Кожа. С этим ее энергия распространилось по всему его телу. Тусклый свет медицинского центра исчез, мир перевернулся вверх дном, пока она гравировала. Нхика вырвала контроль над его руками, сжимая разгибатели мышц, пока и скальпель, и пистолет не выпали из его хватки. Что-то внутри него боролось за контроль, не влияние, а абсолютность его воли, и Нхика никогда еще не чувствовала себя таким нарушителем в теле, как сейчас, когда тело сопротивлялось ей.

Но она продолжала проходить вперед: стиснув зубы, сжав пальцы, нахмурив лоб. Ради Кочина, ради Конгми, и ради себя самой - потому что доктор Санто сжег, убил и осквернил только для того, чтобы контролировать гравера крови, поэтому она покажет ему, что значит по-настоящему владеть одним из них.

Воля доктора Санто сломалась, как разбитое стекло, и она оказалась в полном владении его анатомией. Ее энергия проникла в его грудь, в пустоту его грудной клетки, находя его сердце, зажатое между двумя легкими. Его мышца пульсировала с энергией, и все, что ей нужно было сделать, чтобы убить его - это добраться до этой линии влияния, которая распределяла электричество вокруг сердца, и нарушить его. Нхика протянула свою энергию, обвив его сердце.

И замерла.

Здесь, находясь в его грудной клетке, Нхика почти забыла, кого она граверовала. Его сердце билось так же, как любое другое, его ритм внезапно казался таким хрупким и смертным, и Нхика вспомнила, когда она в последний раз была в таком положении: с Кочином, ножом в его боку и рукой на его шее, прежде чем она узнала, кто он такой. Тогда он боролся против нее не для того, чтобы жить, а чтобы она не осквернила свой дар, отнимая жизнь.

Нхика не позволит доктору Санто, в его последний миг жизни, осквернить ее дар сейчас.

Она отступила от его тела и вернулась в свое. Как будто она забрала все его запасы энергии, доктор Санто рухнул на землю, нога все еще кровоточила, когда Трин подбежал, чтобы задержать его.

- Нхика, ты ранена, - встревоженно воскликнула Мими, с широко раскрытыми глазами, глядя на живот Нхики.

С покачиванием головой Нхика отмахнулась от ее беспокойства. - Найди телефон. Позвони в полицию. Уберите доктора Санто отсюда, - выговорила она, сжимая руку на своем животе и чувствуя, как она теплеет от крови.

- Идём с нами - тебе нужно к врачу.

Нхика покачала головой.

- Не сейчас.

Она повернулась, чтобы уйти, но Мими схватила её за рукав.

- Пожалуйста, Нхика, ты ранена.

Нхика замерла, чувствуя, как боль покалывает под кожей, приглушенная. Она посмотрела на Мими и Трина, на доктора Санто между ними - больше никаких лжи и оружия, только доктор, чью волю она сломила. Если бы она ушла с ними сейчас, кошмар этой ночи мог бы закончиться, но она только покачала головой.

- Уходи, Мими. Найди свою справедливость.

Нхике нужно было найти Кочина.

С понимающими взглядами Мими и Трин увели доктора Санто, а Нхика побрела к операционной. Боли почти не было, но тело напоминало ей, что оно умирает. Она оставила раны такими, какие они были, пульсирующую голову и кровоточащий живот; Нхике не хватало сил исцелить себя сейчас.

Её горло сжалось, когда она увидела Кочина. Доктор Санто привязал его к операционному столу, закрепив кожаными ремнями. Операция уже началась, и слёзы жгли от мысли, что она может опоздать.

Он пошевелился, когда она приблизилась, давая первый признак жизни: медленный миг, широко открытые глаза, дрожащие от подавленной паники, а затем мучительная улыбка. Вот он, рубашка разорвана, грудь в крови, и он улыбался. Она плакала, её эмоции были беспорядочным смешением страха, облегчения, паники и срочности. Он был здесь; она успела. Но его раны были глубокими, её энергия иссякала, и несмотря на все жизни, которые она спасала раньше, она могла не спасти эту.

- Нхика. - Его рука поднялась, но снова опустилась, когда встретила сопротивление ремней.

