Вместо ремонта кораблей император посчитал, что нужно направить средства на пошив новой формы для матросов и морских офицеров, а ещё и покрасить корабли в красный цвет. Так что верфи могут принять заказ, становящийся для них крайне важным для выживания.

— … Сим являю волю свою, кабы создавались кумпании русския в Америке, — дочитал документ Резанов.

Николай Петрович посмотрел на меня, снова на бумагу, задумался.

— Но это не разрешение на создание РАК, — сказал Резанов.

— Сия бумага говорит о том, что государь не против. В таком разе решение может принять Правительствующий Сенат, коли поступит запрос… — сказал я, давая Резанову возможность самому додумать, что к чему.

Лицо моего собеседника просияло, пришло понимание ситуации.

— А в Сенате вы всё ещё обер-прокурор? — спросил Николай Петрович.

— Да, — ответил я, не в даваясь в подробности. — А мой покровитель Алексей Борисович Куракин всё ещё генерал-прокурор Правительствующего Сената.

Ещё ранее, в начале разговора, Резанов дал мне понять, что осведомлён, кто именно с ним общается. Прозвучали имена князей Куракиных, с которыми меня ассоциируют в обществе. И после я говорил, что некоторую часть акций, то есть паёв, нужно продать Куракиным, ну, и часть императору, чтобы иметь высочайшее покровительство. Павел на это, может, и не готов, у него свои весьма специфические отношения к вопросу заработка. А вот его жена, желая хоть где-то проявить себя, как особу власть имущую, может стать пайщицей. При этом на неё уже есть выходы через Александра Борисовича Куракина.

— А отчего я должен верить, что не буду обманутым? Потерпят ли такие особы то, что я стану самым большим пайщиком? — спрашивал Резанов, являя мне свои страхи.

Пришлось потратить ещё время для того, чтобы убедить Николая Петровича.

— Двадцать пять долей вашими и останутся. Мне двадцать паёв, по пятнадцать купцам Голиковым и Лебедевым, десять долей государыне, остальное в свободную продажу, но исполнительный распорядитель компании получает пять паёв на время своей службы, — в очередной раз я озвучил условия.

— И распорядителем, как и управляющим, становится мой человек Александр Андреевич Баранов? — спросил Резанов, сам зная ответ, я кивнул в знак согласия.

Не стал я говорить, что Баранов не так чтобы человек Резанова. Это был сподвижник Григория Ивановича Шелихова, но сильно он погрузился в тему и не сможет отказаться от деятельности в Русской Америке. Баранов смог вытеснить из американского бизнеса всех конкурентов, что в некотором роде послужило причиной, по которой императрица Екатерина Алексеевна не возжелала подписывать указ об учреждении РАК ещё раньше. Государыня стремилась не допускать монополий, а вот Павлу на монополии плевать, если они только будут приносить доход.

Мало того, в императорском указе нет отсылок к тому, что никто иной не сможет основать свою компанию в Америке. Пусть пробуют. Для меня, как человека, более думающего об Отечестве и помощи России в её продвижении, нет предубеждений, что только РАК может главенствовать в Америке. Пусть там появятся и более мелкие компании, земли хватит на многих. Людей русских в Америке мало, да ресурсов не хватает. Будь там тысяч двадцать славян… Нужно только поторопиться. Пока САСШ даже не мечтают о том, что Калифорния, Орегон или Каролина станут их штатами. Но все не дремлют, и в следующем веке всё кардинально изменится.

— Хорошо, я даю окончательное своё согласие. Я готов уже сейчас вложиться в строительство двух кораблей, — Резанов чуть замялся и не сразу продолжил. — Я могу пригласить мадмуазель Аннету на ужин?

— Не думаю, что это хорошая идея, уж простите. Её отец сильно переживает о некоем казусе, не знать о котором вы не можете, сия история много шуму наделала. Да и сама девица нынче опасается мужчин, — ответил я.

