Они вышли в коридор, и он сыграл девочке песню. Она слушала с серьезным видом.

– А названия у нее нет?

– Есть, почему же нет. Она называется «Возрождение».

– «Возрождение»? – пробормотала девочка и начала напевать.

Кацуро удивился: она воспроизвела мелодию исключительно точно.

– Так быстро запомнила?

В ответ девочка вдруг в первый раз улыбнулась:

– Я очень хорошо запоминаю музыку.

– Все равно потрясающе!

Он пристально посмотрел на девочку. На ум пришло слово: «Талант».

– Мацуока-сан, а вы не собираетесь играть профессионально?

– Даже не знаю… – Он помотал головой, стараясь не показать, как взволновалось его сердце.

– Мне кажется, эта песня имела бы успех.

– Да?

Девочка кивнула:

– Мне нравится!

Кацуро улыбнулся:

– Спасибо.

И тут кто-то позвал девочку:

– Сэри-тян!

Из столовой выглянула одна из воспитательниц.

– Не покормишь Тацу-куна?

– Конечно!

Девочка, которую назвали Сэри-тян, поклонилась Кацуро и ушла в столовую.

Он, чуть помедлив, тоже зашел внутрь.

Сэри сидела рядом с маленьким мальчиком и уговаривала его взять в руки ложку. Лицо малыша почти ничего не выражало.

Рядом оказалась женщина, отвечавшая за концерт, и Кацуро без всякой задней мысли спросил ее об этих детях. Женщина вдруг помрачнела.

– Они брат и сестра, попали к нам весной этого года. Говорят, родители жестоко с ними обращались. Братишка Тацу-кун ни с кем, кроме Сэри-тян, не разговаривает.

Вот оно что…

Кацуро посмотрел на Сэри, которая ухаживала за братом. Кажется, теперь он понял, почему ее не трогали рождественские песенки.

Когда праздничный ужин был окончен, Кацуро ушел к себе в комнату. Он улегся было на кровать, но услышал за окном веселые голоса. На улице дети запускали фейерверки. Холод их явно не беспокоил.

Сэри и Тацу тоже были там. Смотрели на других, стоя поодаль.

«Не собираетесь играть профессионально?»

Давно ему этого не говорили. И улыбаться, чтобы не отвечать, ему в последний раз приходилось лет десять назад. А вот настроение тогда и сейчас было совершенно разное.

«Прости, отец, – пробормотал он, обращаясь в ночное небо. – Я все свои сражения пока проигрываю».

Его мысли переместились на восемь лет в прошлое.

О смерти бабушки ему сообщили в самом начале июля. Кацуро готовился открывать магазин, когда позвонила младшая сестра Эмико.

Он знал, что бабушке уже совсем плохо. И печень, и почки работали еле-еле, так что она в любой момент могла перейти в мир иной. И все равно Кацуро не поехал домой. Он, конечно, беспокоился о старушке, но у него была причина оставаться в городе.

– Бдение завтра, послезавтра – похороны. Ты когда сможешь приехать?

Кацуро, держа трубку в руке, оперся локтями о прилавок и почесал голову свободной рукой.

– У меня же работа… Надо с хозяином посоветоваться.

Он услышал, как Эмико с присвистом вдохнула.

– Какая еще работа? Ты просто помощник! Сам же говорил, что хозяин раньше в одиночку там справлялся! Уж на один-два дня можно отпроситься! Ты же выбрал эту работу, потому что здесь можно в любой момент попросить отгул!

Точно, так и было. Память у Эмико хорошая, девушка она собранная. Болтовней ее не отвлечь. Кацуро замолчал.

– Нам нужно, чтобы ты приехал, – сестра заговорила жестче. – Папа плохо себя чувствует, мама все это время ухаживала за бабулей, устала. И вообще, бабуля тебе, между прочим, помогла! Хотя бы на похоронах ты должен присутствовать!

Кацуро вздохнул:

– Ладно. Договорюсь как-нибудь.

– Пожалуйста, постарайся приехать побыстрее. Если получится, сегодня вечером.

– Сегодня точно никак.

– Тогда завтра утром. Ну, не позднее обеда.

– Я подумаю.

