Командовал судном триерарх. В экипаже, кроме гребцов, были кормчий – гортатор, который задавал ритм гребле, отбивая такт на барабане, прорат, сидевший на носу и указывавший курс, а также плотник, лекарь, сорок солдат корабельной пехоты, канатных и вёсельных дел мастера. Всего около двух с половиной сотен человек. Кроме таранов, триеры были вооружены онаграми и небольшими скорпионами, которые обслуживали солдаты.

– При абордаже гребцы тоже могут драться, у них под банками, на которых сидят, есть кинжалы и щиты, – продолжал старик. – На либурне экипажа в три раза меньше.

Каждое судно казалось не просто боевой единицей, а отдельным живым существом. Ни одного раба среди экипажа не было, во флоте служили только свободные люди, получавшие жалованье.

Сеннис с Криспом прошлись вдоль берега, осмотрели корабли, вытащенные на сушу, зашли в доки и казармы. Нарушений сын императора не замечал. Но в каждом движении большинства матросов, солдат и рабочих ощущалась лень. Сеннис предложил Криспу вернуться в дом и отдохнуть.

– Мы еще не все осмотрели, – ответил тот. – Позволь теперь я нас поведу.

Он стал задавать направление, старик еле поспевал за ним. Они заглянули в каждое строение, имевшее отношение к флоту: в арсенал, амбары, склады с материалами, снаряжением и провиантом. Крисп постоянно о чем-то спрашивал у Сенниса и людей, которые им встречались: о рационе моряков, состоянии оружия, качестве досок и канатов. Они вернулись в особняк уже затемно. Старик так выбился из сил, что сразу отправился спать. Крисп вызвал к себе смотрителя дома.

– Много ли вина в погребе? – спросил он.

– Пять бочонков, благороднейший, – ответил смотритель.

– Распорядись наполнить один кувшин. Затем запри погреб и ключи от него отдай мне, – приказал Крисп.

Утром, впервые за долгое время проснувшись с трезвой головой, Сеннис стал догадываться, что едва ли сын императора приехал лишь для обучения. Отказавшись от завтрака, он решил немедленно заняться флотом. Как и обещал, старик заставил своих людей встряхнуться. Порт Фессалоников ожил. Корабли вытаскивали на берег, отскабливали днища от наросших водорослей и налипших ракушек. Разводили костры, на которых варили смолу, распространяя удушливый запах.

Солдаты и гребцы сновали всюду, словно муравьи. Сеннис покрикивал на них, его угрюмое лицо было багровым от раздражения, глаза слезились от паров смолы. Поначалу Крисп ходил следом за ним, только наблюдая за происходящим. Однако, вспомнив слова отца, что необходимо вникать в каждую мелочь, решил поработать вместе со всеми.

– Нет такого умения, которое было бы лишним, – ответил он на изумление Сенниса.

Скоблить и смолить было утомительно, от едкого запаха першило в горле. Но постепенно Крисп втянулся. Он подмечал, как работают гребцы, перенимая их движения, перебрасывался с ними шутками, говорил о жизни и службе. Работа растянулась на недели. Оснастку всех кораблей тщательно проверили, заменили подгнившие и протертые тросы, залатали прорехи на парусах.

Сын императора трудился вместе со всеми, не требуя никаких поблажек, чем заслужил уважение среди солдат и гребцов. Вечерами Крисп и Сеннис Флор сидели на балконе особняка с видом на море, пили вино. Старик рассказывал о флоте, навигации, морских сражениях, плавно переходя от науки к байкам и историям из своей службы.

– Финикийцы, греки, карфагеняне были прирожденные мореплаватели, а Рим основали пастухи, – говорил Сеннис. – Но сейчас все их воды принадлежат нам, потому что римляне всегда умели учиться, особенно на своих поражениях. – Он делал глоток и продолжил: – Вот карфагеняне у Эгатских островов думали снова нас превзойти. Как всегда, маневрировали, хитрили, вклинивались в наш строй. Окружат одно наше судно двумя своими, ликуют, бросаются на абордаж. А мы число корабельной пехоты увеличили настолько, что ее стало больше, чем на двух их судах вместе взятых. Так еще и гребцы оружие достали. Прием простой, зато какой эффективный! В тот день мы выиграли все схватки и разгромили карфагенян.