Не нужно укладывать Аннет в постели всем и каждому. Договорились о создании РАК и без таких гнусных методов. Так что не обломится Резанову. А корабли? Они уже заложены, лес хороший, вертикально высушенный закуплен. Мои знакомства на Екатерининской верфи не прошли даром. Вот только это будут, действительно, торговые корабли, с малым артиллерийским оснащением. Для РАК же нужны корабли военные, хотя бы на первых порах три фрегата. И верфи в Кронштадте готовы принять заказ на военные корабли, только Павел Петрович не дает своё согласие. Может, когда официально появится РАК, император и передумает, но пока он считает, что в частных руках не могут быть боевые корабли, даже когда простаивают верфи.

*………….*………….*

Остафьево

18 сентября 1796 года

Екатерина Андреевна Колыванова не находила себе места. Её девичье сердце стучало набатом, этот звон отдавался в голове и заставлял трепетать сердце. Порой девичье сердечко так стучало, что было громче, чем несмолкаемые шумы во дворе. Усадьба полностью перестраивалась.

Девушка не могла в себе разобраться. Молодым особам свойственны романтические переживания, как и поиск мужчин, которыми появляется желание восхищаться. Но делать это тайком, никому не рассказывая свои секреты. И теперь Катя не могла ответить самой себе, отчего так бьётся сердце. Может потому, что она переживала за Коленьку Карамзина, в хулу на которого не хотела верить. Или же это эмоции на те прекраснейшие стихи, что были ей подложены в комнате.

Екатерина большую часть лета пребывала в Петербурге, где и работал ее отец. Новости не сразу до неё доходили. О дуэли девушка узнала вообще случайно, невольно подслушав часть разговора отца. Вот тогда и стало Кате дурно, что все думали о болезни. А у неё рушился мир. И пока на развалинах того мира ещё не выстроился новый, с иным кумиром.

Отец же не особо обращал внимание на чувства и переживания дочери, он был сильно занят. Нужно нарабатывать связи, понимать расклады после восшествия на престол Павла Петровича. А ещё у отца, Андрея Ивановича Вяземского, появилась идея удачно сговориться о женитьбе дочери, причём быстрее.

Дело в том, что Вяземский дождался назначения. После Рождества ему предстоит отправиться в Нижний Новгород и стать генерал-губернатором Нижегородского наместничества. Какие женихи в Нижнем Новгороде? А «продать» дочь-красавицу нужно подороже.

В этом времени подобное отношение отца к дочери нельзя считать чем-то за гранью семейных ценностей. Нормально, что отец печётся о будущем своей дочки, при этом не забывает и о себе. Вяземский не был слишком меркантильным и готов «продавать» дочку не только богатому аристократу или же высокопоставленному мужчине, но и творческому человеку. Имел слабость Андрей Иванович — уважал творчество.

Екатерина Андреевна в свои почти шестнадцать лет была образованной девицей, много читала, тайком даже пробовала составлять вирши, которые никому ни при каких обстоятельствах не желала показывать. Она не знала, что отец следит за ней и знает об увлечениях Катерины. Личная служанка Кати Фёкла, которую барыня считает своей подругой, шпионила для Вяземского.

Потому, когда на столе у любимой дочери в доме в Петербурге появилось стихотворение, Андрей Иванович узнал об этом. Было проведено полноценное расследование, в ходе которого обнаружен человек, лакей, который и положил бумагу с написанными прекрасными строками. Лакей не был уволен, это был опытный слуга, который строит недёшево. Но более мужчину не подпускали близко к дому, где в это время была Катя. Ну, а кто дал бумагу? Так человек прохожий, ни на кого не похожий! И более ничего не было понятно.

Кое-что прояснилось, когда в Петербургских ведомостях Андрей Иванович прочёл строки: я помню чудное мгновение: передо мной явилась ты, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты… [А. С. Пушкин «К Керн». Полное стихотворение см. в приложении]. Этот вирш, набирающий популярность и в столице, и в Москве, был написан Надеждиным. Уже не секрет, кто именно кроется за таким псевдонимом.