— Я влюбился в тебя с тех пор, как впервые увидел.

Я стону, вынимая член и вгоняя его обратно так сильно, что спинка кровати ударяется о стену.

— Ты любишь меня? Но… мы познакомились всего пять месяцев назад и почти не виделись. Ты меня не знаешь. Ты не можешь быть в меня влюблен.

Я качаю головой.

— Прошло гораздо больше времени.

У нее перехватывает дыхание.

— Нет, это не так. Мы познакомились пять месяцев назад, когда я откликнулась на твое объявление.

— Нет, мы встречались раньше. Я знаю, ты меня не помнишь, но я помню тебя. И знаю о тебе все. Как приподнимался подол твоей красной футболки, обнажая великолепную полоску кожи над поясом джинсовых шорт, когда ты собирала волосы в конский хвост. Как твоя нога не переставала дрожать, даже несмотря на то, что твой шлепанец продолжал спадать после того, как ты скрещивала ноги во время разговора с социальным работником. Как ты вытирала пальцами с потрескавшимся синим лаком на ногтях свои пухлые щеки, когда плакала, а потом скрестила руки на груди, когда отвела взгляд — прямо на меня. Это было похоже на то, будто бы меня пронзили стрелой прямо в сердце.

— Ты… когда это было?

Я убираю ее ноги со своих плеч, чтобы полностью опуститься на нее и обхватить ее лицо ладонями. И с глубоким удовлетворением отмечаю, что она обхватывает коленями мой торс, вместо того чтобы раздвинуть их в стороны.

— Почти семь месяцев назад я наблюдал из вестибюля полицейского участка, как офицер затащил тебя внутрь после ареста за незаконное проникновение и передал социальному работнику.

— Ты был там? Почему?

— В мою старую квартиру вломились, и я подал заявление в полицию. Я влюбился в тебя в тот момент, когда обернулся и увидел плачущую девушку, которая сказала полицейскому, что не хотела вторгаться на чужую территорию — а всего лишь искала место, где можно переночевать. Она сказала ему, что не хочет возвращаться в детский дом, так как ей восемнадцать и до окончания средней школы осталась всего неделя. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не надрать ему задницу и не перебросить тебя через плечо. Но тогда меня бы арестовали, и я бы никогда не узнал, где тебя искать.

Ее глаза становятся похожи на блюдца, когда она переваривает мое признание.

— Неужели ты… ты следил за мной?

Ее киска сжимается вокруг моего члена, и я издаю стон.

— Да. Я должен был. Мне нужно было знать, где ты, в безопасности ли моя девочка. Если бы кто-то попытался причинить тебе вред… Если бы они это сделали, я бы их остановил.

Лора с трудом сглатывает.

— Ты наблюдал за мной?

— Да. Я должен был следить за тобой. Ждать тебя. Всю ту неделю я ночевал во дворе и прокрадывался в твою комнату, когда тебя там не было. Так я узнал, в какой колледж ты собираешься поступать. Я снял эту квартиру, потому что понимал, что тебе понадобится жилье в нескольких минутах ходьбы от колледжа. После того, как ты закончила школу, я уселся позади тебя в автобусе и два месяца присматривал за тобой, когда ты жила на улице. Черт, это меня чуть не убило. Я хотел умереть каждый раз, когда ты ложилась на скамейку, чтобы поспать в течение нескольких часов. Я хотел поднять тебя и отвезти домой, но знал, что могу спугнуть, и ты никогда бы не позволила мне заботиться о тебе после этого.

— Блэйк…

Лора приподнимает бедра, сжимая внутренние мышцы вокруг моего члена, когда я замедляю свои толчки и прижимаюсь лбом к ее голове.

Она не сводит с меня глаз.

— Каждый раз, когда ты уходила на работу, я обгонял тебя, чтобы прикрепить свое объявление о поиске соседа по комнате к той доске. Я сидел в углу и работал на своем ноутбуке, пока ты находилась там, а затем убирал его, как только твоя смена заканчивалась.

— Боже мой, ты преследовал меня. Не могу поверить, что ты это сделал.

Она запрокидывает голову и выгибается, громко постанывая, когда я продолжаю входить в ее гостеприимное отверстие.

