Всё. Конец. Больше ничего, ни одного кадра.

После первого просмотра у Алама возникло двоякое ощущение: увидев улыбающееся лицо дочери, он почувствовал, будто тяжёлый груз свалился с его плеч, но слишком много странного было в этом коротком видео, слишком много неестественного. Всё это породило в душе не понятные, но остро ощущаемые опасения.

Во время подготовки команды, профессор лично проверял показатели здоровья каждого из членов экипажа «Тэндзина». Чао Линь был самым молодым из двенадцати космонавтов и физически был совершенно здоров. Китаец даже омоложение ни разу не проходил лишь корректировку некоторых показателей. Скорее кровь носом могла пойти у Клода, которому от отца достались проблемы с сосудами, но в условиях современной медицины, ни сын, ни отец Онана тоже не страдали сердечнососудистыми заболеваниями. Эти мысли часто крутились у Алама в голове, но без четкого понимания, когда было записано видео-сообщение, и с чем именно столкнулась команда «Тэндзина», найти ответы практически невозможно.

Просматривая запись, профессор каждый раз останавливал ее в тот момент, когда Ирма смотрела в камеру. Ее взгляд такой пристальный и глубокий, был адресован ему. Алам верил в это, ощущал это всеми струнами одинокой старческой души. Ирма знала, что он будет смотреть это видео, что будет вновь и вновь искать ответ в её глазах.

Алам был озадачен. В свои сто двадцать с лишним он достиг очень многого, но мечтал не о такой судьбе для спасённого им человечества. Отсутствие страха смерти прочно укоренилось в сознании людей, создавая всю большую пропасть между духовным и материальным. Встреча с иной формой жизни могла многое изменить.

Эпидемия «Фулан» застала Алама в Великобритании, где он вместе с коллегами из Кембриджа только начал работу над своим проектом. Когда в Китае началась массовая гибель от вируса, который за считанные часы превращал человека в гниющую зловонную массу, профессор вылетел в Пекин. Он не был вирусологом, но надеялся, что его исследования помогут найти вакцину.

С молодым и хлипким на вид доктором из Исландии по фамилии Хафторсон он познакомился уже в Лиме, куда прилетел на экстренный консилиум. Число погибших тогда перевалило за два миллиона, и это всего лишь спустя три месяца. Хафторсон был гением, которого за слишком оригинальные методы и затворнический образ жизни, не особо любили коллеги по цеху. Они сразу нашли общий язык. Две белые вороны с подпаленными хвостами, так их прозвала юная аспирантка Хулда Вейсе. Точнее было не сказать.

Полтора года они провели в поисках вакцины, живя в лаборатории Хафторсона на окраине Рейкьявика. К тому моменту от семи с лишним миллиардов человек на планете остались чуть больше трех. Города пустовали, крупные мегаполисы были похожи на кладбища, а победить вирус всё не удавалось. Они поддерживали связь с такими же учёными по всему миру, но точек на карте с лабораториями, в которых ещё пытались что-то изменить, становилось всё меньше.

К тому времени у Алама и Хафторсона был лишь экспериментальный препарат замедляющий процесс развития вируса с нескольких часов до нескольких дней, и тогда случилось непоправимое – Малик понял, что заразился. Началась самая важная работа в его жизни. Он вкалывал экспериментальную вакцину каждые тридцать минут и продолжал расчёты, не давая себе ни сна, ни отдыха. Хафторсон работал в той же комнате, надев защитный костюм, но это ему не помогло. Вскоре исландец заразился и лишь тогда признался, что у него врожденная непереносимость одного из компонентов препарата замедляющего вирус.

Впервые в своей жизни Алам обратился к Всевышнему в таком отчаяние. Родители воспитали его в мусульманской традиции, но обладая аналитическим складом ума, Малик рано выбрал для себя единственного бога – науку. Но сейчас осознавая, что все их попытки спасти человечество от гибели не дали результатов, он рыдал как младенец. Глядя, как веснушчатое лицо друга покрывается язвами, он ревел словно раненный зверь. Отключив напоминание о необходимости вколоть очередную дозу препарата, Алам лег на соседнюю койку и впервые за долгое время позволил себе заснуть.

