Не зная, получится ли когда-нибудь еще воспользоваться таким шансом, я решаю попробовать снова, даже если это убьет какую-то часть меня из-за того, что я буду продолжать просить милостыню. Я скрещиваю пальцы на руках и ногах в своих черных Конверсах, надеясь, что он меня пока не выгонит.

— Пожалуйста, Блэйк. У меня нет других вариантов, и я не хочу уходить.

Я покачиваюсь, и он обхватывает меня за плечо, поддерживая, при этом тыльной стороной ладони касаясь моей груди. Я остро осознаю это, но не знаю, доходит ли до него, пока он не вздрагивает и не опускает руку обратно к моему локтю. Он проводит большим пальцем туда-обратно по чувствительной впадинке, отчего по коже пробегают мурашки.

— Сто долларов, — выдавливает он из себя, затем закрывает глаза и откидывает голову назад, сжимая челюсти так сильно, что мышцы на его щеках начинают ходить ходуном, явно недовольный собой за то, что сдался.

Это намного меньше той суммы, которая мне нужна, но, все же больше, чем ноль. Я должна заставить это сработать.

— Хорошо, спасибо. Я, э-э, я придумаю, как достать остальное, — говорю я с комком в горле, пока в голове крутятся мысли о том, что я могу сделать, чтобы собрать оставшиеся четыреста пятьдесят долларов.

— Я дам сто долларов, но, — он делает ударение на этом слове, — ты должна кое-что для меня сделать.

Его ноздри раздуваются, а грудь начинает подниматься и опускаться быстрее, когда дыхание учащается. Затем он поглощает все мое личное пространство, и я на мгновение отвлекаюсь на его дразнящий аромат океанского бриза.

Он пользовался моим гелем для душа?

— Я сделаю это! — выпаливаю я, не подумав. — Что тебе нужно? Постирать белье? Или же убрать в твоей комнате, помыть машину? Я могу это сделать — говорю я, и напряжение в шее и плечах немного спадает.

Он опускает подбородок к груди и медленно качает головой, отчего его красивые кудри колышутся при этом движении.

— Мне ничего этого не нужно, — говорит он, внезапно испытывая явную дрожь.

Я опускаю брови и хмурюсь.

— Тогда чего ты хочешь?

Он делает глубокий вдох, а затем шаг вперед, заставляя меня отступать назад до тех пор, пока мои бедра не упираются в подлокотник дивана, который стоит позади. У меня сжимается грудь, а живот опускается при виде голодного выражения на его лице, как только мы впервые встречаемся взглядом.

— Б-Блэйк…

Я упираюсь рукой в его крепкую грудь, пытаясь создать между нами хоть какое-то пространство для воздуха. С таким же успехом он может быть неподвижной тысячефунтовой статуей.

— Сто долларов за то, что ты перегнешься через диван и спустишь штаны вместе с трусиками.

Глава 2

Лора

Мое сердце бешено колотится.

— Сто долларов, чтобы… я… я не могу. Я не собираюсь заниматься сексом… с тобой?

Это прозвучало как вопрос, потому что, несмотря на то, что мой желудок скручивается при мысли о сексе с Блэйком за деньги, мое отчаянное желание продолжать спокойно спать в теплой постели заставляет мой разум лихорадочно соображать, учитывая его непристойное предложение.

При любых других обстоятельствах я бы ухватилась за возможность лечь с ним в постель, но это уже слишком. Слишком безлично. Я мечтала, что мой первый раз будет другим, а сейчас в этом не было бы ничего романтичного, и я думаю, что это могло бы убить частичку моей души.

В его глубоком голосе звучат мягкие, умоляющие нотки, как будто мы поменялись местами, и теперь это он тот, кто вынужден просить.

— Я не буду прикасаться к тебе. А лишь хочу, чтобы ты наклонилась и показала мне свою киску. Тебе больше ничего не нужно делать.

Вместо того чтобы ударить Блэйка коленом по яйцам или влепить ему пощечину, как следовало бы, я нерешительно спрашиваю: — И это все? Никаких прикосновений, только… показать?

— Это все, Лора. Все, что тебе нужно сделать, и я оплачу сто долларов из тех денег, что ты должна.

К нашему обоюдному удивлению, я принимаю решение, которое поможет мне сохранить крышу над головой еще на месяц.

— Х-хорошо. Я… Я сделаю это.

