Вернуться в столицу? Жить там? Присматривать за книжной лавкой? Уехать к дяде с Тоширо? Они хоть живы? Вдруг Хэджайм убил и их тоже?

От тревоги сердце начало биться в груди так часто, что дышать стало тяжело. Я словно бежала вслед своим мыслям, и не успевала.

– Тебе страшно? – нахмурил брови лис. Наверняка учуял. Я кивнула. – Боишься других ханъё?

– Кажется, я всех боюсь, – призналась я очень тихо.

– И меня?

Нет. Странно, но нет. Даже с кровью на лице и полуголого. Джуро позаботился обо мне… Утку эту дурацкую поймал в суп. Донес меня до укрытия. Я была ему должна, но не знала что.

Я покачала головой. Лис едва заметно изогнул губы.

– Если тебе не нравится жить среди них, живи отдельно. Как Хона. Со временем страх пройдет.

– Хона… Ведьма, верно? Я не совсем поняла, что это значит.

– Так спроси. Она ямауба. Ёкай. Не выходит из леса. Это ее дом. Может стать и твоим.

Екай?! Хона – ёкай?! Настоящий демон? Но она была так мила…

Я растерялась, не знала что ответить и задумчиво покосилась вниз. Высота была страшная. Упадешь – лететь будешь долго… Под нами парила стайка мелких птичек, ковыряла что-то в скале, бодро пищала, возвращаясь обратно в лес. К гнездам, наверно. Почему они не улетают на зиму? Наверно, здесь им хорошо.

Стать бы птицей. Ничего не бояться.

– Я хочу рассказать Императору-Дракону о том, что здесь происходит. В столице не знают. А если знают, то это лишь слухами считают… – призналась я Джуро. Тот задумчиво кивнул. – Но для этого мне надо дойти до него. Надо научиться защищать себя. Ты… можешь мне помочь?

Джуро повернулся ко мне, положив щеку на поднятое колено, он будто улыбался, но улыбка эта трогала лишь его губы.

– Оружие помогает, но не делает тебя сильнее страха. Тебе надо победить его. Я помогу.

Я кивнула. Джуро проводил меня к деревне ханъё, откуда я пошла к горной ведьме. Она опять что-то шила, а в комнате снова ждала теплая еда, еще более пряная, чем до этого, острая. Я поела, опасливо косясь на нее. В итоге подошла, села рядом с очагом. Вечерело.

– Джуро сказал, что ты ямауба. Ёкай. Я только страшные сказки слышала о таких, как ты.

Хона легкомысленно смахнула с бровей спадающую седую челку и почесала переносицу толстой иглой.

– Что хочешь узнать? Ем ли я детей?

– Нет, нет! Я просто хочу понять, что такое ямауба, и почему ты такая… – заикаясь, выговорила я. – Ну… сказки описывают тебя как страшную старуху, но ты…

Я покраснела, совсем запутавшись, а Хона засмеялась.

– Да, я ямауба. То еще словечко, но что поделаешь, – ответила она, не прекращая своего занятия. – В этом лесу я обрела свою новую жизнь, и он стал моим домом. Лес дает, лес забирает. Таков порядок вещей.

Я все еще чувствовала некоторую напряженность. Хоть Хона была открыта для разговора, что-то в ее взгляде не давало мне полностью расслабиться.

– Ты говоришь о порядке, но ведь лес полон опасностей, – заметила я.

– Опасности есть везде, Соль. Но они не всегда приходят от тех существ, от которых ты этого ожидаешь. Ёкай – это часть мира. Мой мир – лес и горы.

Мое любопытство перевесило осторожность.

– Так почему ты стала ямаубой? Что-то случилось? Или ты родилась такой?

Хона приподняла ресницы, и ее глаза приобрели загадочный блеск. Она вдруг ответила скрипучим, старушечьим голосом:

– Это долгая история, девочка.

– Я не тороплюсь, – улыбнулась я.

Она замолчала, и я уже думала, что она не ответит мне.

– Во времена давние, когда мир еще только зарождался, я была обычной девушкой, жившей в деревне у подножия гор, – начала она, складывая слова с осторожностью, медленно выуживая их, будто иглу из шва. – Мы почитали природу, поклонялись богам гор и рек, как это делали многие тогда. У меня был жених, были родители. Целый мир казался мне улыбающимся и моим.

