– То, что ты видела, – уже не твоя сестра, а свирепое чудовище, которое пыталось и, я уверен, еще попытается на тебя напасть. В рассуждении сего тебе не следует оставаться в од…
– Она умрет?
– Полагаю, впредь это зависит от тебя. В твоих силах упасти ее, себя и нас.
– Как я могу вам помочь?
– Твоя кровь может все изменить.
Глоток красного, и рассказ продолжает свое течение. С его уст звучат просто невообразимые вещи, поверить в которые было бы сложно даже после бутылки Бордо. О моровах, которым удалось прорваться в наш мир при неожиданной облаве на стену, их многолетней борьбе и лекарстве, которое может изменить ход событий. Насколько я понимаю, это лекарство способно вылечить сангвинаров от болезни, вот только каким образом, где его взять и как оно поможет сиринити в войне, понять я никак не могу. Впрочем, не только это.
– Почему бы вам, – перебиваю его на полуслове, – просто не взять у меня кровь и не отпустить домой?
– К моему крайнему прискорбию, все не так легко.
Он рассказывает о каких-то вратах, о землях, политых кровью, и о сложном механизме открытия, но я уже не слышу. Я перестала слушать пару минут назад, когда прозвучало слово «война» и «клан». Сами эти слова подвергают сомнению весь его рассказ.
– …слишком затянулось. Мы априори обречены на по…
– Чего вы хотите? – не выдерживаю. – Образец моей плазмы, клетки, ДНК?
По его взгляду понимаю, что дальше не последует ничего хорошего.
– На плечи сиринити возложена нелегкая тягота – перебраться на Другую сторону и отыскать лекарство, и ты, моя дорогая, удостоена чести принять в этом участие. Дело в том, что врата границы оснащены замысловатым механизмом, для открытия которого требуются образцы всех групп.
На языке так и вертится «берите то, что нужно и оставьте меня в покое», но Кристиан улавливает ход моих мыслей.
– Мы могли бы взять образец твоей крови, но это не сработает. Прежде чем стражи доберутся до границы, кровь, свернется, коего допускать нельзя. Иным образом механизм не сработает. Чтобы этого не произошло, следует поддерживать строго определенную температуру, избегать контакта с солнечным светом, а также взбалтывания, чего невозможно достичь даже с термоизоляционными контейнерами. Это не поддается вразумительному объяснению, но дабы врата открылись, ты вместе с одиннадцатью стражами должна отбыть к границе самолично.
– Куда?
– К сожалению, месторасположение стены недопустимо поддавать огласке.
– Как долго? Когда?
Ни одного ответа.
– Открыть врата – твоя единственная задача.
– Да, но где это?
И снова молчание, холодит пылающие от негодования щеки. Нервы натягиваются до предела.
– К несчастью, это все, что я могу сказать. Ты должна поверить, что…
– Поверить? – голос срывается на хрип. – Во что? В существование уникальной касты людей, во все эти истории о войнах, вампирах и волшебном лекарстве?
– Я не ласкал себя надеждой о том, что ты сразу пойдешь навстречу. Но все, что касается твоей к…
– Моя мама была врачом. Она бы знала, если б у меня была редкая группа.
Его взгляд утопает в бокале. Что еще? Мои родители – инопланетяне, а я на самом деле выросла на Луне?
– Мне не хотелось затрагивать эту тему, – растягивает слова, словно старую затвердевшую жвачку, – но лучше ты узнаешь это от меня, нежели от кого-либо еще. Женщина, которую ты помнишь, не была твоей биологической матерью. Она была одной из двоих сиринити, приставленных к тебе для обороны.
Что он несет? Как он вообще смеет о ней говорить?
– Этого не может быть.
– Я бы покривил душой, сказав, что мне не тягостно раскрывать тебе подобные стороны твоей жизни.
Он все продолжает говорить, а я чувствую, каким тяжелым становится воздух. Вдыхаю его, словно через трубочку, и ловлю себя на том, что не перестаю мотать головой. Это все какая-то злая шутка.
– А как же папа? Он тоже ваш шпион?
– Нет, – вздыхает Кристиан, – Аарон был твоим биологическим отцом. После развода он повстречал иную женщину, благодаря союзу с которой появилась ты. Но, к моему величайшему прискорбию, она скончалась сразу после родов.
