7
Вечером того же дня мне позвонил Успенцев. По построению фраз и тону разговора я понял, что он чем-то озабочен. На вопрос, в чём проблема, он ответил уклончиво, но зато живо поинтересовался, как развивается расследование дела Бегущего Человека. Я рассказал о состоявшейся беседе с бабушками.
— Интересно, — заметил Лёшка, выслушав меня, — как он всё-таки ощущает даже не наличие опасности, как таковой, а всего лишь лёгкий намёк на неё? Какой-то животный инстинкт.
— А что, вполне вероятно. На фоне атрофии части функций мозга вполне могли развиться те отделы, которые отвечают за его скрытые возможности. Да и вообще, много ли мы знаем о нашем мозге? Я недавно делал соответствующую подборку материалов и понял, что имеющиеся знания, конечно, нельзя назвать нулевыми, но и сказать, что учёные существенно продвинулись в этом направлении, тоже было бы сильным преувеличением. Если честно, то мы где-то в самом начале пути.
— Хорошо, оставим в стороне высокоучёные проблемы, Игорёк, и вернёмся к нашим баранам. Я попытался выяснить что-либо о матери Павла Бурцева. В итоге — ровным счётом ничего. Она не прописана во Львове, где должна находиться по словам психиатра. Жаль, кстати, что мы так и не знаем фамилии того генерала, за которого Екатерина собиралась выйти замуж. Более того, скажу тебе, она даже не выписана по месту своего жительства в нашем городе, что было для меня полной неожиданностью. Ведь этого не должно быть, если она на самом деле собиралась уезжать. Как тебе такая информация?
— Интересно, очень интересно. Продолжайте, Ватсон.
— Да, собственно, в отношении Екатерины Бурцевой всё, если не считать того, что за эти годы её бывшие сослуживцы так и не получили от неё ни одной весточки. С чего бы это? Она со всеми имела прекрасные отношения. Правда, в театре уверены, что Катя вышла замуж и уехала жить в Австралию. Этим они и объясняют её молчание. Но так ли это на самом деле? Запрос в Интерпол, конечно, сделать можно, но это очень непростое и небыстрое занятие.
— Действительно странно… Особенно если учесть, что маму и сына связывали чуть ли не амурные отношения, если верить вскользь брошенному замечанию соседок.
— Ты сам-то как к этому относишься? Могло такое быть?
— Друг мой Лёха, мы с тобой живём в удивительно пёстром мире, где может случиться всякое, в том числе и любовь между мамой и сыном. Почему бы и нет? Тебе ли не знать об этом с твоим жизненным опытом. Что ещё удалось раскопать?
— Да, собственно, почти ничего. Единственное, что привлекло моё внимание, так это то, что в районе проживания нашего фигуранта за последние восемь лет бесследно исчезли три молодые женщины лет тридцати. Кроме возраста их объединяет похожая внешность, рост и даже причёска. Последний случай имел место примерно год назад. С Бегущим Человеком это скорее всего никак не связано, но дела пропавших девушек я, на всякий случай, запросил и фотографии отсканировал. Сейчас вышлю их тебе на почту, может, пригодятся для твоих журналистских изысканий.
— Хорошо, отсылай. Не знаю почему, Лёха, но что-то мне не по себе. Какая-то мрачноватая вырисовывается история, начавшаяся как бы из ничего.
— Да, очень похоже на то.
Мы попрощались, а через несколько минут у себя в почтовом ящике я обнаружил фотографии трёх молодых женщин. Увидев их, я почувствовал, как резко участилось биение моего сердца. Все они удивительно походили на женщину с картины в квартире безумца. Тот же цвет волос, та же причёска, схожие черты лица. Это не могло быть случайностью.
Спалось в эту ночь мне плохо. Снился человек, бегущий по проспекту, картина в его квартире, женщина на ней с испуганным выражением лица. Я несколько раз просыпался, пока, наконец, не налил на три пальца виски в стакан, залпом выпил, после чего провалился в спасительное безвременье, именуемое глубоким сном.