От этих слов тоска защемила сердце. Я понимала их, как никто другой. Ее голос проник в каждый уголок комнаты. Затих ветер снаружи, и даже назойливые цикады прекратили свои песни, слушая горную ведьму.

– В нашей деревне жила могущественная ямауба, древняя душа леса. В один из дней случилось нечто страшное. Я потеряла все, что было мне дорого. Семья, друзья, даже мой жених – все рухнуло из-за гнева природы. Лес забирает. Но лес дает.

Она вздохнула, и в ее глазах промелькнула грусть.

– Я была единственной выжившей. Я, которая должна была прожить свою тихую жизнь, оказалась предназначена для другой роли. Я стала ямаубой, душой леса и гор, обреченной пройти сквозь века, пока эти зеленые волны не разольются в вечности.

Я слушала ее слова, и внутри меня смешивались чувства – уважение, страх и одновременно неверие. Эта юная девушка? Ёкай, что прожил так долго? И тот гнев природы, о котором она говорит… Я вспомнила слова Тоширо: лава уничтожила деревню… Неужели Хона, ямауба, родилась вместе с Морем Деревьев? Она была свидетельницей столетий, пережившей нечто, о чем я только могла читать в старых рукописях.

– Природа – это и радость, и боль, это жизнь и смерть, вечное переплетение. Ты вступила в этот мир совсем недавно, и тебе предстоит найти свое место в нем, как и мне когда-то.

Я сглотнула. Мне стало еще страшнее.

Потянулись дни, похожие и при этом совершенно разные. Но я медленно, постепенно начинала чувствовать себя собой. Мне не надо было притворяться. Компанию мне только и составляли, что воробьи, Хона и жители деревушки, все еще относящиеся ко мне с подозрением. Я не винила их. Я мало чем могла им помочь: белоручка, я не умела ни готовить, ни стирать. Совершенно бесполезная для маленького лагеря, где каждый вносил свой посильный вклад.

Тогда мне пришла идея научиться охоте, и я обратилась к Каори.

– Ты хочешь что? – фыркнула кошка-ханъё. Она развалилась под окнами у одного из старых домов в лесной деревушке, лениво попивала – лакала, хотела сказать я – что-то, что явно не было чаем.

– Я хочу научиться охотиться, – сказала я, стараясь быть решительной.

Каори подняла голову, сверкнув алыми глазами и неприлично громко прихлебнула свой напиток. Закрывая глаза от света, она потянулась. Ее пушистый черный хвост медленно помахивал, размазывая лучи солнца, словно кисточкой.

– Охо-отиться? Ты, милашечка? Это же так забавно! Ты ведь столичная лисичка, а не охотница. – Ухмыляясь, промурлыкала она и потянулась потрепать меня за щечку, как ребенка.

– Я серьезно! – возмутилась я. – Если я научусь охотиться, то смогу помочь вам больше, чем сейчас.

Выражение удивления появилось на ее лице, и она задумалась. Потом вдруг начала смеяться, издавая странный звук, похожий на звонкое пение птицы.

– Солнышко, ты такая невинная и милая, охота – это не для тебя. Ты лучше займись чем-то менее опасным, – сказала она, продолжая смеяться. – Собери цветочки, там, не знаю. Бабочек полови.

– Хватит смеяться надо мной. Я хочу научиться выживать здесь, не будучи обузой для всех! – сказала я настойчиво.

Каори подняла брови, глядя на меня с любопытством.

– Похвально, конечно. Но, солнышко, ты такая хрупкая девочка. Упадешь в обморок при первой же крови!

Кровь. Почти черная кровь, что запачкала мне кимоно. Кровь отца. Кровь из-под осколков бутылки. Воющий от боли человек, что зажимал мне рот.

Я сглотнула и сжала кулаки, щеки похолодели – от них отлила краска.

– Я научусь. – упрямо заявила я. – Ты ведь тоже девочка, но умеешь охотиться.

Каори поднялась, потянулась и уселась передо мной, склонив голову в сторону. Она внимательно оглядела меня.

– Ты слабенькая, – она поднялась и обошла меня. – Тонкие ручки. Тонкие ножки. Ты как будто совсем мяса не ешь! Но если ты так настаиваешь, давай начнем с простого. Погуляем по лесу, потренируем твои бедрышки.

Она меня ущипнула, и я вздрогнула. Ее красные глаза наблюдали за мной с лукавством и любопытством.