Тело каменеет, будто меня ударили о кирпичную стену.

– Теперь понятно, почему тебя бросали из школы в школу. Такие, как ты, нигде не нужны.

– Закрой рот.

– Что такое? Правда глаза колет?

– Обо мне можешь говорить что хочешь, но семью трогать не смей.

Стейси заливается хохотом.

– Вы посмотрите, какая смелая. Это тебя новенький так натаскал?

Пытаюсь совладать с закипающим внутри гневом, но это трудно, как никогда. Ладони так и сжимаются в кулаки.

– Забери свои слова назад.

– И не подумаю.

– Забери.

– Иначе что? Ты ведь ничего не сделаешь, – ее длинный, розовый ноготь иголкой врезается мне в грудь. – Никогда ничего не делала и сейчас не сделаешь. Ты здесь лишняя, чокнутая.

Сжатые руки начинает трясти. Пальцы впиваются в кожу до боли. Если она не заберет свои слова, я…

– Что здесь происходит?

Миссис Стедстоун, мой персональный спаситель. Если бы не она, я бы давно натворила глупостей.

– Ничего, – на лице Стейси заиграла улыбка. – Сильвер просто заблудилась. Мы хотели показать ей дорогу.

Миссис Стедстоун обводит присутствующих взглядом. Она прекрасно понимает, что здесь происходит, но каждый раз делает вид, будто ее это не касается.

– Перерыв уже заканчивается. Лучше вам поспешить в классы.

– Конечно, как раз туда мы и направлялись. Еще увидимся, Блум.

Специально выделяет мою фамилию, будто подчеркивая свое презрение. Когда-нибудь я ей отвечу. Она узнает все, что я думаю о ее гиблой компании. Почувствует все, что чувствовала я все эти годы… но это будет не сейчас и не сегодня, когда-то. Возможно… Нет, обязательно.

На кухне стоит запах мускуса и хлора, словно кто-то опрокинул бутылку со средством для чистки, которое медленно выедает дыры в полу. Чайник на плите пискляво кричит. Эми с грохотом опускает на стол две чашки. Она всегда сначала кладет сахар, наливает воду и только потом опускает чайный пакетик.

– Тебе зеленый или черный?

Никогда не любила чай, но всегда делала вид, что нравится. Чай – один из немногих поводов провести с ней лишних пару минут.

– Зеленый.

Эми опускает ложку в кипяток, поглаживает ею ободок чашки. Все делает медленно, аккуратно. Она всегда была внимательна к мелочам, если эти мелочи не касаются меня. Проницательная, милая, радушная, дружелюбная, сострадательная – сама добродетель в неразбавленном виде. За это ее все и любят.

– Одну ложку сахара, как всегда?

Что касается меня, мой унылый образ не вызывает столько радости. Минимум неловкость, максимум улыбку из вежливости.

– Ага.

Иногда мне казалось, даже дядя относился ко мне не так, как к ней. С ней он играл в видеоигры. Со мной – только рисовал и читал книги. Он всегда говорил, что я особенная, именно поэтому у меня так мало друзей. Особенные люди обречены на одиночество.

– Добавить молоко?

– Нет.

За последние годы все изменилось. Мы редко видимся. Она пропадает на ночных, дневных и сверхурочных сменах в больнице святой Анны. Приезжает в шесть, уезжает в три, как раз тогда, когда автобус пересекает Мейн-стрит и поворачивает на сквозную улицу, в двух кварталах от нашего дома. Дверь открывается, я спускаюсь по ступенькам, заранее зная, что ее уже нет.

– Извини, сахар закончился.

– И так сойдет.

Дядя – единственный человек, на которого я могу положиться. Но что делать, если тот, кому ты доверяешь, меньше всего заслуживает доверия?

– Ты же не любишь без сахара.

Как объяснить, что я видела? Поверит ли она мне?

– Сейчас принесу из кладовки.

Руку пробивает мелкая дрожь. Пульс отдается в шее с такой силой, будто вены пытаются прорваться через кожу.

– Не стоит.

– Только ключ возьму.

– Да плевать мне на сахар!

Эми застывает у двери.

– Все в порядке?

В порядке, беспорядке, в хаосе. В порядке чего или кого? Воспоминания вспыхивают в голове, словно бомба замедленного действия. Еще чуть-чуть, и это сведет меня с ума. Кто-нибудь, остановите это!

– Извини, это… все нервы. Сложная неделя.

Она понимающе кивает, хоть на самом деле вряд ли имеет представление, о чем идет речь.

– Уверена, ты со всем справишься. Как говорил дядя Ник, победить можно в самые темные времена, если не забывать, ради чего борешься.

Упоминание о дяде проползает по хребту мертвенным холодом.

– Ты… вы с ним общались?

– Он звонил на прошлой неделе.

– Мм… – прочищаю горло. – А когда вы говорили, он не упоминал обо мне?

– Нет, а что? Что-то случилось?

– Да, то есть нет… Просто он давно не звонил. Вот я…

Эми отмахивается рукой. Такой себе жест «да брось» или «не бери в голову».

– Наверняка у него полно дел.

– Наверное.

– Хочешь, я могу попросить, чтоб он заскочил завтра?

– Нет! – вырывается гораздо громче, чем хотелось. – То есть… не нужно его отвлекать. Уверена, он сам даст о себе знать, когда освободится.

Эми опускает на стол пачку крекеров. Теперь она смотрит на меня с опаской.

– Сильвер, ты точ…

– Мне пора, на завтра много работы.

За те две минуты, пока я поднимаюсь в комнату, мое сердце ударяется о грудь столько раз, что даже самый точный метроном не выдержал бы напряжения. Только звук стремительно захлопывающейся за спиной двери помогло ему сбавить обороты. Какой кошмар. Мой дядя пытался меня убить, а сестра думает, что сумасшедшая я. Хотя я не могу ее осуждать. Я сама все еще в этом сомневаюсь. И как мне в этом убедиться, черт возьми, если все вокруг только и делают, что подталкивают меня? Нет. Так продолжаться не может, иначе я точно сойду с ума. Нужно все выяснить, здесь и сейчас. Хватаю мобильный и нажимаю на кнопку быстрого вызова. На другом конце телефона слышатся протяжные гудки. Один, второй, третий, вбиваются гвоздями в крышку моего мысленного гроба, хотя на ней уже и так нет свободного места. Наконец тревожный гул прерывает знакомый мужской голос:

– Церковь святого Павла, смотритель Лоренси слушает.

– Здравствуйте, – прочищаю горло. – Это Сильвер. Мне бы отца Николаса, если он рядом.

– Сильвер?

По спине пробегают мурашки. Почему-то у меня дурное предчувствие.

– Я думал, ты знаешь, где преподобный. Разве вы не говорили?

– Нет. По… почему вы спрашиваете?

– Странно, он уехал в прошлый четверг в Северную Каролину. Сказал, у него там дальний родственник, которого он хотел проведать.

У меня упало сердце.

– Но этого не может быть. Он не мог уехать не предупредив.

– Преподобный сказал, что оставил письмо.

Какое еще письмо? Не было никакого письма!

– Это точно? Вы не ошиблись?

– Нет, я сам проводил его на самолет.

– Вы уверены, что это было на прошлой неделе?

– Да, – подтверждает голос. – Точно, четверг.

Чувствую, как трубка в моей руке начинает дрожать.

– Алло?

Как так? Ведь дядя вчера подвозил меня на своей машине. Если он улетел на прошлой неделе в… Нет, не может такого быть. Я его видела. Тогда зачем он соврал смотрителю?

– Ты еще здесь?

Нажимаю на кнопку отбоя. Тремор в пальцах только усиливается. Зачем ему лгать? Что с ним произошло? Бледное лицо, остекленевшие глаза… Каждое воспоминание приносит буквально физическую боль. Блуждающий взгляд, мертвое выражение лица. Красные прожилки, выступающие вены. Прекрати прокручивать это в голове! Что же с ним произошло? Нет, я не сошла с ума. Нет, мм. Я нормальная, только мысли ненормальные. Все вокруг ненормальные, только не я. Они, он, везде, все. Но не я. Не я.

Бессонная ночь прошлась по мне табуном, растоптав желание когда-либо вставать с кровати. Усталость, вялость и апатия – коктейль сегодняшнего дня. Только к ним прибавилось что-то еще. Какое-то необъяснимое чувство осело внутри сгустками сплошных нервов, как гуща на дне кофейной чашки. Предвестие о надвигающейся буре.