– Что он сделал? – не вытерпел Лю.
– Он убил Первого советника Императора.
– Духи! – воскликнул Жу Пень. – Это же отец Кайсин. Он не мог сделать этого! Си Фенг ведь служил ему! Его точно одурманили, зуб вам даю.
Лю замер не в силах поверить в услышанное. Его раненое сердце покрылось льдом и замедлило ход. Теперь он понимал: полные боли и ужаса крики Кайсин ему не почудились. Она кричала и плакала, увидев смерть своего отца.
Ши-Фу подтвердил его догадки:
– Случилось и еще кое-что, – монах поднялся и прошелся по комнате с задумчивым видом. – Еще до казни, когда заканчивалась свадебная церемония, произошло то, чего произойти просто не могло.
– Что же, мастер Ши-Фу? – не выдержал Малыш.
– Ваша Кайсин применила магию.
Лю и Жу Пень изумленно переглянулись и в один голос произнесли:
– Чего?
– Она повелевала стихией. Стихией Воды. Она сплела собственную Хань с чьей-то Дзинь, и небо заиграло синими красками, которые смог увидеть даже я! Признаюсь, в этом мире мало что способно поразить меня. Но то, что сотворила Кайсин… Я не слышал о таком уже очень давно.
– Вот те на! – ошеломленный Жу Пень сидел с отвисшей челюстью. – Что же это было такое?
Ши-Фу начал что-то рассказывать Малышу, но Лю не слушал. В отличие от них, он не удивился. Перед глазами возникли образы этой ночи: россыпь птиц, огненные хвосты которых пылали синими огнями и расчерчивали небосвод яркими линиями. Он видел это. Ему не почудилось! Он видел момент, когда Кайсин коснулась чего-то в своей душе.
– …отныне и вовек мы – одно целое.
Коснулась в своей и в его.
Ее успокаивающий шепот преследовал Лю до самого восхода, пока он наконец не уснул.
Выдержка из трактата «О четырех драконах» автора Цинь Пиня Третий век со времен исхода Прародителей
Имя ему было Шан Ше.
Он олицетворял мудрость великой пустоты, ее необъятность и холод. Он опустился с Небес и призвал Духов-прародителей к себе, словно право на то имел. И те откликнулись.
Шан Ше узрел их облики и сам обернулся драконом. Нефритовым змеем, огромным, как самая высокая гора. Осудил он первых Прародителей за страх их и желание уничтожить творения свои. И принес он тогда этому миру новый дар. Не стихию, но нечто большее. То, чего так не хватало самому важному творению Прародителей.
Он вручил людям дар Смерти…
Верный пес
Лоян, столица Империи Цао
Раннее утро после Сячжи
Мир…
Каким же хрупким он может быть.
Еще вчера все шло своим чередом. Люди занимались обыденными делами, торговали, работали, готовили еду, коротали жаркие летние дни в тени своих домов и веселились на ярмарочных площадях, а сегодня они оказались в самой пучине, там, где не видно света солнца и не слышно такого привычного городского гула. Если и не на дне, то очень близко к нему, ибо здесь царят тьма, хаос, беззаконие. Здесь друг становится предателем, рушатся старые и крепкие союзы, а былые враги срывают свои маски и вновь угрожают твоей жизни. Здесь нет надежды на завтра. Только обещание бесконечных тягот, лишений и невзгод.
Годы идут один за другим, сменяются эпохи, правители, рождаются и умирают боги, а человеческая природа остается неизменной. На десятилетия мира и процветания приходятся столетия войн. Почему? Для какой цели Прародители создали нас столь несовершенными? Неужели коварство и фальшь – дело их рук? Все это – часть их плана? Что дает нам эта неутолимая тяга к разрушению?
Хуан Джун сжал облаченный в стальную перчатку кулак и жестом приказал сопровождавшим его воинам рассредоточиться. Он вел отряд медленно, осторожно, но не крадучись. Смысла прятаться не было: звон их доспехов был слышен издалека. Однако они зашли далеко в не самый благополучный район. В утренних тенях могли таиться не только воры и грабители, коих тяжеловооруженным солдатам бояться нечего, но и предатели, вражеские лазутчики, одни из тех, кто посмел напасть сегодня на Императора и Нефритового мага.
