Он абсолютно правильно все понимал. Все-таки когда есть в коллективе мужчины, да еще и такие понимающие — жить становится как-то приятнее, а дышать — легче.

— Поможете мне астролябию установить? — задал риторический вопрос эльф.

Конечно, мы согласились безоговорочно, хотя ни я, ни Гасан и представить не могли, что именно трудовик имеет в виду. Отказать ведь решительно невозможно! У нас тут образовывалось Тайное Общество Киношки и Дастархана, и мы теперь были повязаны. До Того Самого Дня мы могли перемигиваться и планировать, а после него — вспоминать и грозиться повторить.

Если бы не завуч Елена Викторовна, которая прибежала в самый неподходящий момент и не начала втирать про списки, журналы, таблички, списки списков, списки табличек и списки журналов, можно было бы сказать, что день прошел неплохо.

Даже перетаскивание железных штуковин для астролябии — огромного металлического шара, который по задумке эльфа-трудовика и гномихи-директорши должны были украшать одну из клумб у школного крыльца — не стало проблемой. И душный разговорчивый Кох со сваркой — тоже. Его мы решили в свое тайное общество пока не брать, все-таки с Коха бы сталось к молодому вину и зелени притарабанить бырло и селедку, а потом побежать за догоном, притащить плохую водку и проблемы, и все испортить. Таких людей видно сразу, с ними нужно держать ухо востро, и ни в коем случае не садиться за один дастархан. Даже если это не люди, а орки.

Так или иначе — на работе вроде бы все налаживалось. По сути — нужно пережить приемку и первое сентября, а дальше уже все войдет в свою колею, и можно тянуть лямку и нести разумное, доброе, вечно. Или глупое, злое и временное — как получится.

От школы я решил пойти пешком, тем более — треники у меня имелись с собой, и я планировал сначала зайти в какую-нибудь столовую и устроить себе поздний обед, потом — искупнуться в речке, посидеть почитать прессу и мотнуть на турники. Тело требовало правильных нагрузок и регулярного питания, за эти недели я уже серьезно оброс мясом, и хоть и оставался худощавым, но весу набрал. Вон, Даша хвалила, мол мускулы, то, се…

Даша, кстати, не звонила. Не то, чтобы я прям думал, что теперь она у моих ног и должна вокруг меня увиваться, но… С другой стороны — я и сам не звонил. Я вообще не люблю звонить, лучше при встрече общаться.

Однако, несколько раз за день хватался за телефон и намеревался набрать ее номер — но всякий раз обрывал себя. Нечего! Пусть девочка думает, чего ей от жизни надо. Явно ведь она была озадачена моими словами про школу и Гутцайт… Вот вечером домой приду — пообщаемся. Если ее в Гомель на подработку не вызовут. А пока — еда, газетки, турники.

На турниках меня ждали пацаны. Я-то пребывал в благодушном состоянии духа, свежий после речки, отдохнувший… А они — с глазами как блюдца, бледные…

— Так, Белов — докладывай, что у вас случилось? — хлопцы-то подобрались не робкого десятка, тут явно дело не в бродячих собаках или одиноком алкашей. Явно что-то из ряда вон выходящее!

— Серафимыч, тут два каких-то типа приходили… Такие, ну… Мордатые! — Белов скорчил рожу и растопырил руки, изображая широкие плечи. — На бандитов похожие. Молодые! Сказали, что набережную они держат, и нельзя тут работать и гроши стричь без их крыши.

— А вы что? — я уже чувствовал жжение в груди, в голове снова били барабаны каппелевцев и поднималась откуда-то изнутри кипучая ярость.

— А мы сказали что вы бесплатно, мол, работаете. Не берете денег за тренировки! — вставился самый мелкий шкет, чернявый и смуглый, похожий на цыганенка. — А он мне ка-а-ак дал позатыльник, во! И сказал, что я гоню! А я не гоню! У меня теперь во — шишка будет!

— Шишка⁉ — у меня даже глаз дёргаться начал.

Скотина посмела распускать руки. Мразь решила что город принадлежит ему. Что эти турнички принадлежат ему. Что можно бить детей просто так, по собственному желанию. Я возненавижу сам себя, если спущу это ему… Им! Им всем, кем бы они не были.

