- Это то, как ты это ощущаешь? - Она наклонилась к нему, частично любопытная, частично развеселённая. Этот язык она понимала, концептуализируя романтику с помощью логики.

- Нет, наверное, нет. Я нахожу это немного абсурдным, - вместо этого сказал Кочин. - В истории целительства сердца возникало много табу: отнятие жизней, возвращение мертвых, нарушение согласия. Но знаешь, что не является табу? Созданная магией любовь.

- Потому что это невозможно.

- Именно. - Он улыбнулся, и она поняла, что он предвидел её ответ. - Так что, если мы не можем сотворить любовь, кто мы, чтобы её определять? Честно говоря, я не уверен, что это даже на уровне биологии. Иначе, разве мы не чувствовали бы её в пациентах?

Нхика повернула глаза к реке, где растительность касалась борта лодки. Её последний клиент из Конного квартала пришел к ней, тот человек с больной женой. Хотя его любовь исходила от него, как тепло от молодого солнца, она не чувствовала её через свое целительство. Это было в нежном взгляде его глаз, в мягкости его слов, когда он говорил с ней, в лёгкости его прикосновений.

- Возможно. - Нхика встретила взгляд Кочина. - Я никогда бы не подумала, что ты романтик.

- О, а что ты обо мне думала?

- Когда я впервые встретила тебя? Придурок, - сказала она прямо, вызывая у него смех.

- Ну, прости меня за то, что пытался спасти единственного другого целителя сердца в Теумане.

Нхика наблюдала за ним, улавливая одиночество за его весёлыми словами. Она поставила себя на его место, представляя, каково это - найти другого целителя сердца после столь долгого времени, но предпочесть одиночество, чтобы она не узнала о его страданиях. - Честно говоря, - начала она снова, - когда я впервые встретила тебя, мне казалось, что у тебя есть всё. Положение в высшем обществе, уважение, деньги.

- Маска, Нхика, - мягко сказал он. - Я носил маску, чтобы притворяться, что принадлежу тому месту. Это отнимает что-то у тебя каждый день, отрицая жизненно важную часть себя. Я не хотел, чтобы тебе пришлось через это пройти.

Она почти прошла через это, пряча свой дар за перчатками и искажая фамилию, чтобы вписаться. - Я ценю это. Но оскорбления были необходимы?

- На меня бы это подействовало. Хотя, если бы я знал, какая ты гордая, возможно, попробовал бы лесть.

- Какое внимание к деталям, Вен Кочин.

- Пожалуйста, госпожа Суон.

Ложное имя что-то всколыхнуло в её душе, кольцо на пальце стало особенно тяжёлым. - Суонъясан, - сказала она. Если кто и заслуживал знать правду, так это другой целитель сердца. - Моё настоящее имя - Суонъясан Нхика.

- Суонъясан Нхика, - произнёс он с почти благоговейным тоном. - Какое красивое имя.

Слышать её родовую фамилию из уст другого человека пробудило что-то глубокое в её груди, орган, который она считала давно уснувшим. Она снова посмотрела на воду, на розовые лилии, распускающиеся среди водорослей. - Да, - сказала она. - Мне оно всегда нравилось

Когда она снова взглянула на него, его внимание было сосредоточено на ней. Он смотрел на неё, как она на океан: с равными долями изумления и восхищения. Как будто она была и бурей, что топит джонки, и нежным плеском воды у борта его домика.

- Жаль, что мы не встретились в другой жизни, - вздохнул он над рулем, так тихо, что это могло быть не для её ушей. - Мать Создательница никогда не бывает справедливой, верно?

Нхика не знала, как ответить на это. Поэтому их разговор затих.

Наконец, они достигли медленных, спокойных вод родного города Кочина, где они пришвартовались среди похожих лодок и рыболовных судов. Там они спустили шлюпку и направились к берегу.

Сельский Теуман сильно отличался от его индустриального собрата: холмистый, неорганизованный и полуразрушенный, его улицы были вымощены грязью, а не камнем. На первый взгляд, это могло показаться просто лесистой горной стороной, но она видела рисовые поля, скульптурирующие холмы, и блеск черепичных крыш, выглядывающих из-за промежутков в растительности. Технология здесь, должно быть, отставала на десятилетие, одежда сушилась на верёвках, а не в автоматонах, но она заметила имя Конгми даже здесь, хотя модели автоматонов выглядели жесткими и громоздкими по сравнению с изящными в Центральном Теумане.

