— Му-аха-ха-ха-ха! Да! И фонтан! Нам срочно нужен огромный фонтан! Там будет три колонны, на первой самой большой буду изображен я, на второй — поменьше — ты, а на третьей — мой сын Гру, — на этих словах Урфин шмыгнул носом. — Интересно, как он там?

Иркутск.

Григорий Ярославович Оболенский ехал домой на такси. Он расположился на заднем сидении и весело напевал песню собственного сочинения.

— Любушка, Любава, слава тебе слава.

Ты так хороша и тело и душа…

Настроение у него было восхитительное! Юлия Мышкина отправилась в Ангарск, чтобы закупить какое-то безумное количество тетрадей, ручек, карандашей и учебников, попутно позвонила Оболенскому и сказала что возьмёт с собой Любаву. Гриша, не теряя времени, поймал такси и рванул в Ангарск.

Мышкина отправилась за покупками, а Оболенский ворковал с Любавой. Они гуляли держась за руки, кушали мороженное, даже покатались на каруселях, которые построил какой-то заморский инженер. Всё было восхитительно. Но в один момент сердце Оболенского едва не лопнуло от переизбытка чувств.

Когда настала пора прощаться, Любава обняла его за шею и поцеловала. Она что-то говорила, махала ему рукой, а он только разинув рот смотрел на неё и ничего не слышал кроме безумно громкого стука собственного сердца. Мышкина забрала Любаву и исчезла в портале, а Гриша ещё минут десять пялился в пустоту, трогая дрожащими пальцами свои губы.

Когда его немного отпустило, Оболенский вызвал такси и поехал домой, витаяв облаках. Дорога сжалась до одной секунды. Вот он сел в такси, а вот он уже подъезжает к своему имению… Имению, которое горит синим пламенем!

Вокруг здания скакали какие-то бесы, размахивали руками и забрасывали и без того пылающее имение огненными шарами. Оболенский лишь ухмыльнулся и иронично покачал головой:

— Похоже, меня опять настигло проклятье Дубровского. Ну ничего, ради Любавы можно вытерпеть и не такое. — Григорий посмотрел на водителя и сказал. — Разворачивай машину, мы едем в гостиницу.

Порывшись в кармане, он достал мобилет, подаренный Дубровским, и начал писать в общий чат.

Мы разместились на горном выступе. Козлёнок Квадрицепс радостно скакал по камням, отбивая чечётку. Квазар закинул руки за голову и смотрел в небо, а Ода лежал без сознания. Вокруг самурая носился Киба и жалобно поскуливал, вылизывая лицо хозяина.

Мана потихоньку восстанавливалась, но до полного заполнения ещё пройдут сутки или двое. По крайней мере, благодаря Оде, я всё ещё в сознании. Квазар потянулся и мечтательно сказал:

Ах, осени туман — он не проходит,

Стоит недвижно, а в душе,

Где нет и проблесква,

Все замерло в тоскве,

И даже небо дум — не хмурится в заботе.

— Красиво, — я отметил, что общение с Одой всё же идёт лягуху на пользу. Надо и правда закупить ему побольше книг.

В кармане завибрировал мобилет. Достав его, я открыл чат «Общий» и забыл, как дышать.

Оболенский: Моё имение сожгли. Виктор, не знаешь в чём причина?

Ершов: На нас напали!

Львов: На нас тоже.

Картаполов: Оказывается, я не один такой страдалец. «Улыбающийся смайлик».

Убрав телефон в карман, я посмотрел на лягуха и спросил.

— Как ты там говорил? «Небо дум — не хмурится в заботе»? Оно может и не хмурится, а вот я — хмурюсь.

Поднявшись с земли, я снова попытался открыть портал в Дубровку.

Портальное окно открылось и тут же схлопнулось. Зараза! Всё ещё не хватает маны! Причём совсем чуть чуть!

— Квазар, хватай подмышку своего рогатого, а под вторую Оду. Нам нужно домой, — приказал я и, подойдя к самураю, положил руку на его лоб.

Всё это время ману восстанавливал не только я, но и он. А значит, есть чем поживиться. Вьюнок повилики отпил крохи маны, отчего Ода скривился от боли. Ничего! До свадьбы заживёт. Лягух подошёл и перекинул Оду через плечо, а после взял и козлёнка.

