Сейчас я отчётливо понимаю — я существую как душа, и не подключён к телу. Поэтому не слышу Рой, поэтому такие чувства.
Сейчас я — душа в чистом виде.
«Ох…», — мои мысли отражались эхом в пространстве, — «Так вот… как ощущается смерть?»
Я умер? Моей души нет в теле. Она отсоединилась. Наверное, сердце не выдержало, я был на грани потери сознания, и ангельский портал мог меня просто добить. Или от падения умер.
Тревоги и сомнения пропали. Я не подключён к телу, гормоны не идут, мне нечем бояться. Эмоций ноль. Умирать… оказалось не так уж и страшно.
Только вот, наверное, обидно. Хотя обиды я тоже не чувствую, но мне кажется, это обидно. Упустить столько моментов, столько эмоций. Людей, событий, знакомств, друзей, развлечений. Передо мной множество огромных миров, тонны радости!
А я умираю и всё это пропущу.
Блин… умирать — это отстойно. Я бы… ещё пожил.
— Да уж… — где-то там, вдалеке, я слышу девичий двоящийся голос.
Я пытаюсь сфокусироваться на картинке из черепа и вижу, как над телом приближается тень. А затем вижу… длинные белые уши. Именно они первые и показались. А уже затем — чёрный зонтик и сама девочка.
— Как это в Египте ты оказался? — спросила Зайка, — И грызуны какие-то… и сердце…, — оглядывается она, прикрываясь от солнца, — Эх, Миша-Миша, ну какой же ты непоседа. Ну что-б ты без меня делал? Так бы и помер! Балбес.
Она несколько разу топает ножкой по земле. Я слышу, как разрывается земля под моей спиной, как тело резко проваливается и…
Темнота.
Всё снова пропадает.
* * *
*Пип*.
*Пип*.
*Пип*.
Медленно открываю глаза. До ушей доносятся какие-то гудки с левой стороны. Ощущения воды и глубины уже нет, зато вот тошнота и сонливость моментально вернулись.
Ох, хреново мне чота… о-ох…
«Рой?..»
«Слушаю»
«Я… жив?»
«Так точно»
Глаза слиплись, будто я проспал неделю. Зрение пытается сфокусироваться, но пока безрезультатно, всё мутное.
*Пип*. *Пип*.
Тело как железом залито! Не могу толком пошевелить. Но всё же удаётся медленно повернуть затёкшую голову на источник шума. Даже с мутным зрением мне удаётся отличить приборчик, который пульс показывает.
Затем я смотрю на свои ноги, ещё раз оглядываюсь и понимаю — я реально в больнице.
«Рой, анализ»
«Вы провели в коме три месяца. Лестница Иакова была практически фатальной для вашего организма, вы не совладали с откатом такой магии»
«Ох, отсто-о-ой…», — прохрипел я даже в мыслях.
«Благодаря моей регенерации и колонии в голове, мне удалось вернуть вас в сознание намного раньше естественного срока»
Я облизываю пересохшие губы и оглядываюсь. Да, точно больница. Зрение начинает возвращаться. Палата, причём знакомая — самая дорогая в нашем городе, я уже в такой лежал.
Пытаюсь пошевелиться и тут же ощущаю, что под правой рукой что-то есть. Круглое. С трудом поворачиваюсь и вижу… ядро. Дедушкино.
«Рой, откуда оно здесь?..»
«Судя по звукам, вам его кто-то подсунул парой часов назад. Звук был похож на кроличью нору. Такой же Зайка вас куда-то отправила»
Она подпихнула мне дедушкино ядро? Зачем? Не понимаю. Пока ничего не соображаю.
И тут я поворачиваюсь на левую руку, к которой было подключено множество датчиков, и к которой же тянулись катетеры.
Естественно…
Перевязанный бинтами обрубок вместо руки. Её нет по половину предплечья.
«Ну…», — пытаюсь не впадать в панику, — «Б-бате вроде три раза её отращивали… д-да ведь?..», — сглатываю, — «Главное… что я же на Земле, да?»
Дверь в палату открывается и в неё заходит медсестричка со столиком на колёсиках. Молоденькая девушка, блондинка, даже накрашена, видать аспирантка. Она что-то беззаботно напевала и наполняла новые пакеты для моих катетеров.
— Ля-я-ля-ля, пам-пам, тям-тям-тям… — покачивала она головой.
Она подошла к кровати.
