, Стиви. Мне пора.

— Хорошо, Дэнни-бо-бэнни. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Он рад, что со Стиви поговорила именно Дэвис. Дэнни даже думать не хочет, что было бы, если с братом пообщался бы Жальбер — или если приблизился бы к нему. От таких мыслей холод пробирает его до костей.

30

Элла Дэвис кладёт телефон в карман брюк и возвращается к вечеринке. Её сестра раздает торт и мороженое полудюжине маленьких девочек в праздничных колпаках. Дочка Дэвис, именинница и звезда сегодняшнего шоу, то и дело бросает жадные взгляды на груду подарков на серванте. Сегодня Лори исполняется восемь лет. Подарки будут открыты и вскоре забыты — за исключением, возможно, Адоры, куклы, которая обошлась Дэвис в сорок с трудом заработанных баксов. Маленькие девочки, наевшись сладостей, будут играть в веселые игры в гостиной, и их крики заполнят дом её сестры. К восьми часам их глаза будут смыкаться под очередной показ "Холодного сердца"[38] по телевизору.

— Кто это был? — спрашивает ее сестра. — Это по твоему делу?

— Да. — Одна тарелка мороженого уже пролита. Митци, бигль Реджины, сразу же принимается за уборку.

— Не он ли это был? — шепотом спрашивает Реджина. — Кофлин? — Потом. — Вилкой, Оливия!

— Нет, — лжет Дэвис.

— Когда ты его арестуешь?

— Я не зна...

— КОГО арестуешь? — кричит одна из девочек. Ее зовут то ли Мэри, то ли Меган, Элла никак не может запомнить. — КОГО арестуешь?

— Никого, — отвечает Реджина. — Не лезь в дела взрослых, Марин.

— Я не знаю, Редж. Это не в моих полномочиях.

Когда торт и мороженое поданы и девочки начинают есть, Дэвис извиняется и выходит на заднее крыльцо покурить. Её напрягает мысль о том, что Фрэнк подходил к Кофлину в магазине, намеренно выделяя его и как бы говоря свидетелям конфликта: "Это он, это тот самый парень, которого подозревают в убийстве, посмотрите хорошенько, запомните его".

Еще больше её напрягает мысль, что Жальбер мог дать имя Кофлина тому единственному изданию, которое бы согласилось его напечатать. Она не хочет верить, что он так поступил, и в целом не верит, но нельзя отрицать, что Фрэнк сосредоточился на Кофлине. Он помешался на этом деле.

"Неправильное слово", — говорит она себе. — "Правильное — он предан делу".

Больше всего её беспокоит сам Кофлин. На его лице возникло искреннее облегчение, когда Фрэнк сказал, что у них есть ДНК преступника, и он охотно согласился дать образец для сравнения. И он знал, что Дэвис солгала об отпечатках пальцев девушки на приборной панели его пикапа. Но это могло быть потому, что он их стёр. А ещё это могло быть потому, что Уикер — бедная мисс Ивонн для Жальбера — вообще никогда не была в кабине; он мог завернуть её труп в брезент и положить на заднее сиденье. Если он избавился от брезента, это также объясняет, почему они не нашли ни волос, ни отпечатков, ни ДНК в кузове пикапа. Но почему бы тогда не похоронить её в брезенте?

Или это могло быть потому, что Ивонн Уикер вообще не было в его машине.

"Нет. Я отказываюсь это принимать".

Кофлин также предлагал пройти проверку на полиграфе, чуть ли не умолял пройти её. Фрэнк отклонил это предложение, и на то были веские причины, но...

Выходит её сестра.

— Лори открывает свои подарки, — говорит она с лёгкой ноткой язвительности в голосе. — Тебе интересно посмотреть?

"Чёрт возьми, а как насчёт презумпции невиновности, инспектор Дэвис?"

— Да, — говорит Элла, туша сигарету. — Конечно.

Реджина берёт её за плечи.

— Ты явно обеспокоена, дорогая. Это был он?

Дэвис вздыхает.

— Да.

— Говорит, что невиновен?

— Да.

— Тебе станет легче, когда его посадят, правда?

— Да.