– Подумай как следует. До сих пор тебе позволяли делать все, что ты пожелаешь.

Он хотел было возразить – мол, о чем это ты? – но сестра уже повесила трубку.

Кацуро тоже отключился и, сев на табурет, стал рассеянно разглядывать картину на стене. На ней был изображен песчаный пляж. Хозяин любил Окинаву. Поэтому и украсил свой маленький бар различными безделушками, напоминающими об островах.

Взгляд Кацуро переместился в угол, на плетеный стул и небольшую гитару. И тем и другим пользовался только он. По просьбе посетителей он усаживался на стул и играл. Иногда под его аккомпанемент пели клиенты, но обычно он исполнял песни сам. Те, кто слышал его впервые, удивлялись. Не могли поверить, что он не профессионал. Часто укоряли, что он не идет в профессиональные певцы.

Он скромно отнекивался, а про себя говорил: как раз иду! Ради этого и бросил университет.

Он любил музыку еще со времен средней школы. Когда учился во втором классе, побывал в гостях у одноклассника и увидел там гитару. Одноклассник сказал, что инструмент принадлежит его старшему брату, и показал, как играть. Кацуро впервые в жизни держал в руках гитару. Сначала пальцы не слушались, но, несколько раз повторив показанное, он сумел сыграть простенькую музыкальную фразу. Радость, которую он ощутил в тот момент, невозможно было описать словами. Такого удовольствия он никогда не получал на уроках музыки, играя на блокфлейте.

Через несколько дней он набрался решимости и заявил родителям, что хочет гитару. Его отец держал рыбную лавку и к музыке никакого отношения не имел. Сначала он выпучил глаза от удивления, а потом рассердился. Кричал, что не потерпит у сына таких дружков. Видимо, играющих на гитаре подростков он автоматически приравнивал к хулиганам.

Кацуро продолжал упрашивать, обещая все, что приходило в голову: он будет хорошо учиться, поступит в самую лучшую в городе школу высшей ступени, а если не поступит, то выбросит гитару и никогда больше не возьмет ее в руки.

Родители удивились, поскольку до сих пор сын ничего не выпрашивал с подобным пылом. Первой смягчилась мать, а там и отец поддался. Только отвели его не в магазин музыкальных инструментов, а в ломбард – мол, тебе и заложенной гитары хватит.

«А вдруг выбрасывать придется. Дорогую не могу купить», – заявил отец с недовольным видом.

Но мальчик был рад и этому. В тот вечер он спал, положив подержанную маленькую гитару у изголовья.

Почти каждый день он упражнялся по самоучителю, приобретенному в букинистическом магазине. Школьные задания тоже усердно выполнял – он ведь пообещал. Он стал успевать по всем предметам, поэтому родители не жаловались, даже когда в выходные сын бренчал, сидя в комнате на втором этаже. Он с легкостью поступил в хорошую школу.

В новой школе работал клуб популярной музыки, и Кацуро сразу же вступил в него. Там он познакомился с другими ребятами, и они втроем создали ансамбль и даже выступали в разных местах. Сначала они лишь копировали уже существующие группы, но постепенно стали играть и вещи собственного сочинения. В основном их создавал Кацуро. Пел тоже он. Друзья высоко ценили его мелодии.

Однако в последний год учебы ансамбль естественным образом прекратил свое существование. Произошло это, конечно же, потому, что нужно было готовиться к экзаменам. Они договорились, что если все трое поступят в вузы, то соберутся снова, но этого так и не случилось, потому что один из друзей провалился. Через год он вроде бы все-таки поступил, но больше уже никто не заговаривал о воссоединении.

Кацуро выбрал экономический факультет одного из токийских вузов. Вообще-то он хотел продолжать заниматься музыкой, но понимал, что родители будут категорически против, так что заранее сдался. С юных лет он знал, что ему придется наследовать семейное дело, и родители, судя по всему, и мысли не допускали, что сын выберет иной путь. В глубине души он знал, что так и будет.

В университете существовало множество музыкальных клубов. Он записался в один из них, но довольно скоро ему пришлось разочароваться. Члены клуба думали только о развлечениях, никто не относился к музыке серьезно. Когда он попытался высказать свое недовольство, на него стали странно поглядывать.