– Думаю, мы никогда не найдем ответа на этот вопрос, не так ли?

– Повелительница войны, пора расплатиться по счету. – Кришна озорно улыбнулся Сатьябхаме.

Балрам, перегнувшись через зубцы, озадаченно закрутил головой, как будто у него на шее был маятник:

– Как ты… почему они отступают?

Сатьябхама сняла шлем.

– Что ж, я разочарована. Но пари есть пари. Приходи в мои покои сегодня ночью, муж. Я подготовлю что-нибудь особенное.

– На этот раз пусть это будет что-нибудь романтичное, Сатья. Кандалы и клубника слегка разные вещи.

Дождь и Балрам обменялись испуганными взглядами. Буря хихикнула.

– Приношу извинения за лишнюю информацию, дамы. Мой брат, конечно, привык к подобному, – сказал Кришна.

– Это не значит, что тебе стоит снова и снова надо мной издеваться, – проворчал Балрам.

Кришна собирался продолжить разговор, но Сатьябхама оттащила его в сторону. Балрам сочувственно похлопал Дождь по плечу:

– Прости моему брату его манеры, Дождь.

– Все в порядке, мой господин, – стоически ответила та. – Это уже произнесено. Мне осталось лишь напиться, чтобы та часть моего разума, что способна создавать образы, попросту захлебнулась.

Усталый и израненный Кришна проснулся в синяках и уставился сухими глазами за окно. Еще не рассвело, но в коридоре все слышался шум. Мужчина устало повернулся на кровати и увидел обнаженную Сатьябхаму, сидящую спиной к нему на каменной скамье и расчесывающую волосы перед зеркалом, украшенным кинжалами и амулетами. Сатьябхама никогда бы и не глянула в зеркало, украшенное розами и херувимами. Мы – это наша репутация.

Она оделась, но лишь после того, как Кришна полностью оценил длинный шрам у нее на спине. В какой-то давно забытой битве чей-то удачливый меч пробил ее броню, оставив глубокую рану вдоль позвоночника. Израненная кошка из джунглей…

Легкое шевеление. Кришна улыбнулся:

– Иди в постель, Сатья. Ты нагая и столь далека от меня… Что просто замерзнешь! – Он нахмурился, снова услышав голоса за дверью. – Или, по крайней мере, задерни занавеси на кровати. У меня такое чувство, что нас вот-вот потревожат.

– Я никогда не была сторонницей скромности, Кришна. – Сатьябхама натянула хлопчатобумажное курти поверх корсета и накинула на шею толстый, богато украшенный одхни, как плащ. – Думаешь, переодеваясь на передовой, мы ищем кусты?

– Не знаю почему, но эта информация весьма неутешительна, жена. – Кришна попытался представить, как она раздевается догола перед всем отрядом, и понял, что лучше испытать муки голода. – Зачем ты одеваешься? Еще рано, день только начался.

Он снова повернулся на бок, подперев голову рукой. Обстановка в комнате Сатьябхамы была весьма военизированной; то немногое, что здесь было, в лучшем случае можно было описать как консервативный магадханский стиль. В весьма функциональной раковине для умывания не было цветов жасмина, плавающих по воде. На стенах не было фресок. А еще Сатьябхама терпеть не могла меха и шелковые покрывала, которыми были устланы полы в остальных комнатах Внутреннего Квартала. Кришна улыбнулся внезапно всплывшему воспоминанию.

Сатьябхама вскинула брови:

– Не поделишься, над чем ты так смеешься?

Кришна встал с кровати и потянулся, надеясь отвлечь Сатьябхаму, как она отвлекла его:

– Просто вспоминаю лицо сенатора Акрура, когда ты предложила запретить меха и шелка, но от этого отказались.

На самом деле, сенатор даже пустился в пляс, но ненадолго. А Сатьябхаму на год изгнали из Сената за то, что она сломала нос господину Акруру. Но оно того стоило.

– Я уверена, ему это только на пользу пошло, – отрезала Сатьябхама. – Когда солдатам, сражающимся на холоде, нужен мех, его нельзя хранить, чтобы произвести впечатление на шлюх.

Кришна кивнул:

– Что это за болтовня снаружи? – нахмурившись, спросил он. Здесь вообще кто-нибудь спал?

– Из лагеря Магадха прибыл посланник на переговоры.

