После попыток расположить к себе Розану, у него отношения с другими представительницами прекрасного пола, замечательного городка Кстово, развивались достаточно бурно. Всё в той же «хате», всё на той же кровати, а говоря по-военному – всё на том же «театре военных действий». На одном из случаев мы остановимся, но тоже не сейчас. А прибыв по распределению в город Волжский, где на данный момент и разворачиваются события с беготнёй, Ваня заскучал. Хотя жизнь в Волжском, в отношении «общения» с женским полом, назвать скучной трудно. Но у него всё же получилось. Не то чтобы совсем заскучал. Но все эти мимолётные отношения были не тем, чего хотела его душа. И, в какой-то момент, в очередной дружеской смс переписке он предложил Розане приехать в Волжский. Чем, конечно, вызвал у неё удивление.

«Ведь мы друзья!» – писала она ему в ответ.

«Я знаю, из достоверных источников, о том, что я тебе нравлюсь. И ты мне не безразлична. Поэтому – приезжай!» – продолжал настаивать он.

«Приеду…» – недолго сопротивляясь, сдалась она, под напором силы и красоты российского офицера. Тем более Иван был прав, что нравился ей.

Минут через двадцать за дверью, в которую увезли Розану послышались шаги, шарканье, голоса. Дверь с грохотом распахнулась.

Та же санитарка толкала перед собой каталку с Розаной, накрытой с руками по шейку тем же одеялом. Всё так же рядом с каталкой шёл тот же врач. Только теперь на его грудь свисала хирургическая повязка. Он так же мило, тоном общения с ребёнком, разговаривал с приходящей в себя от наркоза, но всё ещё находящейся в бреду пациенткой. Она что-то сказала ему, а он, удивлённо приподняв брови, спросил:

– Муж у тебя есть? – он закусил губы и, выдержав паузу, добавил: – Как мужа-то зовут?

– Ва-аня… – протяжно отвечала она, закатывая глаза и расплываясь в улыбке.

Она вдруг резко приподняла голову, смотря сквозь подошедшего к каталке Соловьёва, испуганно выпучив ходящие по кругу и никак не могущие сконцентрироваться на определённой точке глаза, словно у сильно пьяного человека.

– Надо же завтрак приготовить! – всё ещё безуспешно пытаясь остановить на Иване свой взгляд, но так и не узнавая его, сказала она. – Как он на работу-то пойдёт?

«Работой», а не службой было принято называть офицерскую деятельность ребят: Ивана и Олега.

– Не переживай, – спокойно отвечал ей хирург, – Ты же утром, уже всё приготовила. Не помнишь разве?

– А… да… точно… приготовила… – якобы вспомнив об этом, медленно опуская голову на подушку, закатывая неслушавшиеся глаза, растягивая слова, и с паузами, заключила она.

Её увозили в те же двери с запретом входить посторонним.

– Всё прошло успешно! – теперь обращаясь к Ивану, всё так же улыбаясь, констатировал хирург.

Иван молча кивал головой.

Они оба провожали взглядом каталку. Двери на пружинах тихо, словно двери автомобиля или даже холодильника захлопнулись за санитаркой. Косяки дверей были аккуратно обиты кусками шерстяных больничных одеял, видимо как раз для исключения грохота при закрывании и, возможно, для устранения поддувания из щелей.

– Вы поезжайте домой. Не переживайте. А завтра в часы посещения… – врач задумался, сдвинув брови и подняв глаза вверх, машинально подёргивая рукой, дабы вытряхнуть из рукава часы, – С пяти… до семи. Да!.. – доктор подтвердил свои слова, взглянув теперь на часы и ткнув указательным пальцем в циферблат, а после, вздыхая, перевёл взгляд на Ивана и добавил: – тихий час у нас с двух до четырёх. Приходите с апельси-и-инами.

Он с улыбочкой растянул последнее слово, кивнув при этом головой и аккуратно взяв Ваню за плечо. Потом он написал в своём малюсеньком блокнотике с одной стороны листка – список продуктов, которые нельзя употреблять после операции, а с другой – которые нужно. Оторвал листок, отдал его Ивану, а сам ушёл вслед за каталкой.