– Это сражение было столетие назад, – напомнил Крисп. – А ты рассказываешь так, словно участвовал в нем.

– Мне обо всем поведал отец, ему дед, а тому прадед… Мой род веками служит Риму. Та битва – наша победа.

Крисп старался не давать старику напиваться. Когда он чувствовал, что Сеннису уже хватит, то начинал жаловаться на головокружение, просил унести вино и подать свежий виноградный сок. Крисп выматывал и без того уставшего за хлопотный день старика разговорами, пока тот не начинал клевать носом, что-то бормоча заплетающимся языком. Тогда он желал Сеннису доброй ночи и звал слуг.

– Как бы он ни просил, не подавать ничего крепче воды или сока, – шепотом приказывал им Крисп. – От его гнева я вас защищу, а от моего вас ничто не спасет!

После того как корабли привели в порядок, начались учения. Крисп ходил в море на либурне, сев за весло. Жители Фессалоников толпами высыпали посмотреть, как гребет сын императора.

– Вон Крисп! Вон! – кричал тоненьким голоском мальчик, сидевший у отца на закорках. – Крисп! Крисп! – Он махал ручкой светловолосому гребцу на проплывавшем недалеко от берега корабле.

– Нет, сын Константина там! – возражала ему стоявшая впереди женщина, указывая на уходящую за горизонт либурну.

– Корабль с Криспом еще из порта не вышел, – доносился старческий голос из середины толпы.

Многие из этих людей будут рассказывать своим детям и внукам, что однажды они собственными глазами видели сына императора, орудующего веслом, поприветствовали его, а он помахал им в ответ.

Крисп даже представить себе не мог, насколько трудно быть гребцом. Он быстро выдохся, постоянно сбивался с ритма, несмотря на бой барабана, и вскоре сильно пожалел о своей затее. Экипаж, который поначалу ему очень обрадовался, досадовал, что сын императора не выбрал себе роль полегче.

«Лучше бы сел на носу и смотрел на воду», – вздыхал капитан либурны, глядя на него.

Руки у Криспа отваливались, но гордость не позволяла отступиться. Сын императора скорее бы умер, чем опозорился на глазах у всех. Чтобы не дать отчаянию взять верх, он прикрыл веки и попытался найти силы внутри себя. Губы сами собой стали нашептывать молитву. Ее слова вдруг вошли в такт с ударами барабана. Крисп перестал сбиваться с ритма. Ему по-прежнему было очень тяжело, но появилась уверенность, что он сумеет выдержать, и это отогнало подступавшее уныние.

Сойдя на берег, сын императора пообещал себе больше никогда не браться за весло. А на следующее утро, несмотря на боль во всем теле, снова взошел на борт либурны и сел на банку. Так Крисп поступал изо дня в день, пока не встал на один уровень с остальными гребцами. Он обгорел на солнце, кожа пропиталась морской солью, мускулы налились и приобрели четкий рельеф. Крисп чувствовал себя сильным, как никогда. Держался сын императора на либурне так просто, что ее капитан осмелился в шутку выдать ему жалованье гребца за месяц. В ответ Крисп позвал весь экипаж в местную таверну, где угостил пивом, жареной рыбой и отваренной в меду говядиной. Они устроили небольшой пир.

Затем Крисп попробовал себя в роли одного из двух рулевых на триере. Он смог прочувствовать, каково это – направлять корабль. Отрабатывая сложные маневры, вроде быстрого разворота, сын императора позволял старшему помощнику триерарха в запале грубо бранить себя. После учений, весь бледный от осознания того, что натворил, старший помощник попытался извиниться перед ним. Это был старый сутулый седой моряк, его руки напоминали крабьи клешни.

– Тебе ничего не грозит, – успокоил его Крисп. – В тот момент я это заслужил. Ты верно исполнял свой долг.

Сын императора поучаствовал и в тренировках корабельной пехоты, давшихся ему намного проще. Ее учили сражаться, держать строй и маршировать так же, как обыкновенных легионеров. Но были и особые приемы, которые освоил Крисп: как бросать абордажный крюк, перебегать с борта одного корабля на другой по доскам или взбираться на него по веревкам, оборонять свою палубу от атак и тушить пожары.