Первое время прятали его от воеводы и князя, да разве шило в мешке утаишь, повинились, да попросили оставить его хоть посыльным, пропадёт ведь… Обещали кормить всем миром. Воевода сперва шибко гневался, грозил всем воям карой, но Меркурий взял Ждана к себе в избу, пока у того гнев утихнет. А уж к тому времени жил он не со всей дружиной, а отдельно, правда, тут же, недалече, на Подоле, и был уже помощником воеводы. Воевода стар, но опытен и в делах сведущ, да город больно велик, хлопот много: тут и заморские купцы на Смядыни, и Варяжская слобода, и торговые концы, и ремесленные, и посады разные… Князь ведал всем, но в мирное время больше управлял мирскими делами, воевода старшей дружиной: младшие воеводы, посадники, тысяцкие – все родовитые княжьи слуги под его началом, а Меркурию поручили младшую дружину. В ней почти треть наёмников: варяги, печенеги, венгры, а он знал языки, хотя все говорили на такой греко-латинско-немецкой смеси, разбавленной местным славянским говором кривичей, что глаголич28 требовался редко… Так и звали их в народе: молодой воевода и старый воевода.
Смоленск – город большой и укреплён хорошо. Мощная стена идёт от речки Гуриловки до реки Рясны29, защищая с трёх сторон, а с четвёртой Славутич30, а на Подоле, по берегу реки, караульная изба, да двор малой дружины с конюшнями, погребами, сенными сараями, поварней, где хозяйничали два пожилых дружинника, уже не годные для сражений (они нещадно закармливали Ждана всякими лакомствами). Так и жил с тех пор мальчик между его двором и избой малой дружины.
Так вот, прибежал вечор посыльный от князя: – Велено воеводой звать на княжий совет,– и добавил скороговоркой, – там уже почти вся старшая дружина собралась, тебя кличут. – Что так спешно, на исходе дня? – Вроде как прелагатый воротился, я его чуток видел: мокрый, грязный, трясётся весь, ест не в себя, сказывает, три дня не емши не пимши по болотам хоронился… Князь приказал его в мыльню, да на поварню, а мне вот совет собирать, – важно проговорил Ждан и опять зачастил, – всех уже обежал, все идут, мы последние… Меркурий, проходя мимо оружейной избы, привычно проверил запоры, и поспешил за мальчиком. – А что, дядька Меркурий, за народ такой татары? Откуда они? Чего хотят? – Нет такого народа, вот мы моравы, вы кривичи, есть норманны, а татары, значит просто люди с оружием. Тат по-вашему – вооружённый мужчина, тать – разбойник, татары – просто воины. А ведут этот сброд монголы – это кочевники, они пришлые из неизвестных земель, с края Ойкумены31, жестокие, коварные, хуже половцев и печенегов… А чего хотят? Грабить… – Ты же не отдашь им город? – тихо спросил мальчик, и на самом дне его зелёных глаз воин увидел всплеск страха.
Они шли вдоль Славутича по улице Великой. Боковые дорожки для пеших были вымощены во всём городе плахами32, плотно и ровно уложенными на землю. Сгнившие плахи менялись, следить за этим назначен специальный мастер из плотницкой артели. Подошли к Пятницкому концу, стали подниматься наверх крутым Васильевским спуском (правда для них он был сейчас Васильевским подъёмом). Поглядывая на мальчонку, Меркурий думал, что и его сыну могло быть примерно столько же. И вдруг так не вовремя всплыло перед ним лицо Мирославы: нежное, белое, тонкое, похожие лики видел он на православных иконах… Сердце ухнуло тяжело и упало куда-то в землю, ноги подкосились, в висках застучало: Вратислав и Мирослава, сокол и горлинка… Ох, не ко времени… Он остановился, тряхнул головой, отогнал видение и заспешил за Жданом (незаметно растирая под плащом острой болью пронзённое сердце) по узкой крутой улице внутри городской стены, поднимающейся от Пятницкого торга на Васильевский холм к терему князя, даже не пытаясь вслушаться в болтовню мальчика. Подожди, Мира, не сейчас…
Прошли мимо громады Васильевского собора33, остановились на миг, сняли шапки, перекрестились, заспешили на княжий двор. Возле огромных золоченых богато украшенных ворот, построенных ещё князем Романом, путь преградили два дружинника из охраны, но увидев Меркурия, посторонились: прости, мол, служба, не признали в сумерках… А от терема уже спешил навстречу гридень34 из охраны князя: собрались, ждут…