Позже, когда девочки, одетые в пижамы, собираются на полу в гостиной и зачарованно слушают, как Эльза и Анна поют "Впервые в жизни"[39], Элла спрашивает у Реджины, были ли в её жизни какие-нибудь экстрасенсорные случаи. Например, сон, который сбылся.

— У меня нет, но моей подруге Иде приснилось, что у Хорста будет сердечный приступ, и через две недели он действительно случился.

— Правда?

— Да!

— И ты веришь в это?

Реджина задумывается.

— Ну, я не считаю Иду лгуньей, но я бы больше поверила, если бы она рассказала мне о том сне до того, как у Хорста случился сердечный приступ. Можно подумать, этот толстяк не напрашивался на него. Посмотри на свою малышку, Элс! Она обожает эту куклу!

Лори прижимает к груди рыжеволосую Адору, и у Дэвис вдруг возникает собственное видение: Дэнни Кофлин снова и снова вонзает нож в Ивонн Уикер, затем забирается на неё сверху в кукурузном поле и насилует, пока та истекает кровью. Они знают, что это произошло на кукурузном поле, потому что в её волосах обнаружили кукурузные волокна.

"Если он это сделал, он заслуживает всего, что ему устроит Фрэнк", — думает она. Затем, стоя в дверях рядом с сестрой, она осознаёт, что впервые с начала расследования ей пришло в голову это смертоносное (и нелояльное) слово из четырех букв — "если".

Есть ещё кое-что, и она готова признаться (но только себе, только себе), что это её шокирует. Он действительно произносит случайные числа? Ни с чем не связанные, просто так, наобум? Она раньше слышала, как Фрэнк делал это несколько раз, но с тех пор, как они расследуют убийство Уикер, это происходит всё чаще и чаще, и это, вероятно, ничего не значит, но он так похудел и так помешался на Кофлине...

"Не употребляй это слово! Не помешан, а предан делу. Он поборник Уикер и хочет добиться справедливости для неё".

Но что, если это правильное слово?

31

На полпути к Лайонсу Жальбер сворачивает на разбитую и покрытую выбоинами стоянку заброшенного торгового центра. Он чувствует, что если не выйдет из машины и не начнет считать, то взорвётся. На улице ещё светло, и так будет до девяти часов. Неподалеку хихикающая компания маленьких девочек смотрит "Холодное сердце".

— Он тянет время, — шепчет Жальбер. — Этот сукин сын пытается тянуть время.

О, Боже, его голова! Как она пульсирует! Он проводит обеими руками по своим волосам, уложенным как наконечник стрелы. По обе стороны от мыса вдовы чувствуются крошечные капли пота. Ему нужно посчитать. Счет его успокоит. Всегда успокаивал, и когда он вернется в свой двухкомнатный номер в "Селебрейшн Сента", то посчитает с помощью стульев. Он не сможет заснуть, пока не сделает это. То, что раньше было лишь развлечением, теперь стало необходимостью.

Он идет от своей машины к входу в заброшенный ломбард. Тридцать три шага, что равно семнадцати и шестнадцати. Возвращается обратно: пятнадцать и четырнадцать. Снова идет к ломбарду: тринадцать, двенадцать, одиннадцать — последние три шага совсем маленькие, чтобы в сумме получилось тридцать шесть, и всё должно быть правильно. Он начинает чувствовать себя лучше. Десять, девять, восемь и семь приводят его обратно к машине. Он сжимает кулак и стучит им по капоту двадцать один раз, бормоча цифры себе под нос.

Пока он не может арестовать Кофлина. Дело даже не в окружном прокуроре; директор КБР поставил на этом крест. И Жальбер вынужден признать, что директор прав. История со сном абсурдна, но без чего-то серьёзного даже этот провинциальный адвокат Эдгар Болл добьётся прекращения дела.

А даже если не добьётся прекращения дела и окружной прокурор будет достаточно глуп, чтобы довести такое дурацкое дело до суда, то Кофлин будет признан невиновным и не сможет предстать перед судом повторно: "двойная угроза"[40], дело закрыто. Жальберу нужно что-то, что заставит Кофлина раскрыться, и тогда весь мир увидит психопата в овечьей шкуре. Он должен надавить. Он должен закрутить гайки.