Тревога заставила меня мгновенно вскочить на ноги с одеждой в руках, и мне пришлось встать босыми ногами на скользкую балку, покрытую голубиным пометом.

И тут я услышал у себя за спиной вопль – Грейсон увидел меня в окно, – и я в тот же миг бросился на крышу противоположного дома. Моя нога скользнула по помету, и внутри у меня все сжалось от страха, когда я представил, что вот-вот свалюсь вниз. Я широко раскинул в стороны длинные руки, чтобы ухватить как можно больше соломы, и моя одежда полетела на мостовую. Ноги повисли над бездной, но мне удалось вцепиться мертвой хваткой в солому и не упасть на выложенную плиткой улицу.

– Вор! Вор! – прокатился по улице голос Грейсона, выкрикивавшего слово, которое гарантированно встревожит соседей – ведь, если бы он завопил: «Прелюбодей!», те только посмеялись бы над ним, и вдобавок это покрыло бы позором его дочь. Грейсон высунулся из окна, показывая на мои босые ноги и ягодицы, белевшие в свете лампы. Снизу донеслись крики подмастерьев и послышался цокот копыт, с которым они разворачивали лошадей.

Я потерял одежду. Но повезло в том, что Грейсон не мог узнать меня сзади, и я устремился к спасению: вскочил на ноги и побежал.

– Поймайте его! – взревел Грейсон. – Переломайте ему ребра! А потом приведите ко мне!

Я бежал. К тому моменту, когда пришпоренные лошади учеников очнулись, я уже перепрыгнул на конек крыши другого здания и с грохотом распростерся на черепице.

Сердце колотилось у меня в груди, точно взбесившийся зверь, но я снова вскочил на ноги и помчался по коньковому брусу в сторону следующей крыши. В молодости я любил перепрыгивать с одной крыши на другую – обычно так мы развлекались с моими друзьями: цель игры заключалась в том, чтобы первым добежать до платформы с пушками у Северных Ворот или позвонить в колокол на крыше Монастыря Паломника, и все это следовало сделать, ни разу не ступив ногой на землю.

Впрочем, надо сказать, что в прежние времена я проделывал это при ярком свете дня и к тому же я уже давно не практиковался. От гонок по крышам мне пришлось отказаться с того момента, как я поступил в обучение к адвокату Дакету, поскольку ученикам адвокатов не подобает посягать на чужую собственность.

Но, хотя мне недоставало тренировок, погоня вдохновила меня и придала сил.

Перескакивая через узкие аллейки и переулки между домами, приземляясь то на ноги, то на руки и колени, то падая животом, я достаточно сильно смог оторваться от преследователей, пока не добрался до Королевской улицы, слишком широкой, чтобы через нее перепрыгнуть. Здесь, тень в тени, я укрылся за сложенной из кирпича изящной печной трубой, затаив дыхание и успокаивая отчаянно бившееся сердце, чтобы расслышать в тишине звуки погони.

До меня донесся стук копыт скакавших галопом лошадей, которые понемногу замедлили бег и перешли на шаг, когда всадники поняли, что упустили добычу. Один из верховых неспешно заехал на Королевскую улицу, я сидел, не шелохнувшись, за трубой, и лошадь с всадником двинулись дальше. Некоторое время спустя шум преследователей полностью стих вдали.

Встававшее солнце начало золотить трубы и крыши города, а я принялся обдумывать свое положение. Между мной и домом моего отца раскинулась огромная площадь Скаркрофт и множество широких, непреодолимых для прыжков улиц, и я понимал, что мне в любом случае придется какую-то часть пути проделать по земле. И раз уж это неизбежно, то лучше спуститься вниз сейчас, пока еще окончательно не рассвело.

В неподвижном утреннем воздухе прозвучали три громких удара – сигнал Рассветного колокола, расположенного возле Ворот Порта, по которому открывались все городские ворота Этельбайта.