- Ты жив, - прошептала она, затем бросилась к нему, расстёгивая ремни и обнимая его на столе. Её руки были мокры от крови, либо его, либо её, и она видела явные повреждения от выстрела, всё ещё сочащиеся кровью в его открытой груди.

- Всё в порядке. Я ничего не чувствую, - сказал он. Почему он сказал это так, будто это были его последние слова? Слёзы затуманили её зрение, когда она положила руку на его грудь.

- Я могу это исцелить, - сказала она, прижимая ладонь к ране.

Рука дрожала, он поднял её к её щеке и смахнул слезу большим пальцем. Она поймала его руку, держа её там, просто чтобы почувствовать это тепло в последний раз.

- Это не твоя вина, - сказал он шёпотом, как будто уже ускользал. Но это была её вина. Она опоздала; слишком много нужно было исцелить, слишком мало энергии. Она сама умирала, хотя её тело знало лучше, чем напоминать ей об этом сейчас. Всё, к чему она прикасалась, умирало; когда она вмешивалась, она теряла всё. Но Кочин был надеждой после погасшего пламени. Она не выжила бы, исцеляя его, но она не была уверена, что выживет, потеряв его.

Когда она опустила голову, что-то выскользнуло из-под её рубашки. Это было её костяное кольцо, свисающее на конце шнурка и отражающее свет операционных ламп. Сквозь туман усталости она увидела костяные осколки, выстроенные вдоль ободка, трещину, проходящую через них. Она увидела место, оставленное для её бабушки, для неё самой, для будущих целителей сердца. Она увидела три символа, выгравированных на внутренней стороне, Суонясан, имя, жаждущее быть запомненным.

И вдруг, с совершенной ясностью, она поняла, что должна сделать.

Её предки передали целительство сердца её бабушке. Бабушка передала его ей. Теперь она передаст его Кочину - единственному человеку, который знал, что это значит, что это стоит.

Пусть у него будет её целительство сердца, которое спасло Хендона; которое победило доктора Санто; во всех его формах, со всеми его чудесами, дарованными ей для единственной цели: исцелять.

В своём последнем акте целительства сердца, именно это она и сделает.

- Кочин, - выдохнула она. - Я люблю тебя.

Она знала, что он не примет то, что она собирается сделать, поэтому отвлекла его единственным способом, который знала: Нхика наклонилась и поцеловала его.

С окончательностью человека, принимающего свой конец, Кочин поднялся навстречу ей. Когда их губы встретились и она прижала ладонь к его ране, жар вспыхнул в ее животе, как звезда, рожденная внутри нее. Она направила этот жар в него, в соединении их губ и её ладони, поток жизни везде, где их кожа соприкасалась. Ее энергия проникла в него, как солнечный свет, сглаживая его переломанные ребра, зашивая лопнувшие сосуды, делая его легкие снова целыми.

Его глаза расширились, когда он понял, что она делает. Кочин отстранился от поцелуя, резко вдохнув, но она продолжала держать ладонь прижатой к его груди. Из этого контакта она зародила рост, черпая из своих мышц, чтобы зашить его кожу.

- Нхика, нет, - задыхаясь, сказал он, снова обретая голос в своих легких. Обновленный, он сел, притянув её в свои объятия и морщась от этого движения. - Остановись!

Но она не закончила. Она склеила его тело, но доктор Санто устроил хаос в его внутренностях, легкие были смещены, а органы - ушиблены. Боль вспыхнула в теле Нхики, когда ее контроль над собой ослабел; её живот вспыхнул агонией в том месте, где доктор Санто его вскрыл, травма громко заявила о себе после долгого молчания. Она игнорировала жжение, распространявшееся по ее ногам, истощенным от недостатка энергии. Игнорировала, как её зрение заполняется пятнами, тенями перед сетчаткой. Игнорировала сухость языка, жаждущего воды.

Нхика упала в его объятия, её конечности теряли силу. Она чувствовала сердцебиение в шее, грудь пульсировала, будто готовилась взорваться. Но она продолжала исцелять, даже когда почувствовала, как Кочин поднимается, чтобы бороться с ней. Их энергии боролись, переплетались, пока наконец её не одержала верх.

- Не борись, Кочин, - прошептала она, но он только покачал головой. - Твоё целительство сердца. Теперь оно снова твоё, чтобы быть тем, чем ты хочешь.