— Вы здоровы, доктор?

— Здоров. Просто удивлён… На ловца, как говорится, и зверь бежит.

— На ловца? Что вы имеете в виду?

Степана Аркадьевича не пришлось ни в чём убеждать. Как сам выразился, находился он на стадии принятия решения: когда позвонить в милицию, сегодня или завтра.

— Но и в редакцию неплохо, если это редакция газеты «Крим-Инфо». Правда, нет времени до вас добираться. Лучше бы, конечно, с глазу на глаз поговорить, но… принимая во внимание обстоятельства, изложу вам всё по телефону.

Старик рассказал, что его уже давно настораживает поведение Пригожиной. Последней каплей стали сеансы, во время которых она начала записывать всё, что происходило с девочкой, на видео. Это категорически запрещено без согласия самого пациента или его родных!

«Как-то решил послушать, что там происходит, на её так называемых сеансах. Был в высшей степени возмущён, когда убедился, что она действует поперёк существующей методике. Я всё понимаю, она занимается наукой, проводит какие-то исследования. Но ведь всему есть предел! Пациенты же не подопытные кролики. Она же Глаголеву специально вводит в состояние, которое вызывает необратимую реакцию! Девочку потом невозможно будет вылечить! Невозможно!!! И она это должна прекрасно понимать», — доктор от возмущения даже закашлялся…

Вера осторожно спросила, как попали к Степану Аркадьевичу эти пресловутые записи.

— Так я сам записал, когда она диктовала Глаголевой установки. Не стал это скрывать, даже сказал, что буду жаловаться, а то и в милицию сообщу. Она в ответ грозилась меня убить. Вот так вот.

— Убить?!

— Ну как-то так сказала…

— Может, уничтожить? Возможно, имела в виду уничтожить как специалиста или ещё что-то…

— Да, да. Уничтожить обещала. Но я почувствовал в её голосе настоящую угрозу! Вы не думайте, во мне не зависть, не задетое самолюбие говорит. Я ведь врач с большим стажем. Разных специалистов повидал.

…После она пожалела, что позвонила доктору до встречи с Ражнёвым.

Ражнёв, вернувшись из столицы, сразу отправился к Вере, несмотря на довольно поздний час. Уже с порога начал рассказывать всё, что смог выяснить во время поездки.

…Часа в три по полудню Анатолий уже был в столице. По нужному адресу он застал молодую семейную пару. Ребята на вопрос о бывших жильцах ответили, что ничего о таких не слышали и посоветовали обратиться к соседке, живущей напротив, которая обитала здесь с незапамятных времён. Тяжеловесная и высокая баба Груня сразу, услышав фамилию «Пригожина», вспомнила Шурочку.

— Как Шурочка? Её же звали… Наташа. — Ражнёв с недоумением смотрел на бабу Груню.

— Нет же, Шурочка её звали. Я ещё из ума не выжила. — Славная женщина была, — продолжала соседка, как-то особенно произнося букву «л», словно эта буква западала. — Так, по-соседски, она часто ко мне обращалась, я помогала советами по хозяйственной части. Муж её, знала его с детства, тихий был, долго холостяком ходил, а женившись, шагу без Шурочки ступить не мог… С ней что-то случилось?

Узнав, что бывшая её соседка живёт в другом городе, успешно трудится, баба Груня успокоилась и рассказала всё, что знала о семейной идиллии Пригожиных. Как оказалось, Шурочка была с ней довольно откровенна.

…Александра вышла замуж за тихого, непьющего мужчину. Ей повезло. Так думали все, кто видел эту пару. Но, главное, что так думала сама Саша. Работал Михаил водителем-дальнобойщиком. Иногда отсутствовал неделями, а Саша сначала училась, поступив на факультет психологии, закончила по ускоренной программе, потом писала диссертацию, занималась частной практикой. После года совместного проживания муж Натальи Николаевны неожиданно погиб в результате ДТП, и Пригожина переехала в свой родной город.

«Бедная Шурочка. Такого мужа покладистого потеряла. Он, когда из поездок своих возвращался, пылинки с неё сдувал, души в ней не чаял», — баба Груня со знанием дела делилась информацией.

— Интересно ведаешь, словно сказку сказываешь.

