Меркурий стал отличным воином, но ни лишней жестокости, ни грубости, ни жадности в нём не появилось… Воинская доблесть, благородство и православная вера, доставшаяся от матери, вели его по жизни. А король? Что же король! У короля было пять сыновей и восемь дочерей. В молодости он победил всех претендентов, стал правителем Моравии. Король Пржемысл Отакар детство провёл в изгнании в Германии, его мать была немка, затем он вырос, переиграл всех в борьбе за власть, добился мира, укрепил страну, словом, был достойным королём, а сейчас всей Чехией правит его старший сын Вацлав, который неизвестно почему считает главной опасностью его, незаконного брата Меркурия. На самом деле, вместо душевнобольного и слабовольного одноглазого брата долгие годы правит его властная и честолюбивая мать – сестра венгерского короля Констанция. Не она ли, зная о связи короля Пржемысла с Агнес, убедила сына, что Меркурий может быть опасен? Впрочем, теперь всё равно…
Констанция умна, хитра и злопамятна. Возможно, так она решила отомстить матери столько лет спустя? Или все эти годы тайно следила за Меркурием и всерьёз опасается, что он может быть претендентом на престол отца: сын достойный, пусть и незаконный… Народ его любит и, если узнают, что он сын короля Пржемысла, при дворе найдутся лехи, которые захотят сделать на него свою ставку. Там всегда плетутся интриги, и не все любят сестру венгерского короля… Да и то сказать, нелегко достался ей королевский титул! В четыре года маленькая Констанция лишилась матери, в юности её жених – сын императора Фридриха Барбароссы Фридрих шестой погиб в крестовом походе, она вышла замуж за короля Пржемысла, который был старше её на двадцать пять лет, их брак оспаривала первая жена короля Адлета. У Констанции уже было девять детей, когда Адлета умерла, и только тогда церковь признала её королевой и их брак законным.
Значит, и сватовство Спытигнева её дело; если все эти годы у неё были соглядатаи в Велеграде, она знала об их любви. Мирославу выдали замуж, когда он учился воинскому ремеслу в Риме, кто бы отказал королевскому сыну! Родители Миры были счастливы! Такая честь для семьи! Если бы он тогда был дома! Разнёс бы весь Велеград в щепки, но не отдал свою голубку. Она умерла первыми родами, разрешившись на третий день мёртвым младенцем. Он узнал обо всём, вернувшись из Рима, через несколько лет… С тех пор не бросил он ни на одну женщину не только похотливого, но даже заинтересованного взгляда. Она ждёт на небесах, его невеста, в Чертогах Божьей Матери; и что-то всё чаще подсказывало ему, что ждать ей осталось недолго… Потом он вспоминал детство, их игры, прогулки, праздники. Вставали перед ним зелёные поля родной Моравии, дубравы и непроходимые чащобы, равнины юга и холмы севера, пещеры, усадьбы, монастыри… Благословенная земля! Но порядка в ней нет… Правят немцы, а католики всячески притесняют православных, да и не осталось почти никого правильной веры, сплошь латиняне… Это тоже было причиной его отъезда… Но об этом не сегодня, завтра трудный день… Спать!
Он шёл по изумрудной лужайке, а Мира бегала вокруг, пряталась за редкие грабовые деревья, смеялась…Впрочем, разве за грабом спрячешься? Ствол у дерева не толстый, зато крона раскидистая, густая. Это было их самое любимое место рядом с Велеградом – грабовая роща. На нежно-зелёном холмистом лугу деревья росли редкие, но широкие. Летом они были похожи на огромные мётлы, воткнутые в землю кверху веником, а осенью на жёлто-красные свечи. Они часто там гуляли. Вдвоём. Много разговаривали. Иногда Мира резвилась, а он только смотрел на неё, смотрел, запоминал… Вратислав и Мирослава – сокол и горлинка… Она никогда не называла его римским именем, только домашним, моравским. И одежду носила свою, народную, не любила немецких или римских нарядов. Он залюбовался её стройной лёгкой статью: как идут ей белая рубашка с вышивкой, кружевом и широкими моравскими рукавами, тонкая шерстяная юбка и расписной фартук со сборками! Какая она нежная, юная, красивая, его Мира! Они любят друг друга и обязательно будут вместе, как только он вернётся… Он протянул к ней руки, ещё миг… но она стала таять, ускользать, пальцы прошли сквозь пустоту… Нет! Мира! Нет! И вот она уже словно лёгкое облачко со свечой в руке, он берёт эту свечку, которая вдруг почему-то превращается в светящийся меч… Она поворачивает к нему светлое лицо, улыбается и шепчет: скоро, мой сокол, уже скоро…
Он долго лежал тихо, не открывая глаза, ни о чём не думая, стараясь продлить это чудное ощущение: она рядом… Это было удивительное чувство покоя, счастья, какой-то особенной нежной радости: мы вместе, мы едины, остальное всё неважно… Все эти годы он собирал эти сны и нанизывал их на нитку памяти, чтобы потом, в минуты острой душевной тоски закрыть на миг глаза, ощутить её присутствие… Скоро всё кончится. Он даже обрадовался этому. За жизнь не держался никогда… У каждого своё предназначение, не нам выбирать, сколько жить, но мы выбираем, как… Ему не стыдно за свою жизнь, но этот город он, Меркурий-Вратислав, врагу не отдаст! Всё, пошли мысли, ощущение сна растаяло, пора вставать.
