Как известно, почитание змей распространено почти у всех народов. В религиозных представлениях индоевропейских племен змеи занимали видное место. Весьма красноречивы данные языкознания: наименование змеи сохранило общий корень во многих языках: санскритское ahi, ahina, греческое εχις, εχιδνα, славянское анжь-уж, латинское anguis, литовское angis, древненемецкое unke[505]. В мифологических представлениях индоевропейских племен огненная змея олицетворяла молнию, кометы, катящиеся звезды. Отсюда, как указывает А. Афанасьев, произошло расширение понятия о небесной змее, ее имя стали сочетать не только с молнией, но и вообще с громовой тучей. Поэтому в большинстве эпических сказаний змей выступает представителем громоносных облаков и характер его получает демонический оттенок[506].

Древнейшие греческие и соседние с ними родственные индоевропейские племена, обитавшие на Балканском полуострове, находились в таких природных условиях, которые способствовали развитию давних мифологических представлений о змеях. Пустынные горные местности Греции и поныне изобилуют ужами и змеями, причем первые достигают внушительных размеров.

Неолитический земледелец Балкан почитал в образе змей могучие силы природы, и эти понятия сохранились и в период бронзы. Раньше многочисленные указания греческой мифологической традиции I тысячелетия до н. э. позволяли делать преимущественно ретроспективные заключения, теперь источники расширили возможности проникновения в мифологические предания II тысячелетия. Что особенно важно: мифы ахейского периода содержат более непосредственные, более свежие религиозные воззрения, так как создавшее их общество еще не пережило той тяжелой эпохи, которая была связана с завоеваниями дорян. Поэтому находка изображений змей-хранительниц в святилище микенского дворца дает основания для многих предположений.

Прежде всего, важен облик благих охранительных существ, который придан этим змеям. Он основан на представлениях о змее как хранителе дома. На это значение змей в культах II тысячелетия уже давно обратил внимание Нильссон[507]. Очевидно, микенская династия XIV—XIII вв. считала змей своими особыми покровителями. Возможно, что здесь нужно протянуть нить между Афиной, покровительницей ахеян во время похода под Трою, и змеей как атрибутом богини в I тысячелетии до н. э. Ведь, как сообщает Геродот (VIII, 41), на акрополе Афин, в храме Афины Полиады, жила священная змея еще в его время.

Микенские змеи-хранительницы позволяют предположить, что в высших кругах ахейского общества складывались некоторые особенные религиозные представления.

Между тем в народной памяти сохранились легенды о змеях, отражавшие очень ранние воззрения на природу, видимо, возникшие еще тогда, когда человек был совершенно подавлен страшными проявлениями тектонических сил земли. Эти предания глубоко укоренились в сознании земледельческого населения Греции, хранившего первобытные сказания о чудовищных гадах. Среди многих старинных мифологических образов, унаследованных греками от ранних времен, следует назвать Ехидну — полунимфу, полузмею, упоминаемую в «Феогонии» Гесиода (295—305). Это страшилище, обитающее в подземных расщелинах глубоко под скалами и пожирающее сырое мясо. Будучи бессмертным, это существо олицетворяет демонические силы земли, однако не благие, а направленные во зло человеку[508]. Образ Ехидны находится в полном соответствии с представлениями о ее супруге, свирепом Тифее, который в ахейском эпосе олицетворяет подземный огонь, вызывающий землетрясения и извержения вулканов (Il., II, 781—785):

Супружество Тифея с Ехидной совершенно закономерно — оба эти существа олицетворяют грозные вулканические силы, приносящие столько бед обитателям Средиземноморья. Примечательно, что Тифей имеет точное местожительство — ειν Αρίμοις — видимо, особо сейсмический район, куда, согласно Гесиоду, боги заточили под землю и Ехидну[509]. Сохранение названия Арим в беотийской традиции начала I тысячелетия до н. э. (иными словами, в эолийском массиве греческого народа) показывает достаточно ясно, как много места занимали предания о страшных змеях в религиозных воззрениях ранних эллинов.

В этой связи небесполезно вспомнить облик Тифея, каким рисовался он многим поколениям предков Гесиода[510]. Как и Ехидна, Тифей принадлежит к разряду чудовищ. Он отличается огромной силой, на плечах его высились сто змеиных голов с черными языками и огнедышащими очами. Это создание могло приносить ужасное зло, и потому, по верованиям греков, был неизбежен бой между Тифеем и Зевсом. Упоминания о борьбе Зевса с Тифеем[511] в эпосе весьма кратки и незначительны. Можно сказать, что отношение эпоса к божественным змеям соответствует представлениям о них в микенском дворце XIII в.

Обращаясь к изображениям божеств на памятниках II тысячелетия и к образам богов в эпосе, следует отметить большое сходство воззрений, легших в основу обеих групп источников. Кратко можно сказать, что греки додорийского времени полагали, что существует множество божественных сил, имеющих вполне человеческий облик. Эти существа обладали, по представлениям того времени, властью над природой и над людьми, однако могущество их было не безгранично. Подобно стихиям и людям, боги борются между собою, их обуревают такие же страсти, как и людей. Жизнь человека зависела от того, сколь успешно он добивался расположения богов соблюдением религиозных обрядов и выполнением всех тех общественных норм, которые были освящены религией.

Среди обрядов важнейшими были действия, имевшие целью приобрести расположение и отвратить гнев богов, что достигалось принесением жертв.

Жертвоприношения составляли существенную часть в сакральных обрядах ранних греков. Как известно, этот обычай восходит к очень ранним фазам религиозных представлений, когда человек пытался задобрить дарами высшие божества (жертва по принципу do ut des) или когда род или племя сообща приносили в жертву определенное животное, часть которого шла божеству, а остальное съедали совершавшие обряд. Совместное принятие пищи, судя по обычаям, сохранившимся у дорян, имело большое значение в жизни протогреческого племенного массива, так как оно устанавливало особые тесные связи между сотрапезниками. Вкушение же мяса священного животного не только сближало людей, но и устанавливало священные связи между жертвователями и божеством[512]. Приносивший угодные богам жертвы[513] мог, по верованиям ахеян, настойчиво требовать от бога помощи в трудную пору) жрец Аполлона Хрис, моля своего патрона об отмщении за дочь, напоминает, как он приносил богу в жертву быков и коз (Il., I, 37—42). Представление о том, что благосклонность богов можно обеспечить с помощью подарков[514], очень четко сформулировано Гесиодом (по словам Платона — De republ. III, p. 390 R: δώρα θεούς πείθει, δώρ5 αίδοιους βάσιλήας).

Ритуал жертвоприношений в раннегреческом обществе отличался большой сложностью. Он начинался с того, что приносивший жертвы умывал руки водою (Il., VI, 266—267) и одевался в чистые одежды (Od., IV, 759—760). Вообще, требование личной и общественной чистоты при исполнении религиозных обрядов было тогда обязательным условием. Так, все войско ахеян совершало обряд личного очищения и очищения лагеря от разного мусора по приказанию Агамемнона, и только после этого приступили к жертвам Аполлону (Il., I, 313—317). Для очищений применяли не только воду, но и серу[515].