— Там ваши дети, — сообщил ливрейный. — Полдничают…

Гость, не дослушав, дернул ручку двери на себя и вошел в комнату, где остановился за порогом. Прямо перед ним, за столом, накрытым белой скатертью, сидели Миша, Маша с Антониной Серафимовной, причем сыну был поставлен специальный детский стул. Дочь пила чай из чашки, запивая им печенье, от которого откусывала по кусочку. Миша ел конфету и, зачерпывая чай из чашкиложечкой, громко хлюпал, втягивая его в рот. Антонина Серафимовна наблюдала за детьми, улыбаясь своим мыслям. Все трое были так погружены в это занятие, что не сразу разглядели гостя.

Ливрейный поставил чемоданы за спиной Несвицкого и тихо удалился, аккуратно затворив дверь за собой. Николай шагнул вперед, и тут его заметила Маша.

— Папа! Папочка!

Она бросила печенье, соскочила на пол и помчалась к Николаю. Подхватив дочь на руки, он расцеловал ее в румяные щечки, получив в ответ такие же поцелуи. Дочь обняла его за шею и затихла.

— Папоська! — заголосили рядом. Это Антонина Серафимовна поднесла Несвицкому сыночка. Николай переместил дочь на одну из рук, а свободной подхватил и Мишу. Чмокнул его в лобик. Тот клюнул Николая в щеку, выпачкав перемазанными в шоколад губами, после чего, обняв за шею, замер. Некоторые время они так и стояли молча. Только Антонина Серафимовна, всхлипывая, вытирала слезы с глаз.

— Что вы? — укорил ее Несвицкий. — Я ж вернулся.

— Дети так скучали, — вздохнула няня, она же мать реципиента тела Николая. — И мы с Мариной…

— Теперь уж точно не расстанемся, — сообщил Несвицкий. — Закончилась моя командировка.

— А ты пливез подалки? — поинтересовался Миша.

— Разумеется, — заулыбался Николай. — А ну-ка, мои милые…

Опустив дочь с сыном на пол, он открыл один из чемоданов и откинул крышку.

— Выбирайте! — предложил заинтересовавшимся детям. — Тут куклы всякие, машинки, игры — все что в магазинах Греции нашлось.

Радостно воскликнув, сын присел на корточки у чемодана и начал извлекать коробки и пакеты. Все они немедленно вскрывались, их содержимое встречалось радостными воплями. Мише деятельно помогала старшая сестра. В эту суматоху влез и Барсик. Некогда подобранный Машей уличный котенок превратился в рыжего котяру, наглого и хитрого. Покопавшись в содержимом чемодана, Барсик выудил оттуда тапочек из меха и, взяв в зубы, потащил его в сторонку.

— Эй, куда? — Несвицкий возмутился. — Быстро положил обратно!

Барсик, словно не услышав, порскнул под диван.

— Не отдаст, — сказала Антонина Серафимовна. — Все, что из меха, небольшое, он считает за свои игрушки.

— Грабитель! — сморщился Несвицкий. — Я Мише тапочки купил, они красивые, с помпонами. Ну, ладно, тигр засушенный, с тобой мы позже разберемся. Антонина Серафимовна, теперь для вас подарок.

Он вытащил из второго чемодана шубу из коричневого меха и набросил ее на плечи женщины.

— Носите! — сообщил, довольно улыбаясь. — Это мех шиншиллы. Продавец сказал, что очень теплый — как раз для наших зим.

— Николай, но это очень дорого, — растерялась Антонина Серафимовна.

— Не дороже денег, — махнул рукой Несвицкий. — Мне много заплатили, но не везти же их экю сюда? Поэтому и накупил подарки, — шагнув вперед, шепнул на ухо женщине: — Носите, мама.

— Спасибо, Коля, — Антонина Серафимовна чуть слышно всхлипнула. — Про Марину не забыл?

— Нет, конечно.

Отступив, Несвицкий наклонился и достал из чемодана длинное манто из норки серебристо-голубого цвета, с пушистой оторочкой капюшона, еще, вдобавок — по запаху и на рукавах. Развернул его перед восхищенной женщиной.

— Как вам?

— Красота какая! — воскликнула Антонина Серафимовна. — Тоже в Греции купил?

— Там, — подтвердил Несвицкий. — В Греции все есть.

— Но зачем им шубы? Там тепло зимой.

— Для туристов шьют, к ним со всей Европы едут. Они их обувают… — он засмеялся. — Вернее, одевают люд из северов. Жулики, конечно, но шубы шьют неплохо, а мне в посольстве подсказали, где купить хорошие.

— Что тут происходит? — внезапно прозвучало от дверей.

Николай и няня обернулись. У входа, уперев ладони в боки, замерла Марина.

