Вторая женщина была помладше и попышнее, с выбеленным лицом, искусственным румянцем и красными, пухлыми губами. Она держала в руках огромный засохший подсолнух и так и застыла, не донеся пухлую семечку до рта.

– Пусть Мать Марина принесёт благо вашему дому, – поздоровалась я традиционной фразой.

Женщины с одинаковым изумлением оглядели мои кожаные ботфорты до колен, пурпурные велюровые кюлоты и чёрный камзол с золотыми пуговицами, на которых был выбит герб Великого института магии Аромской империи.

Наверное, им впервые довелось встретить барышню в мужском костюме.

Сами дамы были облачены в традиционную аромскую одежду: тяжёлые юбки-солнца до щиколоток, белые с вышивками по подолу, горловине и рукавам рубахи, шерстяные душегреи. На головах красиво уложены платки с ниткой бус и монеток, на ногах – шерстяные носки и лапти.

Все украшения на женщинах были деревянные, но так искусно выглядели, что не уступили бы ювелирным изделиям. В ушах у той, что помладше висели большие, в ладонь, серьги в виде пушистых хризантем, а на шее – фиолетовые бусы. На каждой бусинке был выструган цветочек василька, и это поистине была филигранная работа. На правой руке я разглядела брачный браслет из светлого дерева с аккуратной вязью рун, складывающиеся в традиционную клятву: «Навек и после всех век». У старухи серьги были в виде зелёных карпов с тёмными хвостами, а на груди – ожерелье, словно рыбные чешуйки легли друг на друга. Браслета не было. Это могло значить, что она или так и не вышла замуж, что для этих мест нонсенс, или была вдовой и время ношения траурного браслета уже закончилось.

Казалось, я попала в картину знаменитого художника «Две кумушки». Уж настолько фактурные были образы!

– Подскажите, пожалуйста, как проехать к постоялому дома? – спросила я, так и не дождавшись реакции на своё приветствие.

Ответила мне старуха, которая имела больший авторитет. Зелёные глаза под белёсыми бровями пристально посмотрели мне в лицо, а старческий рот скривился в насмешке.

– Значится так, – бодро зазвучал её голос с лёгкой хрипотцой, – поворачиваешь назад на север и едешь до северо-восточного тракту, по нему к Бортомиру. К утру наверняка доберёшься. Вот там и будет тебе ближайша постояльня. – Старушка издала странный протяжный звук. Одновременно он напоминал хихиканье и хрюканье. Никогда подобного не слышала и не горела желание услышать вновь. Звучало довольно противно.

– Корчма?

Кумушки одновременно помотали головами, а та, что помладше, принялась вновь щёлкать семечки.

Путкино располагалось на самом севере Аромской империи и было одним из трёх поселений, которые мирно соседствовали со Старым Лесом. Я, конечно, понимала, что места тут далёкие, но не думала, что настолько. С другой стороны, такая глухомань была мне только на руку.

– Что-то же у вас должно быть для гостей? – хмуро спросила я, теряя последние остатки терпения и сил.

Запах пирога, казалось, стал сильнее, и к нему ещё прибавились пирожки с вишней. Живот от голода свело, и он так громко заурчал, что та, что помладше, сгребла с подсолнуха горшеню семечек и протянула мне в кулаке.

– Храм, – с намёком ответила старая, кинув недовольный взгляд на соседку. Та руку тут же отдёрнула.

Не больно-то и хотелось!

– Пусть Отец Славен защитит нас от невзгод и посягательств пришлых.

Обе женщины сделали руками защитный жест: подняли ладонь вертикально над лицом и сперва опустили её влево, а потом вправо, словно пытались рукой прочертить треугольник, не проведя нижнюю линию.

Я поспешила повторить жест. Не хватало ещё, чтобы меня записали не только в «пришлых», но и в «безбожных».

– Там мне смогут обеспечить хлеб и кров? – спросила с надеждой.

Мечты о жаркое и квасе медленно таяли, но и свежий горячий хлеб, в идеале пирог с яйцом и луком, я бы сейчас с радостью опробовала. Уж больно запах дразнил ноздри.

– А за сим к старосте нашенскому нужно, – махнула старуха рукой в сторону, где заходило солнце, окрашивая небо в кровавые цвета.

