– Пришла с корпоратива прямо в офис? Очень интересно!

– Ничего такого интересного, что вы там себе напридумывали.

– С чего вы знаете, о чем я подумал?

– У вас глаза такие… Хитрые. Вот.

– Ну не суть. Главное, что меня волнует, зачем вы чужие туфли надели? Помада тоже чужая? Как-то не представляю, что это ваш привычный вид.

– А вы всегда по внешнему виду судите? Ну, захотелось мне нарядиться тридцать первого декабря под вечер, что тут такого? Кстати, сотрудников бы отпустить! Я писала вам, пыталась воззвать к разуму, что в канун новогодней ночи никто работать не будет.

– Вы мне писали? Я вас вообще не знал до сегодняшнего дня. И да, сужу по внешнему виду. Вы такая домашняя, уютная, что ли. Не в обиду будет сказано, но красные туфли и помада – не ваше.

– Вот все, что идет после но, можно уже не говорить, когда сказано слово «обида», – покраснев, бросаю в лицо боссу. Меня несет. – И да будет вам известно, мы каждый день с вами общаемся, я вам пишу от Ангелины, – выкладываю все карты.

– С этим мы обязательно разберемся после Нового года. А пока отравляйте рассылку коллективу, а потом одевайтесь. Поедем к вам переодеваться, а потом ко мне домой.

– Я не одна живу. С теткой. А она соседок уже на Новый год пригласила… – начинает лепетать Дарья, но мой красноречивый взгляд ее быстро останавливает от того, чтобы тратить время попусту. Тогда она вздыхает и обреченно задает риторический вопрос:

– Вы же не отстанете, да?

– Не-а, – мотаю головой и перевожу свой взор на нервного безопасника. Одна нога в кабинете, другая уже вовсю отмечает семейный Новый год.

– Юр, угомонись, я тебе премию дам. Пятьдесят тысяч. Праздник с семьей у тебя каждый год, а полтинник на дороге не валяется. Порадуешь жену и детей.

– А в чем подвох? – осторожненько так спрашивает безопасник, переминаясь с ноги на ногу. Но глазки, вижу, уже загорелись.

– Никакого подвоха. Просто займись вопросом подкидыша. Выясни, что за особа в офис пришла. С органами опеки свяжись, закажи анализ ДНК. Вот мой телефон, обзвони всех женщин без отчества со своего номера, выясни их местонахождение и статус. Придумай что-нибудь. Мне надо узнать, кто мать! А пока скатай быстро за одеждой, надо мальца в чем-то везти. Зима на дворе.

– А мои ребятки уже съездили по моему поручению. Вот Дима с покупками идет, – сообщает безопасник деловито, а его помощник заволакивает несколько пакетов внутрь кабинета.

– Очень предусмотрительно, молодцы!

– Дык как же парню в одном костюмчике на улице! – причитает Юрий, а Данька отвечает ему беззубой улыбкой, протягивая ручки к шуршащим ярким пакетам, любопытные глазки сверкают. Сонливость как рукой сняло.

Милота. Умиляюсь, как мать-наседка.

– Глеб Сергеевич, – чувствую, как Стриж дергает за рукав. Резко оборачиваюсь, недовольный тем, что меня с мысли сбили.

– Снегирь, вам тоже поручение. Оформите увольнение Светланы и назначение себя на должность моего личного помощника. Необязательно сегодня, не до этого уже. Но сам факт зафиксируйте. Юра, распорядись, чтобы Светланин пропуск удалили из системы незамедлительно.

Вот сейчас я в своей стихии. Кто молодец? Я молодец. Жаль, что самому себя хвалить неинтересно. А сотрудники – судя по лицам – далеки от восторга.

С удовольствием наблюдаю, как большие глаза Дарьи красивого зеленого оттенка светятся изумлением и гневом. Я прекрасно помню фамилию вице–менеджера, но так приятно подразнить строгую сотрудницу.

– Подождите, подождите! Я вообще-то хотела сказать, чтобы вы своего сына не называли подкидышем. Но личный помощник… Я не готова, мне надо подумать. Да и кто тогда на мое место придет?

– Вам должность не нравится? Можете быть вице-боссом, если угодно. Хотя с этим со всем мы разберемся после Нового года. И это, на минуточку, еще неизвестно, мой ли это сын. Насчет подкидыша – как его называть, если его подкинули? Ну-ка, спиногрыз, как ты тут? Поедешь с дядей Глебом кататься на макасе?

