– Ты говоришь об императорском гвардейце, – наконец произнес отец, словно каждое слово стало тяжкой гирей на весах. Я кивнула, чувствуя, как удлинились тени, призванные гневом шамана, хотя его голос звучал спокойно. – Как его имя?

– Син, отец.

– Син? Син Микан? Ханъё?

Напускное равнодушие не скрыло вздувшуюся на виске вену. Ветер захлопал тонкими окнами, затрещал дверями, и вдруг на улице рухнул ливень, как будто опустились врата в крепость.

Я снова кивнула.

– Отец, я не могу выйти за Хэджайма. Я… не хочу этого. Мне нравится Син.

Он нахмурился, и мрак стал еще более густым.

– Ты не можешь думать так на самом деле, – край его рта изогнулся в кривом подобии улыбки, – это ложь. Ты просто шутишь надо мной, верно, обезьянка?

– Я не лгу тебе.

– Ты не можешь быть влюблена в ханъё. Это невозможно, Соль. Ты чистокровная, а он… он зверолюд.

Я никогда не слышала это унизительное прозвище из уст отца. В столице за него можно было получить плетей. Как смеют называть зверолюдьми ханъё, если Император, наш владыка, живой бог на земле – из них?! Я так растерялась, что замерла, вздрогнула и посмотрела на отца немного по-другому.

Видимо, посчитав мое молчание за сомнение, отец заговорил со мной мягко, как с ребенком, чашечкой ладоней накрыл мои сжавшиеся на коленях кулаки.

– Это противоречит всем нашим традициям и установленному порядку. Ты не поступишь так с наследием нашей семьи. Ты – драгоценность, Соль, ты первая девушка в нашем роду за тридцать поколений. Моя нежная гортензия.

Очнувшись, я непокорно откинула его руки.

– Но я не могу выйти за Хэджайма, отец! Это противоречит моему сердцу. Я не смогу быть счастливой, если буду вынуждена жить во лжи.

Отец вдруг вскочил с места, и его голос зазвучал грозно:

– Ты смеешь бросить вызов всей линии ши Рочи, всей нашей истории? Южной провинции и наместнику-Ворону?! Ты представляешь, какая миссия возложена на тебя, дитя? Ты несешь в себе традиции, Соль! Ты не имеешь права на такую самостоятельность. Ты девушка, а не мужчина и не способна решать задачи, где требуется логика, а не сердце. А я – способен. Так будет лучше для всех, для нас и для тебя!

На меня вдруг навалилась страшная усталость. Вот как он думает на самом деле?

Как я смею хоть что-то решать, что-то думать и иметь свое мнение, если я – всего лишь женщина, всего лишь «драгоценность», которая только и нужна, чтобы подарить какому-нибудь знатному роду наследника?

Наверно, надо было кричать, как впервые за всю жизнь закричал на меня отец, но плечи мои поникли, а голос был так слаб, что еле перекрикивал грохот ливня.

– Я не бросаю вызов. Я просто ищу свою собственную судьбу. Я не хочу, чтобы моя жизнь была предопределена традициями, которые я не выбирала.

Отец выругался на мужском[17] языке, что добавило ярости в воздух. Он сделал шаг в мою сторону.

– Судьба! Твоя судьба – быть женой Хэджайма и продолжить наш род. Ты поднимаешь бунт не только против меня, но и против всего, что свято.

Он сделал еще шаг, и теперь его массивная тень полностью меня закрыла. Я не смела поднять взгляд. Услышала, как он вздохнул, как зашелестели рукава его кимоно.

– Я забочусь о тебе, как ты не поймешь? Если не веришь словам своего отца, съезди сама в столицу, послушай, о чем говорят на улице. Я не хотел, чтобы тебе что-то угрожало, но, возможно, все-таки следовало давать тебе разбивать колени. Мир непростой, и населяют его злые люди. И злые зверолюди. В провинции Ворона ты будешь в безопасности.

Какой-то бред. Все это, весь разговор – бред. Мне ничего не могло угрожать в моем доме и моей столице, где многие знали меня в лицо, улыбались и здоровались на улицах. Я сжала зубы, сильнее наклонив голову. Кажется, он готов сказать все что угодно, лишь бы выдать меня замуж за Хэджайма ши Тайра. Благородного генерала, брата наместника, героя горы Юта. Да, выгодная партия.

Почему же тогда я чувствую себя мешком риса, который продают другому человеку?

