– Ах, какая может быть справедливость в любви? – засмеялась Варвара. – Лучше расскажи, что пишут о Версале.
– Дипломаты всех стран в один голос захлебываются в восхищении. Испанский посол написал в экстазе: «Мне показалось, я в раю!»
– А читала, что английский посланник выразился по-иному: «Роскошь дворца просто убивает!»
– Глупости!
– А вот и нет! – отрезала Варвара. – В Версале было ужасно холодно. По всем этим огромным залам гуляли жуткие сквозняки. Двери хлопали от ветра. Зеркала гудели от холода, а картины покрывались липким слоем от сырости.
– Но как же могли жить люди в таких условиях? Это же королевский дворец – там должен быть комфорт и уют!
– Молодому Людовику XIV никакого уюта не требовалось. Ему бы только поразить всех роскошью и богатством своего нового дворца. Он вообще был невероятно неприхотлив в быту – не мылся по полгода, мог спокойно спать в постели, кишащей клопами.
– Фу, какая гадость! Но ведь кроме короля в Версале обязан был находиться и весь его двор, как же они жили?
Варвара захохотала:
– Не поверишь! Каждый спасался по-своему. Маркиза де Рамбуйе начала носить под платьем меховые накладки из медвежьей шкуры. А супруга маршала Люксембургского в особо студеную зиму просидела все ночи в специально оборудованном портшезе, обложившись грелками. Но самое смешное, как зимовали фрейлины! Спали в бочонках, обложившись нагретыми кирпичами.
– Ну, этого не может быть!
– Может! И было в порядке вещей. Даже сам королевский медик Шарль Делорм укладывался спать на подогретые кирпичи, уложенные в шесть слоев, на голову натягивал восемь ночных колпаков, а на ноги – три пары шерстяных чулок и сапоги из бараньего меха. А что было делать? За зимнюю ночь в прекраснейшем Версальском дворце вино в графинах превращалось в лед, а в каминные трубы набивался снег. Потом, когда камины растапливали, снег, шипя, стекал прямо на блестящие беломраморные полы. При этом пламя, естественно, гасло…
Соня схватилась за голову. Вот вам и Версаль – образец красоты! Это если смотреть с фасада. Но какова изнанка жизни!..
– Откуда ты все это знаешь? – ахнула она. – Такого нет ни в одной книге.
– Конечно, нет. Кто же станет писать такое? А я все это узнала от мадам Лебоне, смотрительницы самого Версаля, когда была там года два назад. Мне даже пришлось нанять специального переводчика, чтобы все хорошенько понять.
– Выходит, все обманываются, когда смотрят на Версальскую позолоту, зеркала и лепнину? – грустно проговорила Соня. – Как же там бедная маркиза Помпадур маялась? Она же болела…
– Не горюй, твоей Помпадур повезло. Она попала в Версальские покои уже при короле Людовике XV. А тот перестроил дворец, приспособил, так сказать, к жизни. Велел поставить новые дубовые двери от сквозняков, застелить полы паркетом из лучших пород деревьев, от мраморных полов дуло ужасно. Но самое главное – велел поставить дополнительные камины. По утрам, чтобы не будить слуг, разжигал свой камин сам. Представляешь, какие патриархальные нравы были? А в апартаментах своих фавориток Людовик XV приказал поставить камины не только в спальнях, но и во всех комнатах. Именно такие покои с дополнительным отоплением и занимала маркиза Помпадур.
– Но если топили хорошо, отчего же она, бедняжка, вечно кашляла?
– Ты опять же не поверишь! Но я не вру. Это мне тоже рассказала смотрительница Версаля. Оказывается, во дворце никогда не проветривали. Больше того, боясь сквозняков, придворные приказывали плотно закрывать все двери и окна. Становилось еще хуже – приходилось жить в таком дыму, что в многолюдные дни в коридорах различались только смутные тени. Зато стоял такой запах пота и мочи, что особо чувствительные барышни грохались в обморок. Там же не было туалетов – все ходили на «черную лестницу».
– Но к чему такие мучения? Вон бедная Помпадур вечно дрожала в лихорадке, глотала всевозможные снадобья. Но ведь не помогло – на 43 году померла! А жила бы себе дома…
– Жила бы… – Варвара зло фыркнула. – Дома-то любви нет! Любовь – в стране мечты! Вот ради любви и терпела…
– А ты бы смогла жить вдали от дома ради любви? – прошептала Соня.
