Дорога Мавора находилась в лучшем состоянии, чем Прибрежный путь, но погода заметно усложнила наше положение. В течение пяти дней карета катилась вперед под дождем, большие колеса разбрасывали в стороны водяные струи, когда мы пересекали пруды, лагуны и фиорды. Периодически карета застревала в грязи, и тогда ее приходилось выталкивать на более твердую землю.

Наконец дорога начала подниматься в горы, по холмам с крутыми склонами, заросшими лиственными деревьями. Здесь состояние дороги стало хуже, и временами она полностью скрывалась под водой. Бухты и реки разлились между холмами, и, хотя берега некоторых соединялись мостиками, большинство приходилось преодолевать вброд, а стоявшая высоко вода все усложняла. Над дорогой возвышались старые замки, многие специально разрушили, привели в негодность и обратили в руины, чтобы помешать разбойникам в них укрыться. Вскоре Гриббинс и Уттербак снова начали чесаться, а я наслаждался ночлегом на свежей соломе.

Нам не попадались скакавшие навстречу по дороге курьеры – и никто не сообщал новостей о войне, восстании или смерти королей.

Иногда склоны становились такими крутыми, что пассажирам приходилось покидать большую карету и идти под дождем, что ужасно досаждало Гриббинсу. Его высокий раздраженный голос разносился по дороге, и я с радостью подгонял своего мерина, чтобы слышать только пение птиц и стук копыт, эхом отражавшийся от деревьев.

На третий день в горах погода наконец изменилась, и широкие золотые лучи солнца обрушились, подобно колоннам света, на покрытую зеленью местность, а над листвой и вершинами гор появился густой туман.

Горные хребты уже не казались такими крутыми, как те, что остались у нас за спиной, и я почувствовал, что скоро мы покинем горы и спустимся в роскошную местность, долину реки Саелле.

Позднее, тем же утром, дорога спустилась в длинную ложбину, рядом бежал быстрый чистый ручей, над которым склонялись ивы. Листья только начали темнеть, и яркое солнце сияло золотыми и алыми вспышками на зеленых ветвях, свисавших над водой.

Я на несколько сот ярдов опередил посольство, наслаждаясь плавным аллюром Гренка по запущенной дороге, радуясь кипящей жизни в ложбине, где птицы пели в ветвях деревьев, а река смеялась, пробегая по камням.

За поворотом я придержал коня, увидев, что поперек дороги лежит древняя ива, преграждая путь, и практически сразу понял, что дерево упало не от старости – его спилили. Птицы смолкли, и я почувствовал в воздухе слабый запах дыма – не древесного, а с привкусом серы, как у запального фитиля.

Мое сердце гулко забило в набат, я тут же развернул Гренка и ударил пятками по бокам гнедого. Немолодая лошадь от удивления чуть помедлила, а потом поскакала вперед изо всех сил. Очень скоро Гренок мчался галопом, а я размахивал рукой и кричал:

– Засада! Разбойники! Засада!

Трое лакеев, кучер и форейтор смотрели на меня с одинаковым выражением идиотского удивления. Кровь застыла у меня в жилах, когда я понял, что Королевское посольство оказалось практически беззащитным – трое лакеев были вооружены мушкетонами, но дожди давно промочили фитили, а слуги ровным счетом ничего не сделали, чтобы восстановить запалы. Теперь кремневые ружья уже не могли служить огнестрельным оружием, превратившись в неудобные дубинки.

Затрещали выстрелы, белый дым стал подниматься над зеленым берегом вдоль дороги, толпа диких мужчин выскочила из укрытия и побежала что есть мочи вслед за мной.

Разбойники прятались за поваленным деревом, и теперь им пришлось преследовать меня, поскольку я предупредил о них посольство. Однако они не стали менее опасными от того, что им пришлось пробежать сотню ярдов. Я оглянулся через плечо и увидел, что разбойников около дюжины и все вооружены мечами, пиками или секирами.

Я сделал мысленные подсчеты, и все они привели к очевидному неутешительному выводу: посольство ограбят, а делегатов побьют или убьют. Я, с моим маленьким мечом и престарелым мерином, никак не мог повлиять на исход битвы, поэтому посчитал разумнее всего спасать собственную жизнь.

В конце концов, кто-то должен доставить послание о трагической участи Этельбайта в столицу.

