Из ванной доносились звуки льющейся воды, щёлканье открывающихся и закрывающихся шампуней и гелей для душа. В общем ничего особенного. Потом он услышал, как щёлкнул запор в ванной. Распахнулась и стукнулась дверь об встроенную в прихожке тумбу. Света от получившегося грохота ойкнула. Потом вышла. На цыпочках прошлёпала к спальне и заглянула, отодвинув тюлевую занавеску. Очевидно догадываясь, что недавний её партнёр по танцам может быть именно на кровати, кинула свой взгляд сразу на него. Их глаза встретились. Иван видел только её голову с влажными вьющимися волосами русого цвета со светло-пепельным оттенком, частично спадающими на лицо.

Её взгляд, оценивающе, перешёл от его лица вниз, ниже пояса, потом обратно. Она улыбнулась. Ни капельки не стесняясь, она блуждала взглядом по его телу.

Занятия тяжёлой атлетикой, сначала на срочной службе, а теперь и в военном училище, придали его телу приятную взгляду одутловатость мускулатуры. Очевидно, ей нравились эти атлетические формы. Но скорее всего больше её впечатлило и порадовало, что он был раздет.

Просунув в проём «двери» руку, она потрясла ей, демонстрируя свою снятую одежду, и суетливо спросила:

– Куда это?

Соловьёв медленно приподнимаясь, махнув рукой в сторону гостиной, небрежно ответил:

– А-а-а-хм… на любой стул.

Она, обернувшись назад себя, куда указал ей хозяин квартиры, и, не меняя своего положения, чтобы сохранить интригу своего одеяния подольше, не показываясь ему – глазами отыскала подходящий стул и вернула взгляд на лежащего собеседника.

На улице светало и в полумраке квартиры всё было хорошо видно. Попадающий через окна свет хорошо освещал помещения. К тому же светильник из спальни довольно ярко светил, проникая в гостиную через проём в перегородке.

Поднявшись, Ваня приблизился к выходу из спальни.

Она сделала шаг назад и подняла только что показанную ему одежду к своей шее, как бы прикрываясь ей, подбородком прижав одежду к груди, кокетливо улыбаясь и исподлобья глядя ему в глаза. От её резкого движения назад, ещё один локон влажных волос свалился ей на лицо.

Интрига была раскрыта. Теперь Соловьёв увидел её в полный рост, обёрнутую в простыню, прикрывавшую её тело, от подмышек до коленей. Наверное, под простынёю – она была голенькая. Вчера по крайней мере обсуждали, что будет именно так. Его детородный орган снова шевельнулся, натянув трусы.

Она мило смотрела на Ивана своими большими влажными глазами. Румянец от горячего душа на её щёчках и курносом носике придавал особую миловидность лицу. Волнистые влажные волосы, имевшие одну длину и спереди, и сзади, спадали на лицо и на оголённые худые слегка загорелые плечи. Простыня, довольно туго была натянута, облегая изгибы её тела. Отпрянув от прохода, она поставила ноги одну за другой, так называемым – «иксо́м», в форме латинской буквы икс.

Соловьёв догадывался для чего ей нужна именно простыня, а не полотенце, ещё когда Света только попросила её. Все девушки любят в них заворачиваться после душа.

Улыбнувшись, она повернулась в сторону ранее присмотренного стула, и прытко скакнула к нему. Во время прыжка влажная простыня натянулась её ногами и чуть не распахнулась. Снова всплыли в памяти балетные «па» Дайаны Лии. Света ойкнула, удержав чуть было не свалившуюся простыню и, поправив её «крепление», стала развешивать свои вещи.

– Теперь я в душ! Располагайся пока. Готовься! – сказал Иван через плечо, направляясь в ванную.

Из ванной он вышел тоже не полностью голым – в трусах. Несмотря на любые договорённости, неловко трясти причиндалами, шагая по квартире. Да ещё перед малознакомой девушкой. А учитывая её возраст – это вообще преступление. Хотя, преступление – всё то, что и так сейчас происходит.

«Я преступник! – подумалось Соловьёву. – Не хочется об этом думать. Но всё же думается. Два месяца до совершеннолетия… Не так уж и много?! Но всё-таки восемнадцати ещё нет. Ни на чём настаивать не буду! Если только сама проявит желание. Хотя и того, что уже свершилось – на статью хватит. Причём на очень-очень плохую. «Садиться» – никак не хочется – не вариант. Как бы там ни было – пусть она первый шаг делает! Может, пронесёт? Не я первый – не я последний. Сколько таких, как она малолеток, мужики трахают? И всё – ничего. Надеюсь, что и эта не заявит. Ладно, будь – что будет! Только с её согласия! Только она первая!»