Совет заседал недолго: большое татарское войско застряло под Долгомостьем. Из-за оттепели развезло болота, ни конному, ни пешему… Лес там сбоку – чащоба непроходимая, да и не любят монголы леса, не любят и боятся, им бы степь, простор… Есть узкая гать на болоте – Долгий Мост, есть тайные тропинки в лесу, да кто ж чужаку покажет? Но малая часть войска как-то смогла обойти болото лесом, идут к городу, завтра будут здесь. Пусть идут. Эта битва его не беспокоила: стена хорошая, оружия много, воины обучены. Первое время дивился он их выучке… В Священной Римской империи брали приёмами, да оружием, да доспехом; монголы неслись лавой, ярили себя криком и скакали бешено с диким визгом, если страхом да напором не брали, отступали, рассыпавшись по полю, как горох из горсти; а вот русичи шли неторопливо, были спокойны, выносливы и очень сильны. Были, конечно, и у них княжие дружины, хорошо вооружённые и в доспехах, но большинство воинов на рубаху надевали кольчугу, на голову подшлемник из тонкого войлока и шлем, брали в руку деревянный щит, а в другую, что попадётся: есть меч – так меч, нет, так копьё, палицу, рогатину… И спокойно так, не ярясь, двоих, троих, а кто так и пятерых укладывали… На выучке просто валили оземь, а в бою не до шуток, насмерть… Могучий народ, но незлой… И очень обстоятельный…
Дома было тихо, пусто, темно… Он не стал зажигать огня, хороший воин что при свете, что в темноте… Взял в сенях наощупь кринку с молоком, да краюху хлеба (соседка, старушка, каждый вечер оставляла ему на лавке возле двери, заботилась о нём по-простому, по-матерински, её сын служил у него в малой дружине, да погиб в прошлую осень), прошёл в избу, поел, разделся, лёг на широкую лавку, и его накрыло горячей солёной волной воспоминаний… Сегодня можно, завтра бой…
Сначала он окунулся в детство, и поплыли картинки: вот родной Велеград – в древности столица Великоморавской державы – мощного государства… Вспомнились белёные домики, прилепленные один к другому под красными черепичными крышами… В центре города – княжий замок, вокруг укреплённые дворы лехов, всё окружено валом, облицованным камнем, снаружи рубленные посадские дома неровными рядами, везде каменные церкви. Они любили гулять по городу и окрестностям, его учитель Ольдржих хорошо знал историю Моравии и часто рассказывал легенды о былой славе: «Огромная, сильная Великоморавская держава была православной. Великий князь Ростислав просил императора Византийской империи прислать учёных монахов, и пришли в Моравию Кирилл и Мефодий из Солуни и создали славянские письмена, чтобы могли все славяне прославлять Бога на понятном им языке… Но племянник Ростислава князь Нитры Святополк выдал его немцам, его ослепили и бросили в темницу, а Святополк стал править державой. Но немцам хотелось захватить Моравию, они отправили Святополка на суд к Людвигу Немецкому, а в стране вспыхнул бунт, который возглавил священник Славомир, ученик Мефодия, его и избрали князем. Немцы испугались и отпустили Святополка, чтобы навёл порядок, но он примкнул к восставшим и очистил страну от непрошенных гостей. Правда, потом всё равно всё захватили католики, а теперь мы в составе Римской империи и столица Оломоуц, и король там», – всегда горько заканчивал он, уводя мальчика домой.
То, что король жил теперь в Оломоуце, спасло Меркурию жизнь. Когда на престол взошёл его брат по отцу Вацлав – невротик и эпилептик, не любивший церковь и не выносивший колокольного звона, именно Меркурий – незаконнорожденный его королевский брат, живущий в Велеграде и даже не знающий, что они братья, показался ему самым опасным соперником. Почему? Да, Меркурий был образован, благороден, благочестив и обучен римскому военному делу. Ну и что? Ведь король оставил пятерых сыновей и восьмерых дочерей от двух жён! Кто рассказал мнительному и подозрительному Вацлаву о тайне рождения Меркурия? Не тот ли младший брат Спытигнев, который женился на Мирославе? Мира, опять Мира, его нежная голубка… Потом… лучше попозже… это будет последняя на сегодня грёза… На чётках его памяти ещё много узелков… Как сестра матери тётка Агнес, живущая при дворе, узнала обо всём? как успела отправить к ним гонца с письмом? Это было чудо! Значит, хранил его Бог для других дел, раз отвёл нож убийцы.