День прошёл в ратных хлопотах, город готовился к осаде, под вечер Волибор встретился ему возле караульной избы: –Там тебя Ждан зачем-то ищет, весь город обежал: ты туда, он за тобой, а ты уже здесь, – сотник был возбуждён и с трудом сдерживал кипящую внутри лаву, как все хорошие бойцы перед боем. Этот тугой жар вырвется в момент стычки и пойдёт крушить направо и налево… А сейчас Волибор только слегка пританцовывал, да чуть подёргивал головой… – А что, удержим мы город? – Удержим, – коротко бросил Меркурий и пошёл в сторону кузницы. Там, голый по пояс, в грязных портках, приземистый, крепкий, словно скрученный из одних жил, бритоголовый коваль43 с длинными висячими усами подковой колдовал вокруг наковальни над оружием и доспехами с тремя такими же закопченными помощниками. Они перебросились несколькими короткими фразами, смысл которых сводился к одному: – Успеешь? – Успею!
Здесь на него и налетел Ждан, схватил за рукав, затряс: – Дядька Меркурий, там тебя ждут, дома, Григорий прибежал, кричит: видение! Богородица! Меркурий! И другой пришёл: Меркурий! Видение! Богородица! А тебя нет! Я искать, весь город обегал… – Толком говори: кто пришёл, зачем?
Пока шли к дому, выяснилось: целый день в Успенском соборе стояли на молитве все свободные жители города, молились об избавлении от нашествия вражьего… А пономарю Григорию явилась Богородица и сказала: «Иди к рабу моему Меркурию на Подолье и скажи ему: Тебя зовёт Владычица, ступай в доспехах на врагов. Я не оставлю тебя.» И служитель Печерской церкви44, что в Заречье, в нескольких верстах от города, стоял всю ночь на молитве и услышал глас от иконы: «Иди в город, найди воина моего Меркурия…», дальше примерно то же… Потолковав дома с обоими служителями, молодой воевода пошёл к князю, а после недолгой беседы на двор младшей дружины, приказав Ждану найти Волибора. Дальше посыльный слышал только обрывки разговора: к городу пускать нельзя… возьми лучших бойцов… никого не неволить… выступаем утром… кто в обход болота, кто лесом, нас проводники прямо через болото на татарскую рать… ударить в три конца разом… великан мой…
Так всё и получилось: собрали лучших, тайком; из города вышли рано и скрытно, все ещё спали; ехали медленно, под Долгомостьем разделились на три отряда, обошли татар с разных сторон; приказ был всем отдыхать, а перед рассветом на самый крепкий сон ударить разом по сигналу. Сказано наделать больше шуму: жечь шатры45, кричать, метаться по лагерю… Отдельный отряд отправили к обозу: снять часовых, отвязать и пугнуть лошадей, поджечь сено… Чем больше паники, тем лучше… Так всё и вышло… Да не совсем так…
Всю ночь воин молился; как стал на колени на свой коврик перед образами, так и пришёл в себя утром; что говорил, не помнит, но знает, что просил Бога и Заступницу, покровительницу города, спасти Смоленск, был услышан, и цену ему назвали: его жизнь… И он цену эту принял с радостью и облегчением. Готов. Скоро, Мира, скоро!..