Повертев в руках листок, читая список, Иван тоже медленно побрёл на выход.

От больницы до дома пешком идти «прилично» – минут 20-25. Можно, конечно, на маршрутке, но спешить было некуда. Дома его никто не ждал. На «работу» тоже не нужно было возвращаться. Решил шесть рублей сэкономить. Да и: «Почему бы, при наличии времени, не прогуляться по хорошей погоде?».

Шёл медленно. Долго. В голове – бред какой-то. В глазах стояла картина, которую он видел в больнице, заглянув под одеяло: вида голого Розаниного тела с огромной окровавленной прокладкой между ног.

Голое тело, конечно, возбуждало. Но вид портила кровавая прокладка. Просто прокладка не придаёт сексуальности, а окровавленная – и тому подавно.

Зайдя домой скинул ботинки. Зашёл на кухню, выпил кружку воды. Прошёл в свою комнату.

Комната с минимум мебели. Заходишь, дверь открывается внутрь, вплотную примыкая к правой стене. К этой же стене изголовьем, ногами к окну, стоял диван. У окна, в так называемом красном углу – шкафчик. На окне шторы без тюля. По большому счёту и шторы были не нужны и прибывали всегда в раскрытом состоянии. Сторона не солнечная. Под окном высокие, выше окна, деревья. А за окнами на сотни метров нет домов. Сеть каких-то пешеходных дорожек, игровые площадки, места для сушки белья, маленькие и большие, но все одноэтажные магазинчики. Окно естественным ландшафтом полностью защищённое от посягательств любителей поглазеть в подзорную трубу. Только звёзды и луна, безмолвные свидетели происходящего в комнате. Вдоль стены, разделяющей спальни соседей Олега и Ивана, у окна – письменный стол, у двери – крючки для одежды. Вдоль комнаты, почти на всю её длину, лежал палас: старый советский вязанный половик, тонкий, без ворса, который Ваня смеясь называл «персидским ковром». У изголовья дивана, возле двери стоял стул.

Снял форму, бросил её на спинку стула. Упал на диван.

В глазах стояла всё та же картина с окровавленной прокладкой. Иван стал отгонять её, вспоминая приятные моменты, проведённые с Розаной.

Вспомнил, как она приехала к нему, а он опоздал к прибытию поезда, и она сидела на корточках на перроне возле сумок. Как вскочила и радостно побежала к нему на встречу, когда он появился. Таким – в натовском комке она его ещё никогда не видела. Видела в обычном трехцветном курсантском камуфляже, в парадной форме курсанта и на выпуске – в лейтенантской парадке.

Как они провели первую совместную ночь. У неё месячные ещё не совсем закончились, но это не остановило их обоих. Что она, к Ваниному удивлению, совершенно не стеснялась его, а даже наоборот наслаждалась тем, что он внимательно рассматривает её обнажённое тело в лунном свете, падающим на неё из окна.

Тут же вспомнилась полу-эротическая смс-переписка, после того как она согласилась к нему приехать, но долго ещё не могла этого сделать. Как он сначала скромно писал ей о том, что хочет её целовать и даже потрогать. А она отвечала, что стесняется. Потом более смело писал, что обнимает её, гладит ей руками по спине, целует. А она, после того как он уже перешёл к чему-то другому и как ему показалось не в тему, как-то глупо и по-детски, но очень мило ответила, что нежно целует его в шею.

Как он уже в реальности целовал её в губы, в шею. Ласкал языком мочку уха. Облизывал, целовал и покусывал возбуждённые соски на маленьких грудях.

Кстати соски это единственное в её теле довольно быстро возбуждаемое. Возбуждение других частей тела и тем более выделение нужных для секса ферментов – влагалищной смазки, было занятием трудоёмким и практически бесполезным. Поэтому они постоянно прибегали к помощи специальных лубрикантов.

Желания к соитию у Розаны тоже не было. Только, почему-то во время месячных. А в остальные дни она просто исполняла свой «супружеский» долг. Но в середине полового акта возбуждение к ней всё-таки приходило. И желание тоже. И свой оргазм она тоже получала.

Он вспомнил, как она в первый их раз боялась запачкать кровью своих месячных, как она выразилась: «Казённую простыню».