— Здравствуй, милая! — заулыбался ей Несвицкий. — А мы тут раздаем слонов. Тебя я тоже не забыл.

Подойдя к жене, он накинул ей манто на плечи и, обняв, шепнул на ушко:

— Скучал по вам, любимая!

Он расцеловал супругу в щеки, в губы.

— Не очень ты спешил к семье, — вздохнув, ответила Марина. — Теперь подлизываешься с этой шубой. Норка, голубая? — спросила, поднеся к глазам рукав манто.

— Silver blue, — кивнул Несвицкий. — Королевское манто, для греческой принцессы шили, но я перекупил, поскольку нефиг. У меня своя принцесса дома.

— Врешь ведь? — хмыкнула Марина.

— Я⁈ — Несвицкий возмутился. — Да честней меня нет человека в мире!

Возразить Марина не успела. Набежали дети и стали хвастаться игрушками. Сын держал в руках машинки — и сразу две, а Маша — куклу в подвенечном платье. Пришлось Марине похвалить подарки, сказать им, что игрушки замечательные. Довольные ребята убежали, а супруга упрекнула Николая:

— Зачем им сразу все отдал? По одной бы лучше было. Теперь все разбросают.

— Пускай, — Несвицкий улыбнулся. — Зато какое счастье детям! Сама же видела.

— Ох, Коля! — Марина обняла супруга и прижалась щекой к его щеке. — Так по тебе скучали! А ты не ехал…

— Дела не отпускали, — сообщил Несвицкий. — Там тысячи больных, и без меня они б не выжили. Сама же врач, прекрасно понимаешь.

— Ты, значит, просто их лечил? — Марина отстранилась. — А кто мосты взрывал, сбивал там вертолеты?

— Не я.

— Не ври! Сама в газетах прочитала.

— Нашла кому поверить — журналюгам. Они соврут — недорого возьмут.

— Коля!

— Нет, честно, — он делано обиделся. — Сидел в больнице, чаровал раствор и плазму и никого не трогал.

Она насупилась.

— Марина, Николай, — к ним подошла Антонина Серафимовна. — Попейте чаю. Возьмите бутерброды, сладости.

— Вот это правильно, — одобрил Николай. — Есть хочешь, дорогая? А я проголодался.

— Ладно, — Марина сбросила манто на руки няни. — Ну, чай так чай.

Няня увела детей, оставив их одних. Едва присели, как из-под дивана вылез Барсик и, подбежав к столу, требовательно мявкнул.

— Сначала тапочек отдай, — сказал ему Несвицкий. — Грабитель…

Кот призадумался, затем метнулся под диван и возвратился с тапочком в зубах, положил его у ножек стула Николая.

— Вот это правильно. Держи.

Несвицкий сунул ему ломтик ветчины. Кот взял его зубами и гордо удалился под диван.

— Что это было? — фыркнула Марина.

— Да тапочек стащил, котяра. Для Миши приобрел на сдачу.

— Он снова украдет, — Марина засмеялась. — Кот обожает меховые вещи.

— Лишу обеда.

— М-мяу! — возмущенно раздалось от дивана.

— Поговори мне! — пригрозил Несвицкий.

— Пей чай, — Марина прыснула. — Раз ты голодный…

Пока муж занимался бутербродами, супруга не сводила с него глаз.

— А ты помолодел, — заметила, когда тарелка опустела. — Ожог с пропал с лица. Борис мне говорил, что там у вас курорт, а я не верила. Считала, что это командировка в ад.

— Борис не врет, — Николай отпил из чашки. — Чистейший горный воздух, отличная еда и дружественное население.

— Добавь: смертельный вирус и война.

— Ну, с этим справились, — он махнул рукой. — Рассказывай: что тут у вас?

— Да ничего особенного, — Марина развела руками. — Вот разве что… К нам цесаревна приходила. Сказала, что по возвращению поступишь к ней на службу.

— С чего бы это? — хмыкнул Николай. — Вот прямо разбежался!

— Объяснила: республика войдет в состав империи, и ее граждане получат подданство Варягии, мы с тобою в том числе. А в империи волхвы обязаны служить там, где им прикажут.

— Я откажусь от подданства империи.

— А, что, так можно? — Марина удивилась. — И кто ты будешь?

— Апатрид, лицо без гражданства. Поскольку я теряю его по уважительной причине — в связи с исчезновением страны, в которой жил, то подпадаю под действие конвенции о защите прав апатридов. Империя ее ратифицировала. Короче, я лишаюсь права избирать, быть избранным, которое и так не нужно. Зато меня нельзя призвать на службу даже в войну — лишь только по желанию. Мне надоели генералы, придворные и прочие дебилы в форме. Не собираюсь им больше подчиняться.