– Ступай в свою комнату и подумай о том, какие последствия могут быть. Ты не можешь быть с ханъё. Это не обсуждается.

Сердце мое билось вместе с дождем, стучащим по крыше. Я поклонилась отцу и вышла из кабинета, но не прошла и дюжины шагов, как из-за угла дома на меня надвинулась крупная фигура. Несмотря на свои размеры, Хэджайм был способен сливаться с тенями, и когда он схватил меня за локоть, мне показалось: это не человек. Злой дух. Быть может, даже ёкай. Это гнев отца притянул сюда нечисть.

– Господин ши Тайра, – облегченно вздохнула я, рассмотрев резкие черты лица в серебряном сиянии молнии.

– Что ты задумала? – прошипел он, от ярости перескакивая с почтительного «вы» на «ты», как будто мы уже супруги. Очевидно, забывшись, он схватил меня за запястье. Сильно, больно сжал. Я вырвала свою руку из крепкой хватки и взглянула ему в глаза, запрокинув лицо, маленькая в сравнении с ним, но очень расстроенная и поэтому – злая.

– Это моя жизнь, и я решаю, кем быть. Отец не может решать за меня.

– Ты влюблена в ханъё, не так ли? Ответь мне, кто он?

Я подняла подбородок, не отводя взгляда.

– Это не ваше дело, господин ши Тайра. Мы закончили.

Он рывком приблизился, и я попятилась от его натиска, впервые в жизни испугавшись мужчины. Хэджайм нахмурил брови и отпустил меня, шагнул назад.

Внезапно осознание ударило меня по щеке и отрезвило. Он подслушивал наш разговор с отцом. Мои глаза широко раскрылись от удивления.

– Вы подслушивали? Как вы посмели?

Тогда я впервые услышала его смех – грубый, грудной и хриплый, похожий на кашель, лай и карканье разом. Полный пренебрежения. Снова вспыхнула молния, заблестела на концах его клыков, по-человечески округлых, но демонически крупных, неровных, как на масках хання[18].

– Я не собираюсь оправдываться перед тобой. Кто он? От этого зависит не только твоя судьба, но и будущее нашего рода.

«Нашего» рода?! Я подняла брови. Да, верно – он уже решил, что мы с ним муж и жена!

– Разве я обещала выйти за вас, господин, замуж? Я не говорила ничего подобного. И вы сами сказали за завтраком: «прежде чем я приму окончательное решение», верно? Я приняла его.

Я поклонилась, коротко и нахально.

– Приношу глубочайшие извинения.

Он покачал головой. Если отец говорил со мной, как будто мне шесть лет, то Хэджайм – словно я лишилась рассудка.

– Ты понимаешь, что говоришь? Ты не можешь отвергнуть обещания своего отца. Только он способен заставить меня уйти.

Я улыбнулась, хотя внутри мое сердце горело яростью.

– Обещания нарушают только те, кто их дает. А я ничего не обещала ни отцу, ни вам.

Хэджайм тяжело вздохнул и провел дрожащей рукой по своему лицу. Когда его ладонь опустилась, выражение на нем было то же, что и в императорском саду: спокойное, немного отрешенное и хмурое. Не злое.

Стыдно признаться, но в этот момент я немного обрадовалась. Я уже решила, что он сделает со мной что-то нехорошее.

– Я понимаю, что для вас это все неожиданно, юная госпожа. Давайте не будем спешить. Как насчет нескольких прогулок? Возможно, вы измените свое мнение, если мы проведем вместе больше времени.

Вряд ли хоть что-то способно изменить мое мнение. Особенно теперь, когда отец явно указал мне на место, а от собственнической хватки Хэджайма у меня останутся синяки на коже. Но я сжала зубы и кивнула.

Я была послушной дочерью. Возможно, если я попробую сыграть по их правилам, отец поймет, что это не поспешное решение, а разумный и трезвый выбор. Это заставит его изменить мнение.

– Хорошо, – ответила я Хэджайму. – Завтра я собираюсь в книжную лавку. Можете сопровождать меня.

Утро пришло с влажным туманом. Он завис между деревьями и окутал дома в свои объятия по самые изогнутые края кровель. Амэя принесла мне новое кимоно: на темно-синем поле резвились аисты, контрастно-белые, с серебряными клювами и детально проработанными перьями в раскрытых крыльях. Дорогая вышивка. Необычно выполненная, насколько я могла судить.