– Переговоры! О чем?

Магадх годами держал Матхуру за горло, периодически ослабляя хватку. В войне Ямуны было столько сражений, что певцы отказались давать им названия. Вражда между Республикой и Империей была глубиной с реку, в честь которой была названа эта война. Но переговоры? Их ни разу не было. Победив, никто не просит мира.

– Не знаю. Это может иметь какое-то отношение к дочери императора. Но ты ведь и так знал об этом.

Ого.

– О чем именно?

– Что она совершила самоубийство, прыгнув с террасы дворца, и была найдена пронзенной шипами ворот. Ты знал, что Магадх обратится к нам, чтоб соблюсти траур, не так ли?

Нет смысла лгать.

– Я не знал, что Магадх попросит о перемирии. Я… просто догадался. И не хотел беспокоить тебя новостями, пока не получу подтверждения.

Близняшки – дочери императора – были весьма чувствительной темой в политике Матхура. Старая история. И, по сути, запретная. Кришна раздраженно вздохнул. С этим упущением можно было справиться намного лучше. Он отбросил эту мысль. Легко пойти по пути сожаления и жалости к себе, если не остерегаться его. И все же длинный меч из тех воспоминаний казался все таким же острым и все таким же ужасным, как и ножи, которые, должно быть, использовали те ублюдки, что убили внуков императора.

– Интересно, если бы император знал, как он сегодня близок был к победе, он бы все равно приказал отступить? Нам просто повезло, – наконец после неловкого молчания сказала Сатьябхама. – Тем не менее я ожидала от императора ярости, а не сдержанности.

– Его новая религия требует строгого соблюдения ритуалов. Возможно, он думал, что это просто еще одна бессмысленная битва, которая ничем не кончится. – Сон исчез так же, как и желание шевелиться. – Так что насчет этих переговоров? Когда они должны состояться?

Внезапно раздался громкий и настойчивый стук в дверь.

– По какому делу? – требовательно спросил Кришна, больше всего желая, чтобы тот, кто стоит за дверью, как можно скорее ушел. У него и без этого было достаточно забот.

– Мой господин, – окликнул его через дверь его телохранитель. – Это господин Акрур и с ним господин Критаварман.

Акрур, бывший вор, а ныне сенатор, хоть и относился сейчас к могущественной знати, одновременно был настоящей занозой в заднице для Кришны. А Критаварман был всего лишь мальчишкой, возглавлявшим племена андхака в Матхуре. Он был недавно избран на этот пост, после того как его отец был убит в битве при Говердхуне.

– Они здесь с посланником Магадха, мой господин, – сообщил через дверь охранник. – Я сказал, что вы приказали не беспокоить, но они настояли, чтобы вас разбудили.

– Все в порядке, Дженал, это я попросила их прийти, – откликнулась Сатьябхама. – Впусти их. – Она повернулась к Кришне: – И, отвечая на твой вопрос: переговоры здесь и сейчас.

– Сейчас? В твоей комнате! Сатья! – Кришна поспешно принялся искать свою одежду, но снаружи уже раздался голос Акрура, а Кришна нашел к этому времени лишь один ботинок. Мужчина скорее поспешно, чем изящно, прыгнул обратно в кровать, укрываясь одеялом и впившись взглядом в Сатьябхаму: в глазах обвиняюще зажглись серебристые огоньки.

– Это тебе за то, что ты мошенничал во время пари. А теперь веди себя прилично, они заходят.

Напыщенный Акрур вошел в комнату, не потрудившись даже поздороваться с супружеской парой, но замер, увидев Кришну. Прожорливое пузо гостя плотно облегало плохо сидящее, выпирающее на животе одеяние из пурпурного шелка, а на груди справа были вышиты золотой нитью расположившиеся в круг коровы. Волосы были аккуратно причесаны, надушены маслами и зачесаны назад, скрывая обманчиво мягкие линии лица. И даже если знак касты с шеи у Акрура и был содран, обмануть это никого не могло: уж если кто и выглядел, как типичный драхма, так это Акрур, подходящий к описанию драхм, как глина к гончарной форме.

– Господин Кришна, вы просто обязаны, приходя в Сенат, одеваться так же, чтобы все ваши почитатели могли восхититься, сколь несравненным вас создала Ями! – усмехнулся он.