В эти мгновения голос дракона и мои собственные мысли звучали в унисон внутри черепной коробки, и я прикрыл глаза, чтобы не напугать ребят. Чувствовал — желтое пламя сейчас горит во взгляде сильно, яростно…

— И че делать будем, Серафимыч? — взволновано проговорил Белов. — Не, если там деньги надо, чтобы этим отдать — вы скажите! Мои предки только за! Ну что мы тут с вами занимаемся, а не на гаражах тремся.

— И наши, и наши! — загалдели пацаны. — Они когда на пляж идут — смотрят. Им нравится! Мы попросим, скинемся! Скажите, что делать — мы сделаем!

— Что делать? — переспросил я. — Разминку делать! А потом будем отрабатывать подъем махом вперед. Итак, погнали снизу — разминаем голеностоп, сначала правый, потом — левый… Делай как я: раз-два-три-четыре…

Еще я из-за всяких быков тренировку пропускать буду. В гробу я их видал. Или — увижу.

— МЫ ИХ СОЖРЕМ, — уверенно сказал дракон, пока я разминал голеностоп. — ОНИ САМИ ПРИДУТ К НАМ, А МЫ БУДЕМ ИХ ПОЖИРАТЬ — ОДНОГО ЗА ДРУГИМ.

Я мог быть не согласен с его подходом, но общие цели на сей раз разделял. Уроды перешли все границы. Дальше будет много хуже, если не остановить их прямо сейчас. Завтра.

если я правильно помню — на наукообразном языке «с больной головы на здоровую» — это есть «трансфер» или «перенос». или — «контрперенос»? Или есть другие умные слова? я знаааю меня читает минимум три ортопеда и два психолога, и целая куча педагогов. и ещё люди близкие к медицине в целом и психиатрии в частности. Как правильно-то? Чувствую, со второго тома точно будет конкурс названий для глав в комментах)))

поправлю опечатки и добавлю некоторые связки завтра в течение дня. думаю, это предпоследняя глава

— Значит, лопатка? — Рыбак глядел на меня испытующе. — В прошлый раз, когда ты тут, на моем крыльце устроил Фермопилы двум бугаям, то купил выкидуху. И даже не раскрыл нож во время драки, сбил с ног верзилу одним ударом. Думаю, и без меня справился бы, да? Я тогда вышел на улицу не для того, чтобы защитить тебя от них, понимаешь? Все было наоборот. Так зачем тебе лопатка, Пепеляев?

Я совершенно не помнил, называл ли ему свою фамилию при первой встрече, но в таком маленьком городе как Вышемир чаще всего подобные мелочи никого не интересовали. Пятьдесят, семьдесят тысяч населения, половина из которых живет в частном секторе. Большая деревня. Вёска, если по-белорусски. Тут все всех знали — в той или иной степени.

— Лопатка… — мой взгляд остановился на до боли знакомом шанцевом инструменте, который висел на стеночке, в брезентовом чехле. — Понимаете, господин Рыбак, я обнаружил некоторое дерьмо, и его следует закопать немедленно. Такие дела не следует откладывать в долгий ящик.

— Некоторое дерьмо? — Рыбак снял лопатку с держателя на стене и взвесил ее в руке. — Пожалуй, вам понадобиться точильный камень. Заводская заточка штыка тут ни к черту… Но поймите меня правильно: в тот раз вы говорили о козлином мясе, в этот раз — о дерьме. Это не может не наводить на вполне определенные мысли. Вы человек мужественный и бывалый, это видно — несмотря на молодость. И у вас активная жизненная позиция, вы не отступаете и не проходите мимо того, что идет вразрез с вашими принципами, да?

Я пожал плечами:

— Всегда считал себя интеллигентом и человеком, склонным скорее к размышлениям, чем к скоропалительным действиям. Но терпеть воняющее дерьмо под самым своим носом — это так неинтеллигентно, понимаете?

— Очень, очень хорошо понимаю, — хозяин магазина положил на прилавок лопатку и точильный камень. — Знаете, я хочу вас уверить — вы не один такой. Вы вернулись со службы, с войны, увидели, во что превращается родной город, и как у всякого настоящего вышемирца, у вас защемило на сердце, верно?

— О, да. Очень верно, — откликнулся я.

Разруха, вот как это называлось. А если смотреть в самый корень — то ровно по профессору Преображенскому: разруха в головах, вот с чего все началось. Однако, Рыбак явно клонил к чему-то конкретному. Он точно хотел предложить какое-то решение, и мне действительно хотелось его услышать, это самое предложение.