— На переход у нас будет не больше пары секунд. Не успеешь запрыгнуть в портал, останешься здесь или тебя перерубит пополам, — предупредил я.

— Кваквая-то паршивая перспектива, — сказал Квазар и, отпустив козлёнка, зашвырнул и меня на плечо, а после подхватил Кибу и Квадрицепса. — Теперь точно успеем.

Квазар присел, готовясь к рывку, и я открыл портальную арку, которая тут же стала закрываться. Лягух распрямил ноги и, словно метеор, влетел в синеватый портал. Проскользив десяток метров, он остановился и поставил меня на землю.

— Отличная работа, — улыбнулся я и почувствовал, как меня повело в сторону.

Ого. Потратил куда больше сил, чем рассчитывал. А ведь в нормальном состоянии я даже не чувствовал расхода маны на открытие портала.

— Антип, поднимай гвардию! — рявкнул я.

— Виктор Игоревич что-то случилось? — Спросил Гантулга, прискакавший к нам на лошади.

— Да, случилось. Предстоит серьёзное сражение. Живо дуй за макрами и притащи мне как можно больше.

Монгол кивнул и ускакал в сторону замка.

— Квазар, собирай своё боевое крыло.

— Квак прикважите, — кивнул лягух и нехотя оставил Оду лежать на земле.

Вокруг воцарился хаос. Крики, маты, бойцы спешно вооружаются и бегут на построение. А пока войска собирались, я снова открыл чат.

Дубровский: Оболенский, Львов, Картаполов, Ершов, сообщите обстановку.

Оболенский: Обстановка вполне уютная. Я пью коньяк в гостинице. А моё поместье полагаю уже догорает. Кстати, ты не против, если я позову Любаву погулять на выходных?

Львов: Наше имение осадила армия в тридцать тысяч человек. Идут ожесточённые бои. Но родовая гвардия справляется.

Ершов: А у нас всё печально. Оборону продавливают. В стенах образовались первые бреши, того и гляди прорвутся внутрь. Атакующих, как и у Львова, примерно тридцать тысяч.

Картаполов: У меня всё впорядке. Машу отправил к родителям за день до нападения, как будто чувствовал что случится пи… такое. Родовую гвардию перемалывают в труху. Если так и продолжится, то через час я покойник.

Мышкина: Мальчики! Что происходит? Какое нападение? Вы чего⁈

Лавандова: Миша! Мы с родителями сейчас придём на помощь!

Картаполов: Машуля, всё хорошо. Тебе вредно нервничать. Оставайся дома и никуда не выходи. Я вас очень сильно люблю.

Дубровский: Отставить панику! Никто сегодня не умрёт!

Видя, что Гантулга приближается, я убрал мобилет в карман. Он волок на плече увесистый мешок, из которого то и дело выпадали небольшие синеватые кристаллы. Видать, насыпал камни в первую попавшуюся тару. Гантулга остановился рядом со мной и протянул мешок.

— Уехал собирать своих бойцов, — пояснил монгол и с криком «Хайя!» пришпорил коня.

Я запустил руку в мешок с макрами, понимая, что подобный выверт может выжечь мой дар к чёртовой матери. Но времени нет, и мне очень нужно восстановить ману как можно скорее.

По моим каналам хлынул поток маны. Я почувствовал, как кристаллы под моей рукой рассыпаются в труху, отдавая всю имеющуюся энергию. А ещё я чувствовал охренительную боль! Сердце колотилось, выдавая барабанную дробь на запредельных скоростях, каналы маны трещали по швам, заставляя меня дрожать всем телом.

Одним словом, радости полные штаны. Не зря в империи мало кто восстанавливает ману с помощью макров — после такой процедуры откат будет чертовски сильным. И может даже разрушить ядро маны, но пока всё более-менее в порядке.

Передо мной выстроились двадцать семь тысяч воинов родовой гвардии Дубровского. Одеты во что попало, оружие какое попало, но блеск в глазах и восхитительная выучка. Двадцати семи тысяч недостаточно, чтобы помочь всем, но спасибо Оболенскому за то, что он напивается в отеле. За его жизнь можно не волноваться, только за печень.

А ещё Львов вместе со своим безумным папашей дал достойный бой нападающим. Надеюсь, он продержится до момента, пока мы не отобьём Ершовых и Картаполова.