— Так сказка и есть. Искали Наталью, нашли Шурочку. Чур меня, чур!

— Фотографию догадался спросить?

— Обижаешь. Первым делом.

Толик достал из портфеля фотографию, предусмотрительно завёрнутую в белый лист бумаги. Вера увеличила на экране монитора ту фотографию, что прислала ранее няня Корсунских. И оба начали внимательно рассматривать снимки. На фото, добытого Ражнёвым, женщина была изображена как-то полубоком, черты лица немного размыты, обеими руками облокотившись о стол, она изящно поддерживала подбородок. На электронном снимке девушка была моложе, с длинными вьющимися волосами, но чёткости тоже не хватало. Вера принесла из кабинета мужа лупу.

— Вроде та же самая.

— Похоже. Но стопроцентной уверенности нет, — Вера поднесла фотографию к лампе. — Что-то здесь… Вот только что?

— А что ты ищешь, позволь узнать…

— Ну, меня что-то настораживает. Так бывает, когда смотришь и не видишь. А оно есть. Понимаешь?

— Пока нет, — Ражнёв взял фотографии. — Эта старше, лет на пятнадцать. Вот и бижутерия выдаёт возраст. Такие бусы в юности не носят.

— Да-да, бижутерия… — Вера вырвала карточку из рук Толика. — Я тоже обратила внимание… Так. — Она вздохнула, вскочила на ноги и победно воскликнула. — Поняла! Вот оно… доказательство!

На среднем пальце правой руки этой женщины красовался перстень, изображающий… белую черепаху. Перстень выделялся довольно ярким пятном в глазнице лупы на фоне чёрно-белой картинки. Именно этот перстень, да, нет сомнений, Вера самолично лицезрела у Пригожиной на ухоженной загорелой руке.

— Итак, получается…

— Что же теперь делать? — вопросительный взгляд Толика начал раздражать Веру.

…Она сидела, поджав ноги. В этой позе была похожа на маленькую девочку. И внутреннее состояние было схожим. Да, маленькая девочка, которой не хватает смелости и веры в собственные силы. Толик, сидящий за кухонным столом напротив, засмотрелся, остановив взгляд на прикрывавшей глаза Вериной чёлке. Она ощутила неуместность момента, решительным движением смахнула волосы с лица, а также ту неуверенность, которая грозила подавить решимость, столь необходимую в этой непростой ситуации.

— Надо срочно искать Егора! — почти крикнула Валуева и вскочила с целью решать проблему сейчас же, безотлагательно.

Выслеживать что-то или кого-то в психбольнице — решение довольно рискованное. Ражнёв и Вера, уже в сложившемся тендеме, не могли отказаться от, как им теперь казалось, единственной возможности довести дело до конца. А потому успех столь рискованной операции теперь зависел от зоркости журналистского глаза и оперативного вмешательства специалистов.

…У Пригожиной было ночное дежурство, она обходила больных, которым требовалась её неотложная помощь, и, в конце концов, вошла в палату к Дине. Плотно прикрыла за собой дверь и затем в течение получаса что-то монотонно ей вещала.

— Вот видите, опять внушает свои разрушительные мантры. И так постоянно во время её дежурства, — очки Степана Аркадьевича даже запотели от волнения.

Доктор переживал за жизнь девушки, хотя угрозы из уст Пригожиной звучали собственно в его адрес…Кроме того, до сих пор не объявился Егор, чья жизнь могла быть также в опасности.

Вера предложила было с утра осмотреть квартиру подозреваемой. И довольно решительно требовала действий со стороны милиции. Но Ражнёв пояснил, что оснований для ордера нет, а без него обыскивать квартиру незаконно. Все их свидетельства: фотография, перстень, телефонная запись, — всего лишь косвенные улики. Надо набраться терпения и отыскать неопровержимые факты…

Последующий день также не дал существенных результатов. В «засаде сидел» Ражнёв. Он вообще почти никого не видел. Степан Аркадьевич был очень занят оформлением каких-то бумаг, потом оказывал помощь одному из буйных пациентов, и, в конце концов, Толик попросту заснул. Правда, потом признался в этом проколе Вере. На этой почве у них возникла перепалка. Но ведь он и так занимался делом сверхурочно, упрекать его долго Валуева не стала.