Военные прочесывали весь Лоян. Подняли Императорскую стражу, регулярные войска, даже тех солдат, что были расквартированы за стенами столицы, привлекли к участию личные гвардии знатных родов. В группе Хуан Джуна, помимо хорошо знакомых бойцов из его полка, находились несколько копейщиков из дома Мао, двое суровых мечников Нефритового легиона и один мрачный, закутанный в черные одежды шаньди́ Императора. От одного его присутствия Хуан Джуну становилось не по себе. Но чувство долга гнало его вперед, на поиски беглеца, убившего собственного господина.
Ох, Си Фенг…
Что же ты наделал?
Что случилось с великим прославленным Генералом? Почему его, человека, самоотверженно служившего на благо Империи всю свою жизнь, так легко отдали на растерзание Нефритовому магу? Словно старого бесполезного пса выставили вон. Такова плата за верность?
Ох, дружище…
Хуан Джун хорошо помнил его бешеный взгляд, болезненную желтизну глаз, сузившиеся донельзя зрачки и пену у рта. Его трясло, он обливался по́том, измученный, побитый, лишенный не просто всего, но и самого себя.
Во взоре Си Фенга не было никакого Си Фенга.
Там был кто-то еще, чья-то злая воля.
Чутье разведчика еще никогда не подводило Хуан Джуна. Творилось что-то неладное, с чем ему еще не доводилось сталкиваться. По своей воле Генерал никогда не совершил бы подобного преступления. Он всегда был олицетворением слова верность. И все же Си Фенг убил собственного господина, главу дома Мао, дочь которого защищал много лет.
Однако едва ли он был настоящей целью.
Хуан Джун отлично запомнил и то, что случилось в момент несостоявшейся казни. На алтарь запрыгнули монахи в желтых рясах. Не простые старики, какими их обычно представляли, но настоящие воители, наделенные даром покорять стихии. За всю жизнь Хуан Джуну не доводилось встречать ни одного из одаренных людей, кроме Генерала. А сегодня их был целый отряд.
Началась битва.
Промелькнула молния, и Хуан Джун едва успел спастись. Его оттеснили к краю платформы, и очень скоро он увяз в рукопашном бою с одним из монахов. Нападавшие освободили Генерала. Все остальное случилось очень быстро, но Хуан Джун готов поклясться – погибнуть должен был Император. Си Фенг бежал к нему, неуклюже выставив меч перед собой. Он вел себя не как опытный воин, а как ребенок, впервые взявший в руки оружие.
Нет…
Это точно был не Си Фенг.
И глава рода Мао не должен был умирать. Он лишь бросился на защиту правителя.
Все это просто нелепая случайность.
Хуан Джун остановился у покосившихся врат небольшого дворика на границе между рыночным кварталом и старым городом. Он дал знак подчиненным занять оборону по обе стороны проулка и, нахмурившись, посмотрел на темные двери. Здесь жил тот, кто мог пролить свет на случившееся или хотя бы развеять его сомнения. Откуда взялись монахи? Почему на их рукавах были зеленые повязки?
«За князя Ма Тэна!» – кричали они.
Война закончилась! Мятежники распустили войска. Крестьяне вернулись в свои хозяйства дожидаться дождей и посевных работ. Сам Ма Тэн дал ему слово. Три недели назад Хуан Джун и князь пожали друг другу руки, и каждый из них был рад, что все кончено. В качестве жеста доброй воли Ма Тэн даже сказал, где можно найти его связного, если понадобится срочно с ним связаться.
Все должно было успокоиться.
Мир должен был вернуться в земли Империи!
Но вот Хуан Джун снова видит эти треклятые повязки и слышит призывы к бою. Чутье подсказывало, что это отголоски будущей бури. Словно кто-то не хотел, чтобы война заканчивалась.
Поправ правила и осторожность, Хуан Джун шагнул во тьму дворика. Пройдя мимо пустого навеса и миновав небольшую телегу, он остановился у приземистого амбара, двери которого были приоткрыты. Держа оружие наготове, он заглянул внутрь, но вместо ожидаемой толпы мятежников увидел лишь шкафы, забитые стеклянными изделиями и посудой. Выдохнув, Хуан Джун крепче сжал рукоять меча и направился к дому, что расположился в дальней части дворика. Ступени крутой лестницы прогнулись под тяжестью закованного в броню воина. Обыкновенная хлипкая дверь отворилась от легкого касания. В предрассветную тьму пролился тусклый свет.