Простыня, в которую Света заворачивалась, висела на соседнем стуле рядом с её одеждой. Значит, на ней простыни уже не было.

Зайдя в спальню, он окинул взглядом кровать. Света лежала у стены, головой в дальний угол, на большой подушке, под одеялом, на половину прикрыв лицо. Она сверлила, съедала, раздевала взглядом, появившегося в проёме Ивана. Ему казалось, что трусы таят на нём, и «аппарат» сейчас выпрямится во весь рост. Он и так всё это время находился в напряжении. И во время душа, и особенно после него, когда Соловьёв, в предвкушении того, что возможно случится, хотя бы просто лежать с ней в одной постели без всякой близости, а тем более если близость всё-таки состоится, и он на близость ещё надеялся. Теперь член максимально натягивал его белоснежные трусы-шорты. Без сомнений ей было видно, что Ваня возбуждён. И по её глазам он видел, что ей нравится смотреть на него.

Соловьёв выключил свет. Темнее не стало. За окном уже было утро. Залез под одеяло. Лёг на спину.

Она как пантера жадно ухватились за его накаченную грудь. Он развёл свои руки в стороны, чтобы не прикасаться к ней. Её руки начали перебирать волосы на его груди, запутывая в них пальцы, натягивать их. Гладить, тереть, ласкать накачанные грудные мышцы. Хвататься за соски.

– Ты долго, – сказала она, выражая на лице некую обиженность.

Нависнув над ним, она впилась своими губами в его губы. Они слились в страстном поцелуе. Нежный аромат свежевымытого ароматическими гелями тела и волос приятно обдавал Ванины ноздри. Не разрывая поцелуй, только теперь обняв девушку, он прижал её к себе. Стал ласкать ей спину. Она, стала ласкать его шею и плечи. Кожа на её спине была довольна гладкая, шелковистая, но с мелкими крапинками, напоминавшими прилипший пляжный песок. Он не стал спрашивать «что это?», у каждой кожи есть мелкие недостатки. Нет ничего идеального. Повёл, правой рукой вниз, по позвоночнику. Она тоже оказалась в трусиках.

Трусики, самого обычного покроя. Из обычного гладкого мягкого тонкого трикотажа. Резинка и отверстия для ног – обшиты узкой кружевной оборкой.

Иван нежно взялся за её «булку». Погладил по очереди обе половинки. Легонько помял их. Начал медленно поворачиваться на левый бок, сдвигая её с себя, чтобы она легла рядом на свой правый бок.

Она, так же медленно переведя руку с его шеи вверх – на затылок, нежно, но настойчиво, одновременно при этом переворачиваясь на спину, подтянула его голову к себе, увлекая Ваню лечь на себя. Развела свои ноги.

Он положил своё правое колено между её ногами, бедром надавив ей на промежность.

От этого прикосновения, отрывая губы от поцелуя, она страстно выдохнула.

Соловьёв прошептал:

– Ты же, вроде говорила, что любишь спать без нижнего белья?

– Ты тоже, вроде, так говорил? – также шёпотом ответила она вопросом на вопрос.

– Это недолго устранить.

Не вылезая из-под одеяла, перевернувшись, ложась на спину, он стянул с себя трусы, и бросил их на пол.

Она дождалась, когда тот закончит манипуляции с трусами и снова уляжется на спину, «по стойке смирно». Сама, повернувшись на бок, даже больше на живот, лицом к Ивану, опираясь на локоть правой руки, закинув свою левую ногу на его ноги, просунула свою ступню между его голеней, при этом немного раздвинув его ноги. Их ноги чередовались – «через одну». Её лобковая кость надавила Ване на ногу. Смотря ему в глаза, вывернув свою левую руку, она провела снизу вверх по внутренней стороне его правой ляжки. Вызвав этим приятное вздрагивание его тела и появление мурашек. Достигнув промежности, аккуратно взявшись за мошонку, легонько сжала её в своей ладошке. Помяла, несколько раз сжимая и разжимая, играя, перекатывала яички в ладони. Потом медленно открывая рот, одновременно вдыхая, обхватила рукой эрегированный член, и начала производить медленные возвратно-поступательные движения, отводя крайнюю плоть к корню, обнажая головку, и обратно.