Яркое определение Б. В. Фармаковского нашло подтверждение в огромном числе памятников греческой культуры II тысячелетия, ставших известными за последние десятилетия. И в суждениях современных исследователей можно встретить мысли, прямо созвучные Б. В. Фармаковскому. Для нас особенно интересно положение польского археолога Б. Билинского, который на конгрессе в 1967 г. в Риме особо подчеркнул антропоцентризм философии и культуры греков — в отличие от философии древневосточных стран[135].
Эта существенная разница позволяет понять, почему заимствования извне оказали столь небольшое воздействие на общую культурную эволюцию Греции II тысячелетия[136].
* * *
Попытка осветить некоторые вопросы истории древнегреческой культуры во II тысячелетии до н. э. требует дополнительных хронологических уточнений. Весь этот период дополисной истории Греции четко распадается на два отрезка. Первый — время раннеплеменной обособленности, которая кончается где-то в XVIII — XVII вв., когда на материке возвысились племена, говорившие на ахейском диалекте. Главенство ахеян среди других древнейших греческих племен позволяет назвать следующий отрезок временем ахейской гегемонии. Верхняя хронологическая веха, завершающая ахейский период, — расселение дорян в XII в.
Накопление множества данных о Греции в указанный период позволяет приступить к специальному изучению раннегреческой культуры. Этот этап в развитии античной цивилизации тем более интересен, что он дает новый вид источников для исследования греческого рабовладельческого общества той поры, когда оформилась его государственная жизнь. Своеобразие этого общества наложило, естественно, существенный отпечаток на всю созданную им культуру. Ведь раннеклассовое общество и государство представляли собой совершенно новое явление в жизни населения той или иной территории. Происходивший необратимый социальный процесс с неумолимой жестокостью отодвигал в прошлое многие важнейшие нормы, которые были выработаны этим же этническим массивом еще в эпоху внутриплеменного и родового единства. На смену приходили новые социальные установления и связанные с ними новые виды связей внутри общества. Пожалуй, не всегда с достаточной ясностью мы представляем себе, сколь коренным было отличие ахейского общества XVII—XII вв. от общественной системы прагреческих племен, находившихся на стадии первобытнообщинного строя. В некотором смысле это была столь же глубокая разница, как отличия между •рабовладельческим и феодальным обществами.
Происшедший перелом отразился и на отношении к культурному наследию первобытнообщинного строя. Можно предположить наличие глубоких конфликтов нового со старым, которые имели место в ахейском обществе всякий раз, когда требования времени наталкивались на сопротивление традиции. Конечно, формы этих столкновений были весьма своеобразными, а скудность письменных источников не позволяет выявить четко все стороны этого процесса. Но вероятно, поскольку социальная эволюция во II тысячелетии шла гораздо медленнее, чем в I тысячелетии до н. э., острота названных противоречий должна была ощущаться не так сильно, так что изменений на протяжении жизни одного поколения люди почти не замечали. Лишь спустя 200—300 лет, когда процесс уже завершался, становились заметны перемены. Но, говоря о темпах развития общества и о влиянии этого фактора на человека, опять-таки следует помнить, что в предшествующие тысячелетия общество эволюционировало еще медленней.
Если преемственность культурных традиций III и II тысячелетий была осложнена разницей в социальной структуре общества, то гораздо менее значимой представляется нам грань между ахейской культурой и культурой следующего за дорийским поселением периода греческой истории, который мы предлагаем назвать «пред-полисным». Ведь основным содержанием переходного периода, связанного с вторжением дорян, была постепенная смена политических Форм, освободившая путь для развития возникших уже в ахейском обществе социальных норм. Таким образом, вопрос стоял не о принципиально новом строении общественной жизни, но о дальнейшем развитии типологически единых институтов.
Наличие несомненных преемственных связей между Грецией II и I тысячелетий отмечалось уже давно как в русской[137], так и в западной историографии[138]. Однако скептическое отношение долго преобладало среди исследователей. Лишь открытие греческой письменности II тысячелетия заставило умолкнуть громкие голоса скептиков. Иной подход к греческой легендарной традиции, которого потребовали неоспоримые данные новых источников, делает необходимым детально проследить, какие традиции II тысячелетия сохранились и в каком именно виде в Греции предполисного и последующих времен. Непрерывное единство, которое наблюдается во многих отраслях духовной жизни греков, позволяет рассматривать процесс культурного развития страны как единое целое, причем ахейская культура может быть охарактеризована как предшествующая фаза, более поздней греческой культуры I тысячелетия.
Правда, и вопрос о культурной преемственности додорийской и предполисной Греции[139] не следует упрощать. Ведь при ломке политических институтов роль культуры в преемственности различных ступеней одного и того же общества неизмеримо возрастает. В XII—XI вв. в духовной жизни Греции имела место встреча разных течений. Ко времени прихода дорян единообразная культура ахейцев, данайцев и других более мелких племенных единиц за предшествующие века «микенской» цивилизации достигла больших успехов, основательно преобразив при этом многое из культурного наследия далеких предков, праэллинов, возможно, кое-что и потеряв. Расселившиеся доряне были носителями иного направления в развитии системы праэллинских исконных установлений. Оно характеризовалось, судя по тому, что нам известно о социальной жизни дорян в начале I тысячелетия, большей устойчивостью древних общественных норм[140]. Установление политической гегемонии дорян означало не только принесение более традиционного варианта культуры в земли Средней и Южной Греции. Оно могло дать новую силу некоторым элементам старинных институтов в среде ахейско-ионийского населения, сохранившего свою независимость после прихода дорян. Соответственно в культурной жизни Греции после XII в. необходимо предполагать взаимопроникновение далекого праэллинского субстрата, уже прошедшего «микенизацию», и его дорийского варианта, выступающего теперь в греческой культуре как суперстрат. Отмеченное обстоятельство придало своеобразные черты процессу сложения культуры классической Эллады I тысячелетия до н. э.
Выяснение соотношения всей культуры древней Греции и культуры эпохи сложения греческой народности затруднено и тем большим временным промежутком, который отделяет ахейскую ступень от поздних этапов, известных нам лучше всего. Качественные изменения одного и того же историко-культурного явления на протяжении от XVII—XIII до IX—VIII вв. должны были быть весьма значительными.
Необходимо указать еще на одну сторону вопроса. Поскольку в целом ряде культурных сфер предполисной Греции отчетливо выступают примеры генетических связей с культурой II тысячелетия (назовем лишь легендарную традицию, религиозные воззрения или некоторые архитектурные формы), постольку есть основания считать, что аналогичная преемственность имела место и во многих других областях культуры. Несомненно, что исследование отдельных проявлений этого потребует немалых усилий, так как знаний о реальном ходе исторического процесса накоплено еще недостаточно. Отчасти это находит объяснение в том, что лишь 23 года тому назад окончательно рухнула теория о различии этнического состава страны в периоды до и после дорийского переселения XII в. Только теперь можно ясно представить обширность исторических связей в жизни греческого народа на двух первых ступенях рабовладельческой эпохи[141]. Конечно, характер названных связей в различных частях страны был неодинаков. Видимо, следует говорить о прямой преемственности на тех территориях, где сохранились узлы ахейской политической системы, и о более усложненной исторической обстановке в землях, заселенных дорянами, к тому же сначала не столь многочисленными.