Я больше не мог терять времени. Продумав маршрут, который включал в себя небольшой отрезок пути по земле, я выбрался из моего убежища, а затем перепрыгнул через две узкие улицы: теперь, когда рассвело, это стало гораздо легче. И во второй раз я потревожил колонию уютно устроившихся на карнизах китлингов. Возможно, ты еще не слышала про них, поскольку они совсем недавно прилетели к нам из Страны Химер: это пухлые, мохнатые существа с крыльями, появившиеся в Этельбайте в течение нескольких последних лет. Размером они немногим превосходят крыс, и им нравится сидеть над улицей, откуда они выслеживают мышей, птиц и других мелких животных, чтобы затем спикировать на мохнатых крыльях и стремительно атаковать жертву.

То, что их назвали «китлингами», вводит в заблуждение, поскольку они больше всего напоминают крупную орешниковую соню, однако отчасти это имя оправдывается тем, что они убивают различных вредителей примерно так же, как кошки. А так как они небольшие и приносят пользу, мы не пытаемся с ними бороться, хотя слегка беспокоимся по их поводу. Ведь всем известен тот факт, что даже драконы вначале были маленькими.

Одновременно с моим следующим прыжком я опять услышал крик Грейсона: «Вор! Вор!» – оказывается, разгневанный землемер в этот момент оказался внизу, рассчитывая увидеть, как я пролетаю у него над головой, а стайка потревоженных китлингов привлекла его внимание и выдала мое местонахождение, в результате мне пришлось совершить еще один безумный забег с крыши на крышу, пока погоня окончательно не потеряла меня из виду. Уже полностью рассвело. Единственное достоинство бледного осеннего солнца состояло в том, что под его лучами стало немного теплее, чем холодной осенней ночью, и я устроился с восточной стороны трубы, где солнечный свет мог меня хоть немного согреть, пока я пытался отдышаться и привести в порядок слегка затуманенный разум.

По крайней мере, я мог утешаться тем, что Грейсон гонялся за мной по городу, а не задержался дома, чтобы выпороть дочь. Для меня была бы невыносима мысль об Аннабель, запертой, как в ловушке, один на один с бесновавшимся тираном.

Я знал, что совсем скоро на улицах появятся первые прохожие, и, чтобы не привлекать ненужного внимания, я решил раздобыть одежду. Чтобы заняться поисками, я перепрыгнул на большое здание, где с грохотом приземлился на черепицу крыши и заглянул вниз. Но не увидел в окутанном тенями дворе вывешенного на просушку белья, поэтому просто перелетел на соседнее здание, подняв тучу соломенной пыли, и тут же увидел то, что мне требовалось: на веревках висело высохшее за ночь белье, пустое корыто стояло в стороне рядом с маленьким бассейном с водой, и ни одной прачки рядом.

Ловко используя пальцы рук и ног, я пробрался по ступенчатому щипцу фронтона, потом по карнизу, потолочной балке, затем мимо овального чердачного окна «бычий глаз», архитрава и решетки и наконец спустился на твердую землю. Быстро размяв сведенные судорогой пальцы, я прошел босиком по дорожке из старого кирпича и снял с веревок тунику, лосины и камзол и уже собрался натянуть на себя через голову тунику, но в последний момент вспомнил о плачевном состоянии своей рубашки. С ней, конечно, было все в порядке, если не считать того, что она пропиталась потом, сажей, пылью и голубиным пометом и могла запачкать мою новую одежду, поэтому я сменил ее на другую, чистую, висевшую рядом на веревке.

Я сказал себе, что должен найти способ рассчитаться за одежду. Воровство, по моему глубокому убеждению, недостойно меня.

Принарядившись, я направился в сторону больших ворот, которые выходили на узкую тропинку за домом, но остановился, заметив, что за мной наблюдает стоявший возле двери мальчишка, одетый в грязную сорочку и единственный чулок на левой ноге, не сводивший с меня огромных голубых глаз. Я подошел к нему.

– Кто твоя хозяйка? – спросил я.

Ребенок вытер поток соплей из носа рукавом.

– Маму зовут Пранк. – Во всяком случае, мне послышалось, что он сказал Пранк.

Я открыл кошелек и мысленно произвел быстрые подсчеты. Новые лосины стоили шестипенсовик, рубашка – целую крону, однако я оставил вместо нее свою, из лучшей ткани. Камзол, как и туника, оказались протертыми во многих местах. Ну, и не следовало забывать моральный ущерб за беспокойство, вызванное моим вторжением. Скажем, пусть будет крона.