— Б… — попытался прохрипеть я, — Б-ба…
Она замерла.
— Б-бабуш…
Медленно переводит взгляд вниз.
— Б-бабушку… — хриплю изо всех сил, — Надо позвать… бабушку…
— А-А-А-А! — заверещала она и, бросив пакет, со всех ног рванула в коридор.
Я устало облизываю пересохшие губы. Ну у вас тут и сервис, я фигею. Суккубы в аду были сговорчивее, в том борделе даже на чай звали. Хотя зачем мне там чай?
Снова обессиленно падаю, пытаясь начать соображать. Даётся с трудом. Я овощ, это прям физически ощущается.
Но… но!..
Жара нет. Мне даже немного прохладно. Маска не давит лицо, а постоянной тревоги и напряжения нет. И даже за окном… темно. Вечер! Не грёбанная Белое Солнце и вечный жаркий день, а вечер!
Несмотря на слабость и тупость, на отрубленную руку, сейчас я чувствую себя безопаснее всего.
Я… реально дома.
И под эту мысль я слышу знакомый, столь желанный звук огненного портала. Но не демонического. Не из Бездны. Я перевожу взгляд на центр комнаты и вижу… огненную воронку бабушкиного массового телепорта.
Пах! Из огня появляется несколько людей.
И повисла тишина.
«Пип»
«Пип»
«Пип»
Я смотрю на появившихся людей.
Вижу бабушку, в её привычном кожаном костюме. Вижу папу, сильно обросшего, с впалыми уставшими глазами. И вижу маму, сильно исхудавшую.
Сейчас все они, вся моя семья — ослабшая и больная версия себя.
Но… это они.
И всё наконец закончилось.
— С-сына… — мама увидела мои открытые глаза, все эти катетеры и провода, подведённые к моему маленькому телу, моё бледное лицо и отрубленную руку, — Сынок… Миша… МИШЕНЬКА!
И сделав шаг… она ко мне побежала. Со всех ног, со всех сил! Побежала, как до самого ценного, давно потерянного сокровища!
Упав на колени перед кроватью, она побоялась меня обнимать и сжимать, а потому, приложила голову к моей щеке, сжала мою худую детскую руку и громко заплакала.
Заревела во всё горло, увидев, как её пропавший сын возвращается из комы.
Отец пошатнулся. Он сглотнул и с распахнутыми глазами аккуратно шагнул в мою сторону.
— Миша… — прошептал он, — Господи, сынок!
На его глазах выступили слёзы. Никогда не видел, чтобы отец плакал. Никогда не мог этого представить. Даже слезинки.
Но он тоже плачет при виде моих ясных, живых глаз.
Бабушка застыла. Осталась она. Ведьма Апокалипсиса никогда не была эмоциональной, и полагаю, шок и радость создали в ней такую эмоцию, которую она не знает, как выражать. Её просто парализовало. Она не дышала, боясь, что спугнёт и потеряет меня вновь, своего любимого внука.
Но… мне самому есть что ей сказать.
— Баб… — прохрипел я.
Мама подняла зарёванное лицо, а папа сел с другой стороны кровати, боясь сдавить меня своей силой.
Я облизываю губы и под гробовое молчание… поднимаю ядро.
— Дедушка…
— … ч-что?..
— Душа… дедушки… — протягиваю сферу, — Всеволода… можно вернуть. Я забрал его… душу… из Ада.
Она аккуратно берёт сферу дрожащей рукой и испуганно на неё смотрит, заглядывая куда-то вглубь. И когда белый огонёк внутри откликается на касание и взгляд своей возлюбленной…
— О боже… — прошептала она, прикрывая рот, — Б-боже…
Её грудь затряслась, а по щекам покатились слёзы. Как у самой обычной маленькой девочки, у неё подкосились ноги, она опёрлась о стену, медленно осела на пол и, прикрыв лицо обеими руками, тихо заплакала.
Я улыбнулся и устало упал обратно на подушку.
Я рад всем этим слезам.
Всё это слёзы счастья. А им нужно только радоваться.
— Простите меня… — с улыбкой прошептал я, медленно переходя в плач, — П-простите… простите… — я заревел, глядя в потолок, — Простите.
Я держался целую неделю в буквальном аду, я не паниковал и шагал вперёд. Но сейчас всё это вырвалось наружу. Страх и переживания двухлетнего ребёнка.
Сегодня плакали все, кто был в этой палате.