– Я?! – Лицо Вари как-то странно сжалось, на нем появились морщинки, и девушка выдохнула почти в остервенении. – Никогда не спрашивай меня о любви, Соня! Я, может, к чему-то и пригодна, но не к любви!
– Что ты такое говоришь? – Соня удивленно уставилась на подругу.
– Я свое счастье своими же руками порушила! – вскрикнула Варя. – Меня любил один юноша, Гастон. Такой талантливый, настоящий поэт. Да вот беда, сам-то он – француз и стихи на французском пишет. Ну а я, как на грех, языка не знаю.
– Но как же вы объяснялись? – не поняла Соня.
– Когда любишь, и так все ясно становится. Ну, я, конечно, несколько простых фраз знаю. Я его в Россию позвала, как сумела, объяснила, что я богата, будем жить на широкую ногу. И знаешь, что он мне ответил?
– Вынул франк, показал жестами, деньги – это замечательно. Потом указал на книгу своих стихов, спросил: кому в России они понадобятся? Я вопрос поняла. Действительно, французские стихи для французов. Конечно, и у нас барыни по-французски говорят. Но кто из них будет стихи читать? Они ведь только ради моды на языке Гюго лопочут, а прочесть-то мало, что могут.
– Но ведь ты, Варя, могла бы во Франции жить!
– Вот и он мне предложил остаться. Но оробела я. Одной, без языка в чужой стране?! Не решилась… А теперь каждую ночь думаю: дура я, дура!
Соня погладила подругу:
– Может, все еще утрясется? Поедем во Францию, найдем твоего поэта. Вдруг все уладится? Можно и язык выучить. Я тебе помогу.
– Да не способная я к языкам!
– Это так кажется! Ради любви люди на все способны. Вон маркиза Помпадур…
– Опять ты со своей маркизой! – в сердцах выдохнула Варвара.
– Да! Она во многом – образец для подражания. Она любила! – Соня гордо подняла голову, как будто это она и была той самой маркизой.
– Ах, отстань ты со своей дурацкой любовью! – вспыхнула Варвара и выбежала из комнаты.
Дверь хлопнула. Соня осталась одна. Кажется, она обидела Варю. В конце концов, действительно, чего она пристала к бедной девушке с лекциями про любовь? Что она сама-то о любви знает?
Варя хотя бы уже любила и страдала. А Соня?.. Только и знает, что рассказывать о других, например о Помпадур: маркиза то, маркиза это!..
Глупо говорить о давно умершей женщине, как о живой. Глупо расписывать в книге ее страсти, будто они загорелись только вчера. Глупо рваться в Версаль, где она когда-то была счастлива. Или Соня думает, что и она сможет стать там счастливой?
Да что в этом Версале – медом намазано, что ли? Почему Соню тянет туда, во дворец страсти и любви, мечты и тайны. Ведь это чужие любовь и тайна!
Или есть что-то в прекрасных и загадочных стенах Версаля, что обещает счастье и любовь всем? Раз поманив, заставляет возвращаться всегда?
Вот и Помпадур, уже умирая, попросила своего Людовика, чтобы ее перевезли из замка в Версаль. И король не смог отказать! После очередного тяжелого приступа, случившегося с его Несравненной, он дрожащим голосом приказал немедленно перевезти умирающую в ее прежние апартаменты.
Завистники тогда остолбенели. Умирать в королевских покоях дозволялось только членам королевской семьи. Но разве Помпадур не стала главной в жизни Людовика?..
Интересно, о чем думала маркиза, когда, сидя в кресле, смотрела через высокие окна на Северный партер парка, в котором так любила гулять? О чем грезила, глядя на кусты, подстриженные в форме овала, на прямые дорожки, посыпанные светло-желтым песком? На что надеялась некогда всесильная маркиза? А может, грустила или злилась – ведь она умирала, а Версалю предстояло жить еще долго-долго.
Вот и Соня скоро увидит его, пройдет по залам, найдет покои фаворитки, которую называют Версальской грешницей.
Глупости – Помпадур была Версальской чаровницей, Королевой любви. Она сама, как Версаль, была Дитя Праздника.