- Добро пожаловать в Ченгтон, - сказал Кочин, показывая рукой на грязную дорогу, которая, как она поняла, была всем поселением. Ей пришлось задуматься, как такое маленькое место могло породить такого светского человека, как Кочин.

- Уютно, - заметила она.

- Думал, ты привыкла к уюту?

- Я привыкла к роскоши.

- Привыкай снова к уюту. - Он указал на склон холма, где белые фасады домов разбросаны по ландшафту среди лесистых рощ и извилистых грунтовых дорог. Там, на вершине, где лес расступался, открывая вечернее солнце, находился дом, украшенный разнообразными рыболовными флагами, трепещущими красными, синими и жёлтыми на ветру. - Это мой дом, - сказал он.

- Кочин, зачем ты вообще уехал?

Он посмотрел на неё с грустью. - По той же причине, по которой ты хотела остаться с Конгми. Я увидел что-то золотое в городе и должен был это заполучить. - Вздохнув, чтобы развеять свою сентиментальность, он кивнул головой в сторону холма, и они оба начали подниматься по тропе.

Их путь зигзагообразно вёл вверх по холму, и Нхика поймала себя на мечтах о доме на вершине. Это был дом, который полюбила бы её семья, возле воды и вне города. Дом, откуда она могла бы махать отцу на его кораблях, когда те проходили мимо. Дом, который она могла бы назвать своим.

Когда они почти добрались до вершины и увидели дом во всей красе, Кочин остановился. Нхика чуть не врезалась в него из-за неожиданной остановки. Она взглянула вверх, ожидая объяснения, но он только смотрел на вершину холма, его ноги прочно стояли на земле, словно что-то не позволяло ему сделать ещё один шаг.

Наконец, он вынул из кармана куртки конверт и передал ей. - Пожалуйста, передай это им. Это стипендия, которую я отправляю домой каждый месяц. Скажи им, что записка от меня.

Нхика наклонила голову. - Ты не идешь?

- Я... - На мгновение он, казалось, раздумывал, носок его ботинка чуть подался вперёд. В конце концов, он отступил. - Я не могу.

- Почему?

- Я уже не тот мальчик, которого они отправили в Центральный Теуман три года назад.

- Но, Кочин, ты -

- Пожалуйста, Нхика. - Он посмотрел на неё умоляющим взглядом, и она сдалась, понимая, что спорить больше бесполезно. - Я подожду тебя на пляже.

С кивком она направилась к дому, сжимая письмо в руках. Дом был наполнен характером, этажи стояли наклонно друг на друге, а дикий сад разрастался через забор. Теперь она видела флагшток вблизи, его множество флагов развевались на ветру. По мере приближения, внутри раздался лай собаки.

Нхика подошла к двери. Подняла кулак. Постучала.

Собака вновь начала шуметь, и она услышала, как женщина её успокаивает. Шаги приближались, прежде чем дверь открылась.

Женщина была яронгозкой. Это было видно по её плоскому носу, загорелой коже, чёрным глазам. У неё был тот же цвет лица, что и у матери Нхики, солнечные пятна и веснушки покрывали её щёки и руки, изрезанные временем, но Нхика видела те же черты, что передались Кочину - умные глаза, мягкие губы, тёмные брови.

Нхика вспомнила, что нужно говорить. - Госпожа Вен? - спросила она. Она протянула конверт вперёд, как будто тот мог говорить за неё. - Я принесла письмо от Кочина.

Глаза госпожи Вен мгновенно расширились. - Кочин?

- Меня зовут Суонъясан Нхика, - сказала она, удивляясь тому, как естественно её настоящее имя слетело с её языка. - Я подруга вашего сына.

- Где он?

Нхика покачала головой, извиняясь. - Его здесь нет, но я пришла, чтобы передать это. - Она подумала о Кочине, вероятно, находящемся всего в нескольких шагах, скрывающемся от своего дома, своей матери.

- Заходи внутрь. Я поставлю чайник. Останься на ночь. И можешь звать меня тётя Етунла. Или тётя Е.