– Что? Как это? То есть… как же Лорейн?
– Отец принужден был растить тебя самостоятельно, – продолжает Кристиан, не обращая на меня внимания. – Повстречав Лорейн, он, обремененный нелегкой судьбой вдовца, пожелал оставить это в тайне, выдав ее за твою мать. Эмили была слишком мала и, надо полагать, не помнит о прискорбных событиях тех лихих времени. Она была и остается твоей сестрой по отцовской линии и единственным родственником.
Нет. Что за бред? Папа не мог умолчать! Он бы обязательно мне рассказал, что моя мама… Как можно лгать ребенку о таком? Ведь я всегда думала… Оказывается, Лорейн – не вторая, а его третья жена? Или они не были женаты? Я совсем запуталась…
– Вы сказали, что приставили двоих. Кто второй?
– Не думаю, что сейчас подходящ…
Повторяю вопрос и ловлю на себе взгляд Блэквуда. Ему не по душе, что я обращаюсь к Кристиану подобным образом, но мне плевать.
– Кто второй?
– Николас Неймон.
Это уже слишком!
– Он сам вызвался на эту миссию. Но хочу тебя заверить, что…
– Что мои мама и дядя на самом деле чужие люди? Думаете, я в это поверю?
Чувствую, как слезятся глаза, и боюсь, что не смогу сдержаться. – Понимаю, с какими превратностями судьбы ты столкнулась, но хочу уверить тебя, Николас и Лорейн обладали поистине пылкими чувствами и…
– Не смейте.
Пальцы дрожат, ногти впиваются в кожу так сильно, что проступают капельки крови. Зачем он это делает?
– … никогда не относились к тебе как…
– Хватит! Не смейте даже имя их произносить и тем более говорить, что они были мне никем! Я в это ни за что не поверю! Как и во весь этот бред!
Вскакиваю со стула так резко, что он валится на пол, и уже мчусь к двери, но ее перекрывает фигура в черном. Поднимаю голову и встречаюсь с хищным взглядом золотых глаз.
– Отрицание – большее, на что я мог рассчитывать. Между тем у меня таилась надежда, что ты проявишь хоть каплю понимания, ежели не ради себя, то во имя сестры.
Не могу пошевелиться. Блэквуд не притронулся ко мне даже кончиком пальца, но ощущение, будто меня сковали цепями, не отпускает ни на мгновение.
– Тебе потребно время, дабы все уяснить, но когда ты будешь взвешивать все за и против, помни, что благо сестры впредь в твоих руках. Полагаю, будет излишним упоминать, что все услышанное не подлежит оглашению.
Взгляд Блэквуда просачивается через мое плечо. Стук металла о керамику за спиной – одобрительный знак, велящий уступить мне дорогу. Двое охранников открывают дверь, и я уже мчусь по бесчисленным коридорам. Каким-то образом мне удается найти комнату, в которой я очнулась и запереться внутри. Воздух опускается на грудь каменной глыбой, когда я захлопываю дверь. Пульс на шее отдается с такой силой, будто вены хотят прорваться сквозь кожу. Боже, куда я попала? Во что меня втянули? Сажусь на кровать и тут же подпрыгиваю, услышав знакомый голосок.
– Все в порядке?
Мирилин, черт бы ее побрал. Когда она научится не появляться из ниоткуда.
– Что ты здесь делаешь?
– Старейшина просил передать тебе это.
Только сейчас замечаю на прикроватном пуфе одежду.
– Как прошел ужин?
– А ты как думаешь?
– Думаю, ты в замешательстве.
– Старейшина вампирской секты сообщил, что они уже сто лет борются с какими-то кровожадными тварями, а я, как последний представитель редкой группы крови, должна им помочь. «В замешательстве» – это мягко сказано.
– Понимаю, это сложно понять.
– Правда? А я что-то сомневаюсь.
Чувствую, что могу вспыхнуть, как спичка, облитая керосином, с минуты на минуту.
– Я хочу помочь тебе понять, что на самом деле…
– Да как ты не понимаешь? Меня уже тошнит от ваших объяснений! Я не хочу ничего знать ни о тебе, ни об этой кучке помешанных сектантов.