Во сне он оказался в странном залитом светом помещении, где посреди комнаты стоял белый овальный стол. Над его гладкой поверхностью, заплетаясь в сияющие завитки, парили молекулы ДНК и формулы, очень похожие на те, что составляли они с Хафторсоном. Алам подошёл ближе и увидел, что вычисления незначительно, но всё же весомо отличаются от их работы. Он почувствовал, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Пусть он ещё не проверил формулу в действии, но уже знал, что она сработает! Внутреннее ликование стало настолько сильным, что Малик начал задыхаться. От удушья он схватился за горло и проснулся.

Первым делом он кинулся к другу, но Хафторсон был мертв, точнее то, что лежало на его кровати не подавало никаких признаков жизни. Алам вколол себе препарат и принялся за работу, через пятнадцать часов и три минуты в его руках была вакцина от самого ужасного вируса в истории человечества. Вакцину он назвал именем погибшего коллеги, и именно Вермандер Хафторсон считался её создателем.

Случившееся изменило не только судьбу оставшегося населения Земли, но и судьбу самого Алама. Он продолжил свои исследования, но полностью изменил подход, положив в основу расчёты, которые видел в своем странном сне. В мыслях он часто сравнивал себя с Менделеевым, которому приснилась периодическая таблица и, посмеиваясь над самим собой, стал захаживать в храмы и мечети. Он не вернулся к вере как таковой, и упрекнуть его в этом было некому – все его родные и значительная часть коллег и друзей погибли во время эпидемии. Места, где верующие молились своим богам, приносили в его душу покой и вызывали какое-то странное ощущение единения, именно за этим он туда приходил.

Уже тогда он начал замечать, как много народа собирается в подобных местах, порой, чтобы осмотреть заинтересовавший его храм, ему приходилось проталкиваться сквозь толпу. Во время вируса многие обращались к вере, но теперь сборища в церквях и мечетях становились просто огромными.

Сейчас на уроках истории будущим членам совершенного общества преподносили лишь ужасающие факты о Последнем Глобальном Конфликте, в которых любой человек, позволивший себе верить уже становился фанатиком и экстремистом, стремящимся нанести вред обществу.

Алам не принимал участия в войне «всех против всех». Он продолжал заниматься исследованиями, а то, что происходило во внешнем мире, его тогда интересовало мало. Лишь однажды он столкнулся с реалиями, по привычке зайдя в небольшую полуразрушенную католическую церквушку не далеко от дома, где он снимал комнату. Священник, улыбчивый и поджарый старик, вечно пытавшийся с ним заговорить, лежал в луже крови прямо в проходе.

Малик долго смотрел на него, присев на ближайшую лавку, а потом похоронил несчастного на заднем дворе церкви. Соседка – темнокожая крепкая женщина, к которой он зашёл за лопатой, прочла какую-то молитву над могилой, и они вновь разошлись по своим комнатам, как будто ничего не произошло. Случившееся выбило Алама из привычной колеи. Каждый раз, пытаясь продолжить работу, он видел обескровленное лицо старика и думал: достойно ли человечество, совершающее такие ужасные вещи, жить вечно?

Алам создал уникальную технологию омоложения человеческого организма, когда ему едва исполнилось тридцать пять. К этому времени Последний Глобальный Конфликт был исчерпан, а от тех несчастных, что смогли пережить вирус, остались в живых лишь полтора миллиона. Результат его работы был как никогда нужен людям, и именно тогда на одной из конференций в Москве он встретил Лиану. Уверенная молодая женщина уже была доктором биолгических наук и занимала пост руководителя в закрытой лаборатории по исследованию жизни вне земных условий.

– Профессор, вы хотите заехать домой или сразу отправимся в Бюро? – спросила Нона.

Занятый своими мыслями Алам вдруг осознал, что звёзд практически не видно, а где-то вдали уже разливается розовое золото восходящего Солнца. Он посмотрел в окно, внизу, переливаясь неоном, светился огнями Сити – самый большой мегаполис Земли.