— Почему? Зачем это все? Я думала, ты разочарован тем, что позволил переехать именно мне, вместо того чтобы найти другую соседку, потому что ты совсем никогда не улыбался, не говорил привет и даже не смотрел на меня, — подбородок Лоры дрожит. — Ты разговаривал со мной лишь тогда, когда я говорила, что задержусь или же не смогу заплатить за квартиру, и я всегда чувствовала себя плохо из-за этого.

— Хочешь услышать еще одно признание? Раньше у меня никогда не было соседа по комнате, и мне не требовалась помощь в оплате этого жилья. Вся арендная плата, которую ты мне платила, поступила на отдельный счет, который я открыл для тебя.

Лора замирает и смотрит на меня так, словно мне самое место в психушке. Как будто то, что я только что сказал, еще безумнее, чем мое признание в преследовании.

Я резко вошел в нее, и был близок к тому, чтобы снова кончить, когда ее горящий взгляд встретился с моим.

— Я не мог смотреть на тебя или же общаться с тобой, потому что я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить. Ты была слишком соблазнительной, чтобы я мог сопротивляться, если бы позволил себе находиться с тобой в одной комнате. Я заставлял себя ждать до тех пор, пока…

— Это не имеет никакого смысла!

В ее глазах вспыхивает предупреждение, а затем она толкает меня в грудь, чтобы оттолкнуть от себя. Когда я не сдвинулся ни на дюйм, она закричала и впилась своими острыми ногтями мне в бок.

Глава 5

Блэйк

— Какого черта, детка? Я признаюсь в том, как сильно люблю тебя, а ты пытаешься причинить мне боль?

Я хватаю ее запястье и прижимаю к матрасу над ее головой, затем грубо двигаю бедрами, вымещая свое раздражение на ее киске.

— Куда подевалась моя милая девочка?

Лора сходит с ума и извивается подо мной до тех пор, пока не высвобождает руку, затем начинает рвать мои волосы и царапать мне плечи. Она делает такое волнообразное движение бедрами, что, черт возьми, почти сгибает мой член пополам, выкручивая его так сильно, что у меня нет другого выбора, кроме как выйти из ее жара.

Я тянусь к ней, когда она вскакивает с кровати и хватает мою док-станцию размером с кирпич, стоящую на прикроватной тумбочке, яростно выдергивая шнур из розетки. Она — мстительная обнаженная богиня, и я отвлекаюсь, наблюдая, как моя сперма стекает по ее загорелым бедрам. Мне приходится сжимать свой член и душить его, чтобы не кончить на кровать вместо ее киски.

— Ты… ты ублюдок! Ты заплатил мне за то, чтобы я позволила тебе что-то делать со мной, и тебе даже не нужны деньги! Почему? Зачем ты это сделал?

Она швыряет станцию мне в голову, и я отбиваю ее, тогда она берет мою металлическую настольную лампу и отводит руку назад, готовясь также швырнуть ее в меня. — Ответь мне!

Я вытягиваю свободную руку, чтобы иметь возможность отбиться от лампы.

— Я не хотел.

— Что, черт возьми, это значит? Не хотел чего?

— Это просто вырвалось.

— О чем ты говоришь? — она выкрикивает этот вопрос, ее грудь вздымается, отчего ее сиськи подпрыгивают.

Струя спермы вырывается наружу, несмотря на мою жесткую хватку, покрывая мою руку.

Какое расточительство.

— Я бы никогда не заставил тебя платить за аренду, если бы думал, что ты согласишься жить здесь бесплатно, но знал, что ты этого не сделаешь. А потом ты снова стала умолять меня о помощи, и это само собой вырвалось — попросить тебя наклониться и показать мне свою киску. Я и не мог подумать, что ты согласишься! Но, черт возьми, я так рад, что ты это сделала. Я буду дорожить этим особенным моментом всю оставшуюся жизнь.

— Ты что, издеваешься надо мной?

Лора скалит зубы и швыряет лампу.

Я наклоняюсь в сторону и смотрю, как она проплывает мимо меня, а затем лампочка взрывается от удара о кирпичную стену рядом с массивным окном, из которого открывается прекрасный вид на дерево, под которым Лора любит сидеть во время учебы. Было ошибкой отводить от нее взгляд, потому что, как только я снова повернулся к ней лицом, мне в глаза бросилась фотография в рамке, которую я сделал через окно — та, которая — как я думал, она не заметила — стояла на моем черном металлическом комоде.