Завтра будет холодно.

– Он приезжих привечает. К хате своей комнату ещё одну присобачил и словом её ещё таким гадким называет… Гости… гасти… гастиннатца! – Старушка с чувством сплюнула под ноги и опять издала этот непонятный противный звук. – Вот он уж и хлеб, и кров могёт, если монеты… Эгей! – Она с небывалым для своего возраста рвением вскочила на ноги и замахала руками. – Чего эт твоя скотина мои цветы жрёт?! А ну кыш!

Оглянувшись, я увидела, что Гербера, воспользовавшись моментом, спокойно подошла к противоположному дому и принялась объедать клумбу у забора.

Я подбежала к кобыле, схватила за поводья и дёрнула, зашипела недовольно:

– Гербера, не позорь меня!

В ответ лошадь недовольно всхрапнула, но морду отвела.

Ей только дай волю – всё съест! Уж больно любит она цветы, особенно розы. Что очень не нравилось матушке, которая любила на эти самые розы смотреть во время завтрака. Однажды Гербера умудрилась как-то выйти из конюшни и объесть недавно распустившееся жёлтые альмаильские… После чего приводить эту лошадь в родительское поместье мне запретили строго-настрого.

– Прошу прощения!

– Пошто мне твоё прощение?! Мои «золотые башенки» и синяя астрачка! Всё сожрала, скотина! Меня же теперь соседи засмеют! Скажут: у всех хат красота какая цветёт, одна Матфеевна с обжоратыми кустами!

– Это решить легко, – хмуро ответила я.

Хоть Гербера и съела несколько цветов, но это не повод называть её «скотиной».

– И как же?! – грозно посмотрела на меня старуха, уперев руки в бока.

В ответ я сделала несколько пассов. Золотая дымка вырвалась из моих пальцев и устремилась к клумбе, опустилась в землю, а затем столбом взмахнула вверх. Тут же полезли молодые ростки, которые, под действием магии, росли и вытягивались, распускались. Рудбекия, она же «золотая башенка», сентябрьская астра, первоцвет, маки, гиацинты, нарциссы, подснежники и множество других цветов, чьи луковицы спали в земли и откликнулись на мой зов.

– Мать Марина! – старуха ахнула и схватилась за сердце. Ещё бы, ведь теперь возле её забора распустился цветник не чета остальным соседям! – Шо за чертовчина?!.

– Магия земли, – исправила я и представилась: – Магистр Рейвен. Хорошо удобрите землю, иначе в следующем году у них не хватит сил вырасти. – Я забралась в седло, никак не показывая, насколько у меня от этого стрельнуло в пояснице, и спросила: – Подскажите, как выглядит дом старосты?

– Он самый большой у нас тут. Крыша красная, с зайцами и утками – любит он их, шо жрать, шо любоваться. Поезжай на запад и точно не пропустишь.

– Всех благ вашему дома, – поблагодарила я и пустила Герберу в нужную сторону.

– Только, ведьма!.. Эй, постой!.. – раздалось мне в спину.

Я чуть с седла не съехала. Как она меня назвала?!

Развернула лошадь, глянула свернуть вниз на старуху и холодно произнесла, чеканя каждое слово:

– Я маг земли. Магистр Рейвен.

Та от моих слов только отмахнулась и заявила:

– Токмо ты туда можешь не ехать. Тама щас нема никого. Разве шо Пустая Башка, но толку с него, как с козла молока!

– А где все? – растерялась я, уже лелея надежду на пирог. Да хоть пирожок! Что угодно, кроме солонины, что можно было бы засунуть в рот и пожевать, а не рассасывать!.

– В храме, – ответила она тоном «само собой разумеется». – Сейчас же вече́рня.

Теперь понятно, почему я больше не видела людей.

– Вы тогда почему не со всеми?

– Да потому что поп наш с чертями водится! – ответила вторая женщина, которая до сих пор сидела на лавочке, получается, у своего дома. Голос у неё оказался на диво мелодичным и молодым, звонким. – И самогон пьёт! Я своими глазами видела!

По тону было совершенно непонятно, чем именно она возмущена больше: неожиданным знакомством попа с нечистью или наличием у него пагубной привычки.

У меня удивлённо приподнялась бровь.

– Чёрт? Вы уверены?