Гренок промчался мимо большой кареты стремительным галопом. Багажный экипаж, где сидели слуги, только сейчас начал притормаживать, кучер привстал, чтобы получше рассмотреть приближавшуюся катастрофу. Я промчался мимо, и на мгновение сердце у меня в груди радостно запело, когда я увидел пустую дорогу… но тут на нее вышел мужчина, который преградил мне путь.

Это был старый седобородый человек в плоской шляпе. На плечи он набросил потускневшее одеяло; пара тяжелых, точно ведра, сапог болталась на тонких ногах. В руках с крупными ладонями он держал копье.

Я решил, что, если уж разбойник посчитал необходимым встать у меня на пути, мой долг сбить его с ног. Поэтому пригнулся к шее лошади и ударил ее пятками по бокам.

Старик шагнул вперед, принялся размахивать копьем вверх и вниз, как мухобойкой, и закричал:

– Хой! Хой! Хой!

Гренок, увидев похожее на пугало явление, оказался перед нелегким выбором. Судя по всему, он решил серьезно отнестись к своему преклонному возрасту, а также учесть мои совершенно непонятные нападки и крики – не говоря уже о полном отсутствии гренков в качестве стимула – и в результате застыл посреди дороги.

Мир вокруг меня перевернулся, я перелетел через шею лошади и приземлился на спину посреди дороги, дыхание у меня перехватило, и я мог лишь отчаянно ловить ртом воздух, когда пожилой разбойник в огромных сапогах подошел ко мне и приставил острие копья к моему горлу.

– Ты сдаешься? – произнес его беззубый рот. – Или мне вырезать твой желудок?

Не в силах дышать или говорить я молча вскинул руки и сдался.

Думаю, путешествие в лагерь разбойников заняло два или три часа. Они связали мне руки за спиной, а для того, чтобы я не запомнил путь, на голову надели мешок из грубой ткани. Тропа поднималась и опускалась, мы пересекали ручьи. Один из разбойников шел рядом со мной, чтобы помогать сохранять равновесие и преодолевать препятствия. Однако он вовсю развлекался, позволяя мне спотыкаться и падать, а однажды я с головой оказался в воде, и к тому моменту, когда мы добрались до лагеря, моя одежда стала мокрой, разбитые колени обильно кровоточили, а на лице остались глубокие царапины от веток, хлеставших меня сквозь мешок.

Последняя часть нашего путешествия шла вдоль реки, я слышал журчание воды и ощущал ее свежий аромат.

Меня заставили подняться по каменным ступенькам и втолкнули туда, где земля была вымощена булыжниками, их покатые спины я чувствовал сквозь подошвы сапог. Звуки вокруг меня – грохот лошадиных копыт, шум шагов, резкий смех и грубый обмен приветствиями – сопровождались эхом, и я решил, что мы находимся в замкнутом пространстве.

У меня появилась возможность перевести дух. Мешок из грубой ткани с меня сняли, я тряхнул головой, чтобы отбросить волосы с лица, и обнаружил, что нахожусь в одном из старых фортов, расположенных в горах. Чтобы сделать форт бесполезным для разбойников, его стены пробили в двух местах, а вход в крепость разрушили; тем не менее разбойники устроили убежище среди развалин.

Я жадно втягивал в себя воздух с ароматом древесного дыма, стоя в одном строю с другими пленниками. Лорд Уттербак, как я отметил, не получил заметных ранений и сейчас растерянно озирался по сторонам. «Быть может, – подумал я, – он утешает себя рассуждением о том, что все случившееся продиктовано Необходимостью».

Вокруг нас бродили грабители, глядя на пленников, как волки смотрят на потерявшегося теленка. Вблизи преступники оказались еще страшнее, чем в тот момент, когда атаковали нас на дороге, я видел следы увечий, оставшихся после предыдущих преступлений: отсеченные уши, щеки, обезображенные королевским клеймом, отсутствующие фаланги пальцев или руки, изувеченные пыточными тисками.

Несмотря на увечья, они выглядели крепкими и выносливыми, все были вооружены мечами, щитами, пистолетами, копьями и кремневыми ружьями, а у некоторых имелись даже отдельные части доспехов. Почти все разбойники казались молодыми, лишь немногим перевалило за двадцать пять лет; единственное исключение составляло взявшее меня в плен старое пугало – он расхаживал по двору с копьем на плече, громко хихикая беззубым ртом.