Колени Блэйка слегка подгибаются, и он, наконец, отпускает мой локоть, почти спотыкаясь о свои ноги, чтобы включить верхний свет на кухне и в гостиной, так как за окном уже садится солнце.

Прежде чем я теряю решимость, я поворачиваюсь к нему спиной, когда он возвращается ко мне. Мои руки так сильно дрожат, что мне требуется несколько попыток, чтобы приподнять подол топа и расстегнуть молнию на черных рабочих джинсах. Я едва могу дышать от панических мыслей о том, что собираюсь сделать, когда цепляюсь пальцами за пояс джинсов и трусиков и стягиваю их вниз до верхней части бедер, затем наклоняюсь вперед, чтобы опереться руками о холодный подлокотник дивана.

Голос Блэйка звучит с придыханием, когда он произносит: — Опусти ниже. Спусти их до лодыжек и согнись до упора, опираясь локтями о подушку.

Мои ноги вот-вот подкосятся, но я делаю то, что мне говорят. За сто долларов я могу просто лежать здесь и позволять ему смотреть на меня… в таком положении.

После сегодняшнего у меня больше не получится смотреть ему в глаза, но я могу сделать это, хотя бы раз.

— О, детка, вот так. Раздвинь ноги, — говорит он почти шепотом, и только тогда я осознаю, что мои дрожащие бедра плотно сжаты вместе.

Я опускаюсь животом на подлокотник дивана и медленно раздвигаю ноги.

— Шире. Продолжай.

Я выполняю его команду до тех пор, пока резинка на моих джинсах не перестает растягиваться.

— Хорошая девочка, — бормочет он с хрипотцой, от которой мне хочется снова сжать бедра вместе.

Дрожь пробегает у меня по спине, и мурашки, покрывающие мои руки, распространяются по всему телу от того, что меня называют хорошей девочкой. Никто никогда раньше не говорил мне этого, и сейчас, когда я слышу это, у меня трепещет низ живота, хотя и возникает непреодолимое желание сказать ему, что я передумала, натянуть джинсы и выбежать из квартиры лишь в одной одежде.

Лишь страх засыпать на тротуаре или же скамейке в парке заставляет меня уткнуться лбом в диванную подушку, пока Блэйк разглядывает мои обнаженные интимные места.

Я могу это сделать.

Просто притворись, что нужно немного вздремнуть. Тогда все закончится, и я окажусь на сто долларов ближе к оплате аренды в этом месяце.

Я погружена в свои мысли, пытаясь понять, как именно я смогу заработать оставшиеся деньги, когда слышу металлический лязг расстегивающегося ремня Блэйка, а затем и молнии. Я встаю на цепочки, боясь, что мои мышцы превратятся в желе, и кричу через плечо: — Я же сказала тебе, что не собираюсь заниматься с тобой сексом!

В его голосе слышится отчаяние, когда Блэйк хрипло произносит: — И я сказал, что не прикоснусь к тебе. Пожалуйста, детка… Если ты хочешь получить свои сто долларов, тебе придется наклониться и оставаться в таком положении, пока я не закончу.

— Закончишь что?

Он не отвечает мне, и я борюсь сама с собой за то, что мне делать, гадая, могу ли я верить, что он говорит мне правду, или же мне следует смириться с потерями и бежать. Когда я вспоминаю, какой несчастной была моя прежняя жизнь, то медленно опускаюсь обратно и снова опускаю голову, представляя, как после этого я уютно устраиваюсь в своей теплой, мягкой постели.

Сквозь шум крови, стучащей у меня в ушах, я слышу стон Блэйка, за которым следуют отчаянно быстрые влажные шлепки, так что я могу лишь догадываться, что он мастурбирует. Костяшки моих пальцев белеют, когда я пытаюсь вцепиться в подушку, заставляя себя не убегать, и начинаю расслабляться только тогда, когда он сдерживает свое слово и не прикасается ко мне.

— Пятьдесят долларов, — ворчит Блэйк. — Я дам тебе еще пятьдесят долларов, если ты раздвинешь свои ягодицы и половые губки. Дай мне заглянуть в тебя.

И снова я молча размышляю, стоит ли того теплая постель или нет.

Стоит.

Я не знаю, откуда у меня берется смелость, когда я говорю ему: — Сто долларов. Если ты хочешь заглянуть… в меня… то я сделаю это еще за сто долларов.