Утром я вспомнил, что один из наших старых сотрудников, работающий в редакции уже более тридцати лет, живёт где-то в начале проспекта, в районе второго виадука. Я решил показать ему файл, на котором изображён пейзаж, нарисованный в больнице Павлом Бурцевым. К счастью тот был в офисе, работал над корректурой очередной рукописи. Он долго смотрел на картину, повертел её, меняя ракурс, а затем неуверенно произнёс:
— Могу ошибаться, Игорь, но мне кажется, я когда-то видел это место. Ты знаешь, что за домами слева от проспекта, если смотреть со стороны реки, был, да, собственно, и есть, парк вагоноремонтного завода. Пацанами мы бегали туда на танцы. Парк старый, ещё дореволюционный, но завод имел над ним шефство и содержал в порядке. Там даже неглубокая речушка протекала, мостики через неё местами были переброшены точно такие, как на картине.
Припоминаю, что имелись в парке и какие-то сооружения. То, что изображено на картине, скорее всего бомбоубежище. Оно располагалось метрах в двухстах правее танцплощадки, среди зарослей шиповника. Такой неприметный бетонный оголовок. Говорили тогда, что в нём можно было спрятать в случае необходимости рабочих всего завода. Слава Богу, такая нужда не случилась.
Сейчас за парком никто не следит. Говорят, что в нём много бомжей, сомнительных личностей, и лучше туда без крайней нужды не ходить. Можно огрести кучу неприятностей. А тебе зачем всё это?
— Да так, есть некоторые мысли.
— Смотри, Игорь, я знаю твою склонность к авантюрам: не вздумай идти туда один. В крайнем случае возьми травматик, у тебя же он должен быть, как у журналиста.
— Да, конечно, если я и пойду в парк, то только с пистолетом.
Пару лет назад я имел неосторожность ввязаться в одну неприятную историю, после которой едва не попал в хирургическое отделение нашей больницы. Тогда Лёшка организовал мне разрешение на травматический пистолет. Патроны он выбирал сам, только те, в которых резиновые пули были черного цвета. До сих пор мне, слава Богу, ни разу не приходилось пользоваться оружием, кроме как на стрельбище, куда Лёшка водит меня регулярно.
8
Следующий день с утра был заполнен разными неотложными делами, и только после полудня мне удалось уехать из офиса. Дома я экипировался для езды на мотоцикле, вынул из сейфа пистолет, снарядил его обоймой и сунул сзади за ремень. Под кожаной курткой он был совершенно незаметен. Спустя пятнадцать минут я был уже в районе парка, подъехав к нему с противоположной от проспекта стороны. Мотоцикл я оставил у проходной завода, решив, что здесь он будет под присмотром, а сам пешком отправился к девятиэтажкам, примыкающим к парковой зоне.
Пистолет я переложил в карман куртки и, ощущая в ладони шероховатую поверхность рукоятки, осторожно пошёл по растрескавшейся асфальтированной дорожке, ведущей вглубь зарослей. В парке, если не считать птичьего щебета, было тихо и против ожидания безлюдно. Он был невелик, не более восьмисот метров в длину и двухсот в ширину. Последние лет тридцать никто не занимался здесь поддержанием порядка, и беспорядочно прорастающая поросль давно уже нивелировала плановые насаждения. Вокруг был самый настоящий лес. Вскоре я прошел его насквозь и вышел к дому, в котором жил Бегущий Человек. Отсюда видны были даже окна его квартиры, если только я правильно рассчитал её расположение.
Вернувшись обратно, я стал искать танцплощадку. Минут через двадцать мои поиски увенчались успехом. От места массовых увеселений, которым здесь когда-то предавалась молодёжь, осталось немного. Сквозь щели между плитами буйно проросли трава и кустарники, ограждение исчезло, остатки помоста для музыкантов едва просматривались в зарослях акации.
Сразу же за танцплощадкой действительно протекала неширокая речушка с заросшими осокой берегами. Скорее это была даже не речушка, а ручей, через который когда-то в этом месте был переброшен мостик. Металлические трубы, служившие его основанием, рухнули в воду, и теперь попасть на противоположный берег можно было только вброд.
Я двинулся вдоль берега вправо, рассчитывая таким образом выйти к бомбоубежищу. Метров через сто начинались заросли шиповника. Колючий кустарник за многие годы образовал непреодолимую стену, украшенную сейчас россыпью красных ягод. Нужен был топор, чтобы пробиться через плотное сплетение усеянных колючками веток. Я пошёл вдоль этой естественной преграды, надеясь обнаружить проход вглубь зарослей, но эти поиски закончились неудачей.