Дарья уже достает из сумки теплые костюмчики, шапочки, и мы кутаем ребенка.

С умилением гляжу на его наивную мордашку, расплывающуюся в беззубой улыбке. Так доверчиво смотрит, как будто знает, что я его защитник. На душе странно скребет. Происходящее из разряда ЧП вдруг начинает перерастать во что-то глубоко интимное и глобальное. Настолько масштабное, что грозит разрушить до основания мое привычное существование.

А я готов? Вряд ли. Ребенку нужна мать. И мне, естественно, хочется с облегчением передать его ей в заботливые руки. Но стоит представить, что Даньку несли в сумке, бросили одного, не снабдив даже документами, теплыми вещами и детским питанием, как в голове будто происходит ядерный взрыв.

Если так поступили с чужим ребенком – то это преступление. А если так поступили с моим – отомщу так, что мало не покажется.

– Нет, не могу его в сумку положить, застегнуть и оставить в темноте.

– А вы что, всерьез об этом раздумывали?

– Нет, но переноски другой у нас пока нет.

– Если бы не правила пожарной безопасности, я бы эту сумку подожгла! – решительно заявляет Дарья и, как мама-медведица, подходит ко мне и забирает ребенка. – Поедемте уже. Я на руках его понесу.

– Сумку выкидывать нельзя, это улика, – всполошившись, вмешивается Юрий. – Глеб Сергеич, вы езжайте, куда собирались, ребенок устал. Это еще чудо, что он криком не заходится. Покормить бы, переодеть, спать уложить по-нормальному. Няню нанять надо.

– Вот и займись. Мы с Дарьей поедем к ней, а потом ко мне домой. Пусть к нашему приезду няня с полным комплектом еды, одежды и прочего ожидает нас. Сделаешь?

– Попробую… Новый год все-таки, – с сомнением говорит Мартынов, но телефон достает. Надеюсь, знает, кому позвонить.

– Но вообще странно, – задумчиво заявляет безопасник, поглядывая на карапуза. – В сумке тихо лежал, и сейчас спокойный уже сколько времени. Ненормально это для ребенка. Мои верещали только так. Как бы не накачали его чем нехорошим. Может, в больницу?

– Ну какая больница? Данька – нормальный ребенок. Правда, спиногрыз? Бу! – непроизвольно вырывается из меня, наверное слишком громко, потому что малыш испуганно округляет глаза, откидывает голову и… Я уже знаю, что последует дальше…

– Что вы натворили?!

Дарья Стриж просто в бешенстве. Но каким–то образом ей удается успокоить ребенка. И что-то мне подсказывает, что нам нереально везет. Не бывает так, чтобы совершенно чужого малыша удавалось запросто угомонить. Он же к маме привык, к ее рукам, к ее способу укачивания. Ведь как легко Маринка детей укладывала-успокаивала, я же сколько ни пробовал – всегда в игре «Укачай ребенка» позорно проигрывал!

До дома, где проживала Дарья, доехали быстро. С ветерком, что называется, гнал что есть мочи. Один раз даже остановили гаишники. У них в новогоднюю ночь любое место – хлебное, любой водитель – нарушитель ПДД.

– Пройдемте, – говорит, – в машину для оформления протокола.

А я ему по-братски:

– Давай на месте разберемся? – и протягиваю купюру.

– Вы что? Взятку должностному лицу предлагаете? – полыхает праведным возмущением гаишник – где-то в другой реальности.

На самом деле деньги в бездонную копилку кладет и напутствием снабжает:

– Без детского кресла ездить опасно. Да и штраф полагается. Что ж вы, мамаша?

– Я не мама! – восклицает испуганно Стриж и, вопреки своим словам, крепко-крепко к себе прижимает спящего ребенка.

– Тогда к вам, папа, обращаюсь, покупайте срочно кресло, иначе на каждом повороте будете штраф платить. С наступающим! – машет своей палкой, мол, катись, пока я добрый, и я выворачиваю руль.

– Это вы, Стриж, зря. Зря сказали, что не мама. Был бы парень чуть более подозрительным, документы бы попросил.

– Что, птицы на «С» закончились? – пуляет в меня сарказмом Дарья, не комментируя мой упрек.

А я размышляю, заезжать ли за креслом или на потом оставить. Потом – это, получается, первое января. Все закрыто